Еще один час прошел без каких-либо происшествий.
Люк вздрогнул. Голова была пустой. Он продолжал держать свой фонарик направленным во тьму. Свет от него стал уже слабым и неясным. Скоро ему придется воспользоваться запасным фонариком Фила. Но его тело было закутано в успокаивающее тепло зимнего спального мешка, и ему не хотелось двигаться. Не сейчас. Впервые за день он почувствовал хоть какую-то капельку комфорта.
Дом храпел. Снова уснул рядом с ним.
Люка тоже потянуло в сон. Не взирая на угрозу смерти, он уже начал клевать носом, но потом резко проснулся, похолодев от страха и крепче сжав фонарик.
Без сна можно было и не думать о завтрашнем походе через тьму его царства. Каждый мускул истощенного тела ныл, позвоночник превратился в сплошной столб боли.
Можно было разбудить Дома, чтобы тот подежурил, пока он вздремнет часок. Но Люк не был уверен, что тот не заснет. Дому требовалось больше сна, чем ему. Колену необходим был отдых. Каждая минута сна, обеспеченная Дому, увеличивала их шансы на выживание. На следующий день Дом будет более внимательным, пока он будет прокладывать путь из этого древнего ада.
Люк обустроил свое место и встал на колени внутри своего спального мешка. Дом всем весом упирался ему в ребра. Конечно, он не сможет заснуть, стоя на коленях. Дрожа от холода, он потянулся и взял фонарик Дома у того с коленей. Потом поднял оба фонарика на уровне пояса и направил бледные лучи на землю по обе стороны от того места, где они сидели перед сморщенной палаткой.
Так он просидел без движения двадцать минут. Потом еще пятнадцать. Ритм дыхания товарища убаюкивал его. Насколько все-таки важна была для Дома каждая секунда сна…
Люк резко открыл глаза, почувствовав, что на секунду их закрыл. Они с Домом были не одни на этом холме.
Пока он проваливался от истощения в манящую, успокаивающую кому, какая-то его часть оставалась бдительной. Некогда забытый, но теперь активированный и тщательно отстроенный участок мозга, который иногда будил его, если в его квартире раздавался звук, превышающий по громкости мышиную возню, скрип балки, или вибрацию трубы в стене. Та его часть, которая отвечала за противоестественные ночные звуки, мгновенно оживила мозг без всякой зевоты и оцепенения, свойственных обычному пробуждению.
В ослабшем свете фонарика он видел не дальше чем на десять-пятнадцать футов. Даже край холма давно исчез в сумраке туманной ночи. Ближайшие к палатке камни были еще видны и излучали в темноте странное голубоватое свечение, но при попадании прямого света становились белыми как морские раковины.
— Дом.
Дом по-прежнему спал, навалившись на него всем весом. Торчащие лопатки давили в такт мерному дыханию. Справа, между палаткой и южным краем холма, не далее чем в двух метрах от первой оттяжки, Люк заметил фигуру, которой раньше там не было.
— Дом.
Фигура не двигалась. Неподвижная, как камень, длинная как поваленное дерево в лесу, ее нельзя было заметить случайным взглядом или боковым зрением. Темная фигура, которую даже самый бдительный охотник мог рассмотреть лишь со второго раза.
Люк даже боялся посветить фонариком. Он не хотел смотреть.
Он сглотнул. Захныкал, — Дом.
Дом забормотал что-то во сне.
И тут ближайшая часть тени, попавшая под жидкий свет фонарика, шевельнулась. Приподнялась не более чем на пару дюймов, как крадущаяся кошка перед следующим шагом по направлению к жертве.
Люк подобрав под себя затекшие ноги, встал на корточки и изо всех сил заорал. Направив луч фонарика прямо на фигуру, он отбросил другой фонарик, чтобы выхватить из недр спального мешка нож.
То, что пришло за ними по склону холма, прижалось к земле, напуганное криком. В скачущем белом свете черная фигура сжалась от света, потом быстро ретировалась, буквально растворившись во тьме. Это было нечто, покрытое шерстью, блестящее как нефть.
Люк пошарил в теплых недрах спального мешка в поисках ножа. Его пальцы скользнули по нейлону, молнии, его собственной ноге. Пусто. — Дом!
Дом проснулся. Окоченевший от страха, он прижался всем телом к животу Люка.
Время словно остановилось. В воздухе повисло напряжение, как бывает перед смертельным броском диких зверей.
Царапая камни чем-то похожим на кость, оно удалялось вниз по склону, во тьму, подальше от света фонарика. Это могло быть игрой воображения, но Люк почувствовал, что длинная фигура бросилась по-паучьи в сторону, и исчезла за палаткой. А потом переместилась к тощему силуэту ели, или просто возникла там. Потому что теперь она двигалась в полный рост за стволом дерева у дальних границ света от фонарика. Затем она еще немного приподнялась, зашла за ствол, и, кажется, обошла его на невидимых конечностях, длинных как ходули. Или это просто тени, отбрасываемые фонариком, зажатым в дрожащей руке?
Люк встал. Тусклый свет фонарика выхватил из темноты дерево, и скользнул по тому, что могло быть длинными тонкими качающимися ветвями или чем-то совершенно иным.
Нащупывая свой фонарик и нож, Дом бормотал что-то нечленораздельное у Люка под ногами.
Длинная тонкая фигура, похожая в скользящем свете фонарика на ветки, приподнялась еще выше. При виде этого у Люка будто все расплавилось внутри, а потом он вообще перестал ощущать свой желудок.
Люк обошел вокруг Дома и бросился к дереву. По пути он опустил правую руку и схватил тяжелый камень из кучи, придавливающей оттяжку. Он размахнулся и как бейсболист, что есть силы, бросил в дерево камень.
За жутким звуком удара камня о плоть последовал оглушительный вопль. После броска Люк отскочил назад. Но не успел он выпрямить спину, как что-то мелькнуло из-за дерева и ударило ему в голову.
Глаза ослепила белая вспышка боли, и Люк провалился в кромешную тьму.
42
Илистый свет просочился сквозь полузакрытые веки и усилил боль в голове. Люк испытывал тошноту, замешательство и не понимал, где находится. Лицо и шея были влажными и холодными.
Голова будто увеличилась в размерах, стала какой-то неповоротливой и бесформенной. Что-то мокрое нависало над одним глазом и загораживало свет.
Под голову вместо подушки был подложен рюкзак. Согнутая под неудобным углом шея ныла. Он приподнялся на локте и прищурился. Пустой желудок пучило от газов.
Тент палатки хлопал на ветру как парус. Люк увидел его, скосив один глаз. Его тело было накрыто двумя спальными мешками. У ног, под стальной кастрюлей шипел голубой огонек маленькой печки. Он вытянул руку и осторожно потрогал ту часть лба, откуда грозовыми раскатами распространялась по всему телу боль. Голова была обернута чем-то мягким, давящим на уши, и стягивающим затылок. Он сглотнул сухим распухшим горлом. Вода. Ему очень нужна вода. Он закашлялся. — Дом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
