class="p1">Ее речь и в детстве часто изобиловала интересными фактами, цитатами, данными исследований. Лера всегда была ботаником. Но, признаю, ботаником, с которым никогда не соскучишься.
Вскоре Нестеров выходит из палатки и сразу принимается разводить огонь в костре. Хорошо, что он не подходит к нам, потому что столкнуться с ним сейчас я не готова. В ходе беседы о пользе и вкусовых качествах морских деликатесов мне удается немного прийти в себя и если не стереть образ обнаженного мужчины из своей головы, то хотя бы сделать его менее ярким.
Лерка тщательно вымывает чищеный гребешок в воде и просит меня помочь ей отнести его в лагерь, откуда уже пахнет дымом, а над кострищем змеятся яркие огненные языки.
Стараясь не смотреть на Марка, привычно устроившегося с папкой-планшеткой на одном из туристических ковриков, я вместе с Дубининой раскладываю половинки плоских раковин на металлической решетке.
Мы вытаскиваем из сумки-холодильника сливочное масло, раскладывая в каждую ракушку по маленькому кусочку, а сверху посыпаем заранее приготовленным тертым пармезаном.
Запекаясь на огне, молюски источают такой умопомрачительный аромат, что отходить от костра не хочется, и я наблюдаю за тем, как тают кусочки масла и пузырится сыр, плавясь от высокой температуры.
Лера снова приносит шампанское, которое Ник разливает по высоким бокалам, однако пьет она сегодня в одиночестве. Несмотря на то, что прохладное игристое вино выглядит крайне соблазнительно, я предусмотрительно отказываюсь от алкоголя. Сахаров и, почему-то Нестеров тоже, следуют моему примеру.
В любом случае, мое сегодняшнее свидание не сорвется, что бы Марк об этом ни думал. Я до сих пор не знаю, верить ли его словам о том, что он не подсыпал Нику снотворное. Разве мог Сахаров уснуть, зная о том, что я его жду? Или я действительно самовлюбленная эгоистка, с самомнением выше сопки Холодильник?
«А даже если и так, то что? — вскидывается чертенок, отчего-то задетый этими мыслями. — Хорошее самомнение — это не так уж плохо, Милашечка. Без него сейчас не проживешь. Иначе и оглянуться не успеешь, как такие как Маркуша, первыми станут вытирать об тебя ноги».
Разве? Тогда почему Нестеров так рьяно защищает Леру, а меня считает олицетворением Мегеры?
Чертенок успокаивающе гладит меня по левому плечу:
«Прекрати сомневаться. Плевать, что он думает. Ты — совершенство, а его мнение тебя волновать не должно».
Тогда почему волнует?
Ответа на этот вопрос мой невидимый собеседник не знает, а если и знает, предпочитает оставить его при себе.
Мидии еще варятся в небольшом котелке на углях, а гребешок готов и мы, обжигая пальцы, осторожно подцепляем нежную, покрытую коричневатой корочкой расплавившегося сыра, мякоть. Макаем в горячее масло кусочки лепешек. То ли мы слишком проголодались, то ли на природе вкусным кажется всё, то ли благодаря поварскому таланту Дубининой, мне кажется, что я никогда не ела ничего вкуснее.
Мужчины, в чьих демонстративно прохладных отношениях после недавней ссоры, кажется, наступила оттепель, рассказывают какие-то веселые истории о совместных студенческих приключениях. Оказывается, они заканчивали один и тот же вуз, там и подружились. Вместе они увлекались парусным спортом и скалолазанием, вместе ходили в походы и развлекались на студенческих вечеринках.
Лерка смеется над их байками, вспоминая время собственного обучения, а я молча слушаю, глядя на тлеющие угли костра. На фоне их яркой, полной увлекательных приключений и интересных событий жизни, мое собственное существование внезапно начинает казаться мне скучным и пресным.
У меня в запасе нет ни одной такой истории. После окончания школы я просто существовала. В подтверждение данной мне Нестеровым характеристики, меняла неподходящих мужчин одного за другим, выгуливала платья на скучных до скрежета зубов мероприятиях, ждала Антона из вечных командировок и неизменно ругалась с соседкой за парковочное место. Жила, как гребешок, спрятавшийся в своей раковине и изредка выглядывающий из нее, чтобы поразглядывать окружающий мир сотней спрятанных в мантии глаз. Такая себе биография.
От таких мыслей настроение становится угрюмым и мрачным. До этого момента мне казалось, что всё в моей жизни размеренно, спокойно и правильно. Не хуже, чем у других. А теперь всё выглядит так, словно четверть века прожита мной впустую.
— Прогуляемся по берегу? — предлагает Лерка, наевшись. — Солнце еще не село. Кажется, закат сегодня обещает быть впечатляющим.
Ник вынужденно соглашается, а я, понимая, что не хочу продолжать слушать их щебетание, неизменно ощущая при этом собственную неполноценность, отрицательно качаю головой. Нестеров тоже отказывается, снова потянувшись к карандашу и папке-планшетке.
Закат действительно будет красивым. Пока мы ужинали, небо стало еще ярче и продолжает алеть с каждой минутой.
Не желая оставаться с Марком наедине, проверяю айфон, успевший зарядиться наполовину. Считая, что этого вполне достаточно для того, чтобы снять несколько красивых видео, отсоединяю его от пауэрбанка. Всовываю в прозрачный гидрочехол.
— Куда-то собралась, милая? — лениво интересуется Нестеров.
Зная, что вскоре похолодает, надеваю поверх купальника футболку и шорты. Пожимаю плечами.
— Хочу выйти в море на сапе, поснимать немного видео для контента, пока освещение красивое.
Марк не поднимает глаз от своих рисунков, не прекращая водить карандашом по бумаге, но я интуитивно чувствую, что ни одно из моих движений не остается для него незамеченным.
— Я бы не советовал, — хмурится он.
— Не советуй. Но я не припомню, чтобы интересовалась твоим мнением на этот счет.
Нестеров все-таки переводит тяжелый взгляд с рисунков на меня. Произносит серьезно:
— После обеда поднялся ветер, милая. В море может быть неспокойно и опасно.
А может и не быть. Вопреки его словам, ветер легкий, а волны почти не заметны. Меня мало волнуют подобные предостережения, и я все-равно сделаю так, как хочу. Причем, после предостережений я точно не отступлюсь, исключительно ему назло. Но, уже обернувшись, чтобы уйти, внезапно оборачиваюсь:
— Хватит называть меня «милая», Нестеров. Это бесит, знаешь ли.
Он усмехается с довольным видом:
— Просто с некоторых пор мне кажется жутко ироничным, что имя с подобным значением досталось тебе — той, по сравнению с которой милой может показаться даже фурия в аду.
По его взгляду понимаю, что после моей просьбы Марк, тоже исключительно назло, будет называть меня «милой» в три раза чаще.
Фыркаю раздраженно и, не удостоив его ответом, отправляюсь на пляж, где сложены для просушки разноцветные сап-доски. Переворачиваю сине-фиолетовую вверх дном, принимаясь прикреплять черный пластиковый плавник.
— Другой стороной, — ехидно комментирует Нестеров, бесшумно подошедший сзади и своим неожиданным появлением заставивший меня вздрогнуть. — Переверни плавник, милая.
Мысленно чертыхаюсь. И без него бы как-нибудь разобралась. Но Марк не сдается:
— Помощь нужна?
— Нет, — резко отвечаю я, перевернув плавник и вставив
