богатейшую страну Европы, оторвать от неё лакомые кусочки, пограбить вдоволь да подорвать сильнейшего торгового конкурента. Именно так, и не более того. Но никак не открытая война против сильнейшей армии Европы, за считанные недели разгромившей две германские армии. «Нет, нет и нет», – отвечали на просьбы о немедленной помощи многочисленных посланников «угнетённых монархов Европы» их католические единоверцы в Париже и Мадриде. Максимум, на что могли рассчитывать послы, оставшиеся без своих государств, было возможное вступление в войну с Новороссией Испании и Франции в случае победы шведской армии и захвата Берлова, бывшего Берлина.
Получалось, что шведам захват Берлова был необходим для начала перемирия с Новороссией на западе или перевода боевых действий в вялотекущую стадию как минимум для активной обороны от Московской Руси на востоке. В свою очередь, испанцам и французам поражение русов позволяло надеяться на успешные действия своих войск против Петербурга.
Испанцы уже присматривались к Папской области, которую намеревались захватить под предлогом защиты от казаков. Французы лелеяли мечты о возвращении бывших южных территорий, выходе на побережье Средиземного моря, дававшего неплохую прибыль от торговли со странами Леванта.
Естественно, всё это знали и понимали в Петербурге, потому и готовили операцию против шведов так тщательно и скрытно. Были вырыты сотни вёрст траншей, построены десятки вёрст чугунки, подвезены тысячи тонн боеприпасов. Однако от применения реактивной артиллерии Седов решил отказаться, не стоило раньше времени давать толчок гонке вооружений. Достаточно наворотили магаданцы в мире, чтобы показывать нетрадиционные виды оружия будущим противникам.
Наступление шведов началось ранним вечером 16 августа, когда округа на многие десятки вёрст во все стороны была обложена густыми облаками, пошёл нудный моросящий дождь. Все шведы, от рядовых до генералов, поняли, что подобная погода продержится не меньше трёх дней. Три дня шведы будут лишены воздушного контроля и смертельно надоевших налётов с воздуха.
– Господа, само Провидение на нашей стороне, Господь даёт нам шанс добраться до Берлина! В бой, господа, только вперёд! – Такой непривычно короткой речью напутствовал своих офицеров главнокомандующий южной шведской группировки генерал Шлиппенбах.
Проводив посетителей штабной палатки, генерал зашёл за ширму и осторожно опустился на колени в своей походной молельне:
– Господи, дай нам эти три дня! Дай мне только три дня, и я захвачу Берлин! Только шведы достойны править Европой, ты же знаешь, Господи!
Огромные массы шведской армии пришли в движение, спешно снимаясь с места. Отборные части конницы двигались вдоль чугунки Варшава – Берлов скорой рысью, не сомневаясь, что с помощью идущих сзади бронепоездов легко прорвут линию обороны русов. В эту кампанию русы ни разу не держали оборону долго, даже рельсы чугунки ни разу не испортили при отступлении. Не считая, конечно, попаданий бомб во время воздушных налётов. Так было и в эту ночь, ночь всеобщего наступления, когда передовые части русов попытались открыть огонь из ружей, но были расстреляны орудиями передового бронепоезда за считанные минуты.
Лавина шведских и польских всадников хлынула вперёд, надеясь добить русов. Увы, позиции русов оказались пусты: не считая нескольких трупов, выжившие успели скрыться в лесу. Не веря своему счастью, шведы выслали конную разведку, подтвердившую, что путь на Берлин свободен! Никого на расстоянии в пару миль нет вдоль чугунки. Бронепоезда, сопровождаемые воинскими эшелонами, неторопливо догнали галопирующих разведчиков и двинулись в глубь Новороссии.
– Даже на этой скорости, не обгоняя конную разведку, поезда смогут добраться до Берлина всего за сутки, если не меньше. Посмотрим, что скажут проклятые схизматики, – шептали губы многих шведских офицеров, – когда на Берлин обрушится огромная мощь пяти бронепоездов! Да десять эшелонов пехоты, идущих за бронепоездами! Нам лишь бы сутки-двое продержаться до подхода всей армии! Не будет проклятых самолётов, и мы продержимся!
С каждым часом безудержного движения на запад всё веселее ликовали простые бойцы и молодые офицеры, не замечая, как мрачнеют лица опытных унтеров и старших офицеров. Те помнили сражения с русами, лично знали многих русских офицеров и не верили в такую удачу. Не могли быть русы глупее шведов, что бы про них ни говорили пасторы и генералы! Да каждый опытный офицер или просто старый вояка давно уже знал бы о прорыве шведов. Тем более что с русскими офицерами связи любое сообщение передавалось почти мгновенно на огромные расстояния. Значит, передовые части русов давно сообщили о прорыве бронепоездов, куда же мы едем так быстро и почему нам никто не сопротивляется? Именно такие мысли тяжёлыми кулаками били в головах опытных солдат и офицеров, с трудом сдерживавших желание немедленно спрыгнуть с поезда под откос и бежать в лес, настолько опасным представлялось пребывание в вагонах.
Но шёл час за часом, движение поездов тормозилось или ускорялось, даже иногда заваливались немного набок вагоны на крутом повороте. Неожиданно раздался визг резкого торможения, все бойцы бронепоездов схватились за поручни, простая пехота падала друг на друга, упираясь в передние стенки вагонов. Вперёдсмотрящие высунулись из вагонов, окликая всадников сопровождения:
– В чём дело, бойцы? Завал впереди, что ли?
– Да нет, что-то странное: дорога кончилась, похоже.
– Как так, разобрали рельсы?
– Рельсы целые, но загнуты кверху. И насыпи нет дальше, – удивлённо передал всадник, гарцевавший возле передового вагона. А его сосед добавил:
– И просека закончилась, нам некуда ехать.
В этот момент раздались сотни взрывов от вышибных зарядов, заложенных под линией чугунки. Страшный скрежет загибавшихся толстенных рельсов, хлопанье рвущихся стальных креплений, разрывы шпал, крики напуганных бойцов и ржание раненых лошадей – весь этот кошмар не оставлял никаких сомнений в провале наступления.
Две-три минуты спустя насыпь резко просела, опрокинув бронепоезда на левый бок, именно на ту сторону, куда выходили двери большинства вагонов и тепловозов. Запертые в опрокинутых вагонах бойцы страшно кричали, пытаясь пробить стенки вагонов, вылезали в узкие окна. Раздались первые выстрелы, кавалеристы лихорадочно разворачивались назад, стремясь уйти из ловушки. Даже самый тупой боец понимал, что русы опять обманули своих врагов, поймали их в западню.
– В лес, всем уходить в лес! – попытался взять командование на себя моложавый полковник из конных поляков.
Одиночный выстрел из леса прекратил эту попытку поляка навести порядок, после чего вспыхнули десятки прожекторов на вышках, возвышавшихся над лесом с обеих сторон западни. И усиленный динамиками голос приказал, по-русски, разумеется:
– Вы окружены, сдавайтесь. Условия обычные: офицеры смогут выкупиться, остальные отработают свою свободу.
– Пся крев! – Выстрелили в прожекторы поляки сразу из десятка кавалерийских револьверов.
В ответ с каждой вышки ударила одна не очень короткая очередь, но из крупнокалиберного пулемёта. Пули разрывали тела всадников и коней на части, раненые умирали от болевого шока
