Лиля пришла со своим экспертом, который около часа изучал изделия. Результат ошеломительный:
– Изумительные бриллианты! Оправу стоит чуть подправить, но с учетом ценности камней весь комплект стоит несколько больше миллиона долларов.
– Я продаю комплект за один и две десятых!
– Возможно, Чуркин, вы и правы… Итак, госпожа Мамаева, я, как ваш эксперт, одобряю цену. Этот комплект стоит миллиона двухсот тысяч.
Лиля молчала минуту. Она знала, что таких денег Никита не даст. Не потому, что жадный, а потому, что их просто нет… Но она знала и другое – вчера ночью уставший Мамаев с гневом сообщил ей, что олигарх Храповицкий предложил ему взятку в два миллиона. Облегчив душу, министр повернулся на правый бок и заснул, а Лиля, шевеля губами, подсчитывала, что она сможет купить на эти деньги…
– Хорошо, Чуркин, я беру эти штучки. Но мне нужна неделя. Деньги не такие большие, но я же их не под подушкой храню… Вы наличными возьмете?
– Именно – наличными!
* * *
Когда парочка скрылась в подъезде, Сытин влетел в машину и нацепил наушники. Они, должно быть, уже в лифте – очень опасное место… Так! Быстренько они познакомились…
– Ой, Олег, я боюсь вас испачкать. Держитесь от меня подальше… Это ваша квартира?
– Да, но вы, Верочка, будете её последним гостем.
– Почему?
– Я её снимал, но деньги вдруг кончились… Придется опять в общежитие, где грязь, шум и никакой личной жизни… И питание будет скудное. Через три дня перехожу на хлеб и воду.
– Мне так жаль вас, Олег… Я боюсь, что вы не согласитесь, если я предложу вам деньги. Я готова оплатить и квартиру, и всё остальное… Ведь вы не согласитесь?
– Соглашусь!
А Верочка и не сомневалась, что он согласиться. Ей было смешно видеть счастливое лицо этого Альфонса. Он уже решил, что подцепил золотую рыбку, но скоро она сорвется с крючка, махнет хвостиком и уплывет к Леше Сытину… Какие они разные люди! Этот белобрысый хам продает свою любовь, а тот, который сидит в Опеле, не хочет взять то, что она готова отдать бесплатно…
Верочка мельком осмотрела квартиру. Самое главное – в углу на тумбочке стоял сейф размером с телевизор. Все остальное было не интересно. Вернее – не так важно… Вот в приоткрытом шкафу мелькнули женские платья… Рыжая Катя говорила, что Ольга привезла сюда часть своих вещей. Забрать бы их, но зачем? Лишние иголки в сердце Алексея. Он и так уже за последнее время получил выше крыши… Как он терпит такое? Это пострашнее Левушки – вдруг узнать, что любимая законная жена подарила тебе рожки. Да не малюсенькие, а огромные ветвистые рога… Левушка тоже изменил, но тут две большие разницы. Первое – он не был законным мужем. Второе – он пока жив.
– Ты о чем задумалась, Верочка?
– О нас с тобой. Я чувствую, Олег, как между нами возникает нечто большое и горячее.
– Аналогично, Верочка! Я именно это и чувствую – большое и горячее… Ты руки-то помой. Я потом кофейку сварю. Кассетки посмотрим.
Верочка мыла руки, а блондинистый Тюлькин стоял рядом и глупо улыбался, вспоминая про денежные обещания. Потом он прижал руку к её спине, спустился на поясницу, а потом еще ниже.
Она только вильнула задом и оскалилась, как пудель на овчарку. Надо было молчать! Одно неосторожное слово, и через минуту сюда влетит Отелло из Опеля. Влетит и влепит белобрысому хаму правой в челюсть. И все будет правильно. Заслужил – принимай фашист гранату… Всё так, но зачем же грубая сила, когда все можно сделать хитростью.
– Ты говорил о кассетах, Олег. Это эротика?
– Есть и покруче!
– Понятно… Я так волнуюсь, Олег. Ты можешь подумать, что я твою любовь за деньги покупаю.
– Какие деньги, Верочка… Ты мне и не дала пока ничего. Я точно вижу, что у нас с тобой оно – большое и чистое.
– А раз чистое, то давай начнем с душа. Ты помойся, а я пока диванчик разложу. И не торопись, не на пожар спешишь… Иди, любимый, иди.
На последних словах Сытин даже заскрипел зубами от злости. Ты играй, да не заигрывайся! Это она лишнее сказала. Не надо было про диванчик, и про любимого… В наушниках зависла тишина. Ясно, что страстный Тюлькин уже стоит под душем. А что делает Вера? Не постель же она стелит… Вот раздался лязг сейфового замка… Вот хлопнула дверь и почти сразу же заскрипел лифт.
Верочка выскочила из подъезда и побежала к вишневому Опелю. Она надеялась, что Сытин бросится навстречу, распахнет перед ней дверцу машины, поздравит с победой. Но он сидел гордый, обиженный и не собирался уезжать.
– Поехали, Леша. Надо спешить, пока Олег не опомнился.
– Олег? Почему так сухо? Почему не Олеженька, любимый мой? Ах, давай я постельку нам постелю…
– Ты что, Сытин, ревнуешь? Мне, конечно, приятно такое неравнодушие, но ты сам заварил эту кашу, этот гнусный и аморальный спектакль! Вспомни – я предупреждала, что этим кончится.
– Если вы, Вера, думаете, что я ревную, то вы ошибаетесь… Кто ты такая, чтоб я тебя ревновал? Не жена, не любовница. Мы с тобой соратники и подельники. Мы вместе мстим нашим обидчикам, и тут не до ревности.
– Вот и нет, Сытин! Я живу по паспорту твоей жены. Ты сам представлял меня как свою жену – и в аэропорту, и в Париже, и в других местах… То, что мы не спим вместе, еще ничего не значит.
Они выехали на Ленинский проспект и свернули направо. Подальше от центра и поближе к природе, которая была в этом году какая-то странная. Бабье лето началось еще в августе и не прекращалось в октябре. Не было ни холодных ночей, ни осенних дождей. Деревья не хотели желтеть, и казалось, что наступило то самое глобальное потепление. Казалось, что теперь никогда не наступит зима…
У бывшего Дома туриста Опель повернул направо и по боковой дорожке выехал на лесную опушку, на площадку для культурного отдыха. Песочница, два грибочка на солнышке и три столика под елями.
Сытин вышел из машины, размялся и направился к самому дальнему столику. И всё это молча! Мог бы не извиняться за свои надутые губы, но хоть бы улыбнулся, хоть бы пригласил, позвал за собой… Верочка решила, что ни за что не побежит за ним как моська за слоном. Она даже демонстративно развернулась – к лесу задом, к грибочкам передом.
Сытин вернулся буквально через минуту. Открыл дверку Опеля, присел и уткнулся лбом в её колено. Потом поднял голову и посмотрел взглядом виноватой собаки.
– Обиделась? Вот и зря. Я же переживал за тебя. Я же сам отправил тебя в клетку к тигру, а ты его дразнить начала.
– Не такой уж он и тигр. Очень милый мальчик.
– Он, Верочка – альфонс! Продажная душа. Проститутка вокзальная… Вот набросился бы на тебя этот милый мальчик. А я бы рванулся и в лифте застрял. Что бы тогда было?
– Ничего! У меня с собой баллончик был.
– Какой баллончик?
– С краской для Опеля. Я бы ему всю морду гнилой вишней залила!
Они рассмеялись, живо представляя Сытина, застрявшего в лифте, и красно-коричневого Тюлькина, который прыгает по квартире, как индеец в вигваме.
Уже по дороге к столу Алексей вдруг спросил:
– Интересно, а твой милый мальчик уже вышел из душа?
– Вряд ли. Я дверь в ванну стулом заклинила.
– Как?
– Намертво!
И они опять рассмеялись. Верочка весело, а Сытин злорадно.
На столе было разложено содержимое только что ограбленного сейфа. Общая тетрадь в синем клеенчатом переплете, коробочка из темной бархатной бумаги, блокнотик и три письма.
Сытин пролистал тетрадку и отложил ее в сторону – схемы приборов, составы веществ, порядок каких-то опытов.
Блокнот был исписан весь и большей частью на французском. Там было много фамилий, адресов и разных обрывков текста. Все это надо переводить и раскладывать по полочкам.
Все письма для Ольги на адреса парижских гостиниц. Два от студента Тюлькина, запертого в ванной, а одно, которое с обратным адресом, от Арсения Хрекова. Алексей хотел прочесть, но Верочка отняла: «У тебя что, Сытин, много лишних нервов? Я сама прочту, а потом сожгу».
Коробочку открывали осторожно. Там могла быть любая гадость… Но там была изумительная красота. Комплект из четырех вещиц: перстень, серьги, кулон и брошь. Крупные прозрачные камни в золотой оправе. На броши три рубиновых цветка и листочки в зеленой эмали…Ни Сытин, ни Вера не могли знать, что прозрачные камни – дешевый горный хрусталь. А в остальном – это точная копия того комплекта, который лежал сейчас в сейфе ювелира Васи Чуркина. А сейф стоял в арбатской квартире, в которой жила когда-то артистка Вера Заботина.
* * *
В субботу Мамаев проводил внеплановую коллегию по борьбе с коррупцией. Он знал, что в его министерстве с этим больших проблем нет. Это не МВД, где сплошные оборотни в погонах. Там каждый гаишник – коррупционер. То же и у медиков, и в военкоматах, и в институтах. Там берут мало, но часто. А главное – у простых граждан, у населения, которое иногда возмущается… А в министерстве Мамаева брали сравнительно редко, но крупные суммы. А главное – у тех, кто называет взятки откатами. Это вроде как и не совсем коррупция.
