II
Интересна судьба еще трех писем, посланных Валентином Овечкиным в пятидесятые годы на Белгородчину Ф. Ф. Березкину. К сожалению, сейчас Федора Федоровича уже нет в живых. А тогда...
В конце сороковых — начале пятидесятых годов Федор Федорович Березкин со своим другом Федором Михайловичем Голубевым (покойный писатель, жил в Курске) работали и жили в тихом и, как он сам говорил, по-особенному уютном и красивом городке Льгове, расположенном на живописном берегу реки Сейм. Туда же в 1948 году переехал жить и В. В. Овечкин, уже известный в то время писатель. Переехал “для более глубокого изучения сельской жизни”. А вскоре состоялось их первое знакомство. Было оно необычным.
— Мы, как и Овечкин, были заядлыми охотниками, — вспоминал Федор Федорович. — А охотники уж как-нибудь найдут друг друга, тем более живя в таком маленьком городке.
Как-то, собираясь на охоту, Голубев между прочим сказал Березкину, что с ними на зайцев будет охотиться писатель Овечкин. Было это зимой. Сбор был назначен у Голубева на квартире. Именно там впервые Федор Федорович увидел Овечкина и познакомился с ним. А уж после этого знакомства и охоты ему не раз доводилось ходить с писателем в окрестностях Льгова с ружьем за плечами.
— Помнится, как ранней весной 1950 года проходила наша совместная охота на селезней с подсадными утками, — продолжал свой рассказ Федор Федорович. — Мы приехали в село Большие Угоны, километрах в восемнадцати от Льгова. Там мы встретились с председателем местного сельсовета. Тот, узнав, что с нами писатель Овечкин, стал приглашать всех нас в гости. Мы, как могли, отказывались, но сделать это было не так-то просто. Тогда в разговор вступил Овечкин: “Извините, сейчас мы действительно не можем. Заночуешь у Вас, да еще, чего доброго, по одной-другой пропустишь — и зорьку проспим. Уж лучше сразу давайте переедем на тот берег, в Березники...”.
На другой стороне реки, в заранее подготовленных шалашах, рядом с селом Березники, охотники остановились. Близился рассвет. Сквозь сумерки едва заметно виднелась черная полоска Сейма, по которой редкой вереницей проплывали льдины, похожие на маленькие белые островки. Овечкин стоял около своего шалаша и внимательно смотрел на реку. Потом, словно обращаясь к кому-то невидимому, вслух произнес:
— Необычайная картина, как в сказке. Это надо запомнить!
Охота удалась на славу. В те годы на Сейме было очень много уток. А в то утро, казалось, их было вдвое больше обычного. Выстрелы звучали один за другим. Настроение было у всех отличное. Но, пожалуй, азартнее всех охотился Овечкин.
— Надо было видеть, как волновался он при каждом появлении утки, — рассказывал Федор Федорович. — Но стрелял метко. А подстрелив кряжного, ликовал, чуть ли не пускаясь в пляс. После очередного удачного выстрела на какое-то время наступило затишье. И вдруг слышу у шалаша Овечкина — бу-бух! Я — туда: “Ну что, Валентин Владимирович, еще один?” Но в это время, вырвавшись из-за стены ольховника, крупный селезень направился к моей подсадной утке. Я выстрелил и.... промазал. “Эх ты, мазила, — весело сказал Овечкин. — Он твою утку хотел обесчестить, а ты не сумел его наказать!...”.
После этой охоты их знакомство превратилось в настоящую дружбу. А вскоре писатель подарил Березкину свою книгу “Хозяева жизни”, вышедшую в 1950 году в Москве, в издательстве “Советский писатель”, на которой сделал такую надпись:
“Федору Федоровичу Березкину — от автора на память.
29/ХII-51 г. В. Овечкин.
г. Льгов”.
Запомнился Федору Федоровичу еще один из многочисленных охотничьих походов, который они совершили с писателем осенью 1952 года. Случилось так, что работники Льговской опытной селекционной станции обратились к ним с несколько необычной просьбой. Они просили охотников произвести отстрел зайцев, которых в ту пору развелось бог весть сколько, что грозило уничтожением посевов на опытных полях.
— Через день или два, — вспоминал Березкин, — наша троица — Овечкин, Голубев и я — в полном боевом снаряжении прибыла на помощь ученым-селекционерам. Охота была редкостной: мы трое добыли пятнадцать крупных отъевшихся зайцев. Благо, что норм отстрела тогда не существовало — какие уж там нормы, если, например, для некоторых общественных и частных садов нашествие косых действительно превращалось в бедствие. Возвращаясь с обильной добычей, Овечкин шутил: “Так вот, друзья, был я охотником-любителем, теперь становлюсь настоящим промысловиком. Случится неудача в литературе — прокормлюсь охотой”.
С улыбкой рассказывал Федор Федорович и историю, как они с Голубевым решили приобщить Овечкина к занятию рыбной ловлей. Они не знали, что Валентин Владимирович был родом из Таганрога, а там каждый мальчишка сызмальства — рыбак. “В голодные годы гражданской войны, — писал в одном из писем к А. Т. Коптевой сын писателя Валентин Валентинович Овечкин, — улов отца нередко был основой дневного рациона” . И все же... Кстати сказать, как во льговских угодьях дичи, так и рыбы в Сейме в те годы было очень и очень много. И особенно в водной заводи, что в двух-трех километрах от Льгова. Места эти Березкину и Голубеву были давно известны — не раз возвращались они оттуда с увесистыми окунями, лещами и щуками. И вот в одну из суббот они договорились с Овечкиным вместе пойти на рыбалку.
— Захожу рано утром за Овечкиным, — вспоминал, улыбаясь, Федор Федорович. — Он уже поджидал меня и вышел навстречу в новеньком, с иголочки, бостоновом костюме. Я даже растерялся сначала. “Уж не передумали ли вы идти с нами?” — спрашиваю его. Лукаво прищурившись, он ответил: “Костюм смущает?! Так это же первая моя рыбалка во Льгове. Это для меня что-то вроде престольного праздника”. Еще пошутили в таком же духе, пока Овечкин переодевался, пошли. Но самое интересное, — продолжал свой рассказ Березкин, — было на реке. Едва я успел сделать насадку и закинуть удочки, бежит бледный, чем-то испуганный Овечкин: “Слушай, помоги — не справлюсь”. Мы с Голубевым — к нему. Прибегаем и видим: воткнутое в берег удилище согнулось в три погибели. Мы стали тянуть рыбину вместе и не без труда “загнали” ее в подсачок. Рыбина оказалась матерой щукой, килограммов на шесть. С тех пор Валентин Владимирович стал часто ходить на рыбалку, накупил разнообразных крючков и других рыбацких снастей. А встречаясь со мной, почти всякий раз повторял знаменитую фразу: “И снова к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила”. “Когда идем?” — уточнял я у него. “Да хоть сегодня”, — отвечал Овечкин.
Может создаться впечатление, что Овечкин в то время жил мирной и беззаботной жизнью. А между тем именно тогда он очень много писал. Одна за другой выходили в свет главы лучшей книги писателя “Районные будни”. Охоте же и рыбалке он посвящал немногие часы своего досуга. Но даже во время отдыха, несмотря на внешнюю беспечность, по нему чувствовалось, что он внутренне постоянно работал. В нем и тогда жил писатель — зоркий, умный и внимательный.
— Бывало, услышит в разговоре остроумную шутку, меткое слово или забавный эпизод, — вспоминал Федор Федорович, — и тут же, извиняясь за “прилипчивость”, допытывается: “А ну-ка повторите, как это было?” И тут же, с позволения собеседника, запишет в свой блокнот.
Об этой черте характера писателя — подмечать все острое, интересное — говорит и такой случай. Однажды Березкин ездил в служебную командировку в один колхоз. Впечатления от этой поездки были у него самые разнообразные. Но особенно запомнился ему забавный эпизод, который довелось там увидеть. Вот как об этом рассказывал он сам.
— Подхожу я к колхозному машинному двору и вижу: механизаторы собирают автомобиль — один из двух разных. Мотор поставили немецкий, а задний мост — американский, с “форда”. Работали ребята весело, с прибаутками. Их настроение передалось и мне. Я спросил их: “Это какая такая получится марка машины? Не придумали?” Самый бойкий из парней весело ответил: “Как не придумали? Конечно, придумали — ГТТ”. Почувствовав мое недоумение и хитро подмигнув товарищам, он расшифровал: “ГТТ — значит: Гитлер Трумэна тащит”.
Когда Овечкин услышал об этом, то сначала долго хохотал. И едва сдерживая смех, говорил: “Погоди, погоди, а то забуду”. А записав, добавил: “Hy, брат, спасибо. Обязательно использую в очерке, который сейчас пишу. Называется он “В одном колхозе”. Напечатают — гонорар пополам. Честное слово, за этот “ГТТ” не жаль будет отломить тебе половину”.
А через некоторое время очерк был опубликован в газете “Правда”. И начинался он именно с описания этого эпизода.
Общение Березкина с писателем во Льгове было сравнительно недолгим. В 1953 году Федор Федорович уже жил в Валуйках, куда его перевели по работе. Из Льгова он увез книгу “Районные будни”, которая в начале 1953 года вышла в Москве, в издательстве “Правда”. На ней Овечкин написал:
