людьми. Они не могут обслуживать себя сами, им нужен специальный уход. И именно поэтому, по мнению Тихона, они не должны находиться на паперти. Дома милости, своеобразные пансионы, которые находятся на попечении монастырей и живут за средства меценатов уже существуют в княжестве. Да, там необходимо соблюдать определённый распорядок дня и придерживаться установленных правил. Каждый из тех, кто живёт там, выполняет посильную работу на благо всех.
Это не является их эксплуатацией, а позволяет им чувствовать себя не ущербными нахлебниками, а людьми, которые, несмотря на увечье, могут сами заработать себе на хлеб. Вот такие заведения Тихон с удовольствием будет жертвовать часть своей прибыли, если вдруг вновь станет богатым. А потакать тем, кто не может прижиться в домах милости он был не намерен.
— Великий? — услышал вдруг слишком близко к себе Тихон и, естественно, обернулся на источник шума.
И чуть было не отпрянул, увидев высокого, раза в два выше себя, одетого в трехслойную хламиду мужика с лицом негроидного типа. Ну, то есть арап по-местному. Тут же рука батюшки приобняла Тихона за плечи, словно пытаясь дать ещё одну точку опоры.
— Великий! — схватив Тихона за руку, тут же бухнулся на колени мужик и со слезами на глазах запричитал, словно ребёнок: — Я ждал! Я знал! Духи не лгут! Великий!
А Тихон снова обрадовался, что уже спустился по лестнице и сейчас находился на квадратном крытом крыльце-шатре. То есть если он даже потеряет равновесие, то не свалиться вниз. Опять. Хотя да, сзади же батюшка его придерживает. Но всё равно. Как должен реагировать на подобное нормальный десятилетний пацан, а? Если эта была хитрая стратегия по выдаиванию денег — то она явно провальная. Что за бред несёт этот негр?
— О, гляди, Кубва опять чудит!
— А, новенький прихожанин. Ничего, сейчас успокоиться.
О как. То есть такое представление всем новеньким посвящается? То есть мужик настоящий юродивый, а не прикидывается?
— Вы — великий! — продолжал свой монолог арап. — Наконец-то моя жизнь обрела смысл! О, великий! Позвольте мне стать вашим слугой! Позвольте!
— Э, нет, в этот раз не так лопочет, как обычно. Вслушайся, совсем другие слова.
— Точно! Раньше только и твердил своё «кубва, ве мкубва, мкуу уко вапи?» А сейчас что-то совсем другое.
Тихон круглыми глазами посмотрел на столпившихся вокруг них на крыльце нищих. Какая «кубва ве мкубва»?! Этот арап же говорит… Стоп. А не дар ли Хранителя это опять чудит? И на каком языке говорит этот арап? Язык фараонов Тихон официально изучал, так что проблем быть не могло бы. А если не египетский? То есть нубийский. Ну, неважно. Важно понять, как быть?! Ай, и так, и так слухи пойдут.
— Не здесь и не сейчас, — сказал скороговоркой Тихон, выдергивая свою руку из захвата ручищ арапа.
— Да! Да! — переплетя пальцы замком и прижав их к груди, обрадованно сказал арап. — Я понял, позже! Я приду, духи приведут! Я полезен, великий! Не сомневайтесь! Я буду хорошим слугой!
* * *
— Не пугайся, отрок, — услышал вдруг Тихон за спиной зычный мужской голос. — Кубва юродивый, но безобидный.
Обернувшись, Тихон заметил, как по лестнице, перешагивая сразу через пару-тройку ступеней, спускается тот самый иеромонах, комплекцией больше похожий на богатыря. С доброй улыбкой на суровом лице бывалого воина. То ещё зрелище, надо сказать. Но Тихон лишь кивнул ему и сказал:
— Я так и понял. А на каком он языке говорит? Его сложно понять.
— Никто не знает. Не нубийский точно, был у нас тут проездом купец-эллин, который знал нубийский. Если интересна его история — я расскажу. Кубва, иди в трапезную. Понял?
— Да, — всё ещё стоя на коленях, сказал арап и склонился до самой земли.
Но с места не сдвинулся.
— Меня, кстати, отцом Михаилом зовут, — сказал монах-священник, подходя прямо к Тихону. — Глеб Гориславович, приветствую вас.
— Приветствую, Ваше Преподобие, — тепло сказал батюшка, отпуская плечи Тихона. — Готовитесь к осенним сборам?
— Ну, можно сказать и так, — хмыкнул монах, поворачиваясь к лестнице: — Доброго дня, Василиса Никитишна. Поздравляю с пополнением в семействе.
— Благодарю вас, отец Михаил, — с тёплой улыбкой сказала матушка, став рядом с Глебом Гориславовичем. — Как ваши племянники?
О, нет, только не обычный светский разговор! За что? Тихону не хотелось знать о племянниках этого монаха! Ему хотелось узнать историю этого юродивого. А, вот и Глаша со свертком ткани, передаёт его не Василисе Никитишне, а Глебу Гориславовичу. Помнит, помнит, что Тихон говорил насчёт тяжестей. Молодец.
— Живы, здоровы, всё хорошо. Так что, ваше благородие, хотите услышать историю этого юродивого?
Матушка с батюшкой украдкой переглянулись и оба тяжело вздохнули.
— Вот и охота тебе страсти отроку рассказывать, Миша? — прошептал иеромонаху Глеб Гориславович.
— Дык, ты думаешь, он от других эту историю не услышит, Глебушка? — фыркнул монах. — Идёмте, я проведу вас до коляски, а заодно и расскажу о делах былого.
Это… Миша?! Глебушка?! То есть это не просто знакомый, это хороший знакомый, возможно, даже друг? Но почему тогда послали за отцом Онуфрием, а не за монахом? Или это старый друг, который уже перешёл в разряд хороших знакомых? Ну, как друзья детства вырастают, жизнь их раскидывает по разным местам и становятся они обычными приятелями, если вообще не теряют связь полностью. И как бы память о детстве греет и позволяет вести себя чуть более неформально наедине, но позвать на помощь уже становится неудобно, проще обратиться к профессионалам.
— Так вот, Тихон Глебович, — сойдя с крыльца, сказал иеромонах отроку. — Сей юродивый попал в Кремны лет пять назад. Плюс-минус. Привез его один купец из королевства в качестве своего раба. Мальчонке тогда лет пятнадцать было, не более. И таскал его за собой этот купец всюду, но обращался — как с вещью. То как подножку при выходе из кареты использует, то в качестве подставки под ноги. Короче, скотское отношение к арапу было. Но мы-то что сделать можем? По их законам — он вещь. По нашим — личное имущество купца, ввезённое на территорию Великого Княжества законно. И подлежащее такому же вывозу, поскольку перепродажа рабов запрещена. Вот только купец оказался дебоширом. И один из его пьяных дебошей закончился попыткой насилия над подавальщицей и смертью дворника, заступившегося за неё.
— Ой дурак, — сказал Тихон, представляя, что после этого последовало.
По закону, кстати. В Княжестве к инородцам всегда относились подозрительно. И с них за проступки всегда спрашивали в тройном размере, чем со своих. Убийство — это великий грех. Это ошибка, которую не исправить. Если ты случайно кого-то
