Через два месяца, 1 сентября 1861 г., первый выпуск VII книги уже вышел из типографии.
Вероятно, была связь между визитом Гербеля (а также Михайлова, который мог доставить посылку Гербеля еще в конце июня) и «Объявлением» о «Полярной звезде». По-видимому, Гербель вез кроме стихотворений для «Русской потаенной литературы» также материалы, попавшие в VII книгу «Полярной звезды». Какие-то размышления и беседы с Гербелем и другими приезжими из России (а их было немало летом 1861 г.), очевидно, вызвали у Герцена и Огарева мысль издавать «Полярную звезду» чаще и небольшими выпусками.
При этом думали, конечно, о большей доступности и легкости распространения частых небольших изданий, нежели редких и толстых книг. Однако не исключается, что Гербель и другие гости обнадеживали Герцена и Огарева насчет материалов, которые будут регулярно поступать и позволят выдать несколько «Полярных звезд» за год. Н. В. Гербель мог дать Герцену и Огареву такую информацию, потому что вез за границу не только и не столько свои, лично им собранные материалы, сколько те, что ему вручили несколько других лиц. Кого именно Гербель представлял в своих заграничных издательских делах, мы сейчас выясним. Нужно ли доказывать, что к истории VII «Полярной звезды» это имеет самое прямое отношение?
* * *
Сохранилось письмо П. А. Ефремова к Н. В. Гербелю от 31 марта 1861 г., в котором даются различные наставления отъезжающему. При атом Ефремов заверял Гербеля относительно неопубликованного Пушкина: «Могу вас положительно уверить, Николай Васильевич, что все, бывшее у Якушкина, было и у меня, и мои вписки все взяты от него. Говоря совершенно между нами, Анненков ему передавал далеко не все, что бы мог: он на эти вещи скупится. Притом все, что вы отметили, я уже прежде разыскивал и — увы! — тщетно. О большей части Анненков мне сказал, что точнее в рукописях, как, например, „Полководец“, „19 октября 1836 г.“ и др.»22
Далее Ефремов сообщает Гербелю различные подробности о ненапечатанных текстах Пушкина — явно для берлинского издания, о котором только что говорилось.
Таким образом, пушкинские материалы Гербель собирал не один: Ефремов передает ему и свои и Якушкина; Евгению Ивановичу же Анненков предоставлял для пробивания в печать те отрывки, которые не смог напечатать в своем издании Пушкина.
Понятно, мы имеем право даже на основании одного этого письма предположить, что через Якушкина — Ефремова — Гербеля проследовали за границу и другие материалы.
Открыв лейпцигское издание Рылеева, мы встречаемся с Евгением Ивановичем Якушкиным на каждом шагу. Наиболее значительное первое заграничное издание Рылеева, считавшееся целое столетие исключительно гербелевским, оказывается в первую очередь якушкинским.
Даже предисловие Гербеля в основном написано Е. И. Якушкиным, как это видно из авторской рукописи, сохранившейся в архиве Якушкиных с поправками и подписью Е. И. Якушкина. Вот доказательства:
Предисловие к лейпцигскому изданию23
Автограф в архиве — Е. И. Якушкина24 «
В бумагах, оставшихся после Рылеева и находящихся теперь у его дочери, сохранилось очень мало любопытного. Письма казненного поэта к жене из крепости представляют более интереса, чем все остальное, но и они понятны только в связи с сохранившимися преданиями, чрезвычайно отрывочными и неполными…» «
В бумагах К. Ф. Рылеева, находящихся у его дочери, мало любопытного. Письма его к жене (1826 г.) представляют более интереса, чем все остальное, но и они почти все непонятны, ежели взять их отдельно. Только в связи с сохранившимися преданиями, чрезвычайно отрывочными и неполными, письма эти указывают на нравственную пытку, которой подвергался Рылеев в крепости, на упадок его духа и на те меры, которые употребляло правительство против заключенных (так, например, обещано было свидание с женой в самом начале заключения, позволено же оно было только по просьбе жены, поданой императрице не ранее чем за месяц до казни…)»
Таким образом, авторство Е. И. Якушкина несомненно25.
Основная масса стихотворений и отрывков из поэм Рылеева, напечатанных в лейпцигском издании, также, как видно из бумаг Е. И. Якушкина, находилась в начале 60-х годов в его распоряжении26.
Наконец, помещенные в лейпцигском издании Рылеева воспоминания Е. Оболенского тоже были переданы автором Е. И. Якушкину.
Вся эта история объясняется так. Еще в 1858–1859 гг. Е. И. Якушкин сделал попытку издать в России сочинения Рылеева. По его просьбе Иван Иванович Пущин списался тогда с Настасьей Кондратьевной Пущиной, дочерью казненного поэта. Присланные ею материалы о Рылееве Якушкин снабдил тем самым предисловием, которое потом было напечатано в Лейпциге и начиналось со слов: «В бумагах К. Ф. Рылеева, находящихся у его дочери, мало любопытного…» Когда же выяснилось, что русская цензура Рылеева не пропускает, Е. И. Якушкин стал думать о заграничной публикации. Как и для пушкинских материалов, он имел великолепного посредника в лице П. А. Ефремова. Видимо, в начале 1861 г. П. А. Ефремов получил от Якушкина копии тех материалов, что предназначались для несостоявшегося издания Рылеева. Тогда же П. А. Ефремов получил и список воспоминаний Е. П. Оболенского.
Любопытно, как П. А. Ефремов оправдывался перед Якушкиным (в письме от 22 мая 1861 г.) в связи с тем, что отрывки из воспоминаний Оболенского напечатал князь-эмигрант П. В. Долгоруков в своей газете «Будущность». «Вы мне дали записки Оболенского о Рылееве с запретом печатать, я, списав их, давал прочесть их только двоим <…> Константину Ивановичу27 и Семевскому. При этом передавал запрещение, чтоб никому не давать. Итак, даю честное слово, что не от меня вышло, что записки Оболенского напечатаны в № 9–11 апрельских „Будущности“ князя Долгорукова»28.
И в более поздние времена, в начале 70-х годов, предпринимая новую попытку издать в России сочинения Рылеева, Ефремов черпал материалы и сведения у Е. И. Якушкина29.
Михаил Иванович Семевский, судя по всему, был также представлен в гербелевских изданиях (впрочем, может быть, при посредничестве Ефремова, который был в неплохих отношениях с будущим издателем «Русской старины»). Иначе как от М. И. Семевского не могли попасть к Гербелю, например, отрывки из воспоминаний Михаила Бестужева, напечатанные в лейпцигском издании Рылеева. Надо сказать, что такие знатоки, как Якушкин, Семевский, Ефремов, вручали свои ценные материалы именно Гербелю не только потому, что он ехал за границу, а они не ехали: Гербель был больше других литераторов связан с немецкими книгоиздателями. Про это обстоятельство мы узнаем, между прочим, из одного позднего письма Ефремова к Афанасьеву (от 28 января 1865 года): «Заказ к Брокгаузу30 идет через Н. В. Гербеля, если надо, я в этом могу служить и уже говорил Гербелю. Он согласен принять всякое поручение. Можно послать оригинал <…> к Брокгаузу, но возьмет подороже, ибо Гербеля частые заказы и от того ему уступает»31.
Видимо, такие отношения были у Гербеля с Брокгаузом и несколькими годами прежде; и тогда, в 1861 г., Гербель также был согласен принять всякое поручение.
Итак, Е. И. Якушкин, П. А. Ефремов и М. И. Семевский — вот чьи находки, коллекции, исследования были вручены Гербелю перед отъездом из Петербурга, для того чтобы попасть в русскую заграничную печать Берлина, Лейпцига и Лондона.
Глава XI
НИКОЛАЕВСКИЕ УЗНИКИ
Нравственный уровень общества пал, развитие было прервано,
все передовое, энергическое вычеркнуто из жизни. Остальные —
испуганные, слабые, потерянные — были мелки, пусты…
А. И. Герцен «Полярная звезда». Книга VII, выпуск 1
Весь первый выпуск VII книги — это «Рассказы о временах Hиколая I». О Колесникове и его товарищах сообщили в Лондон два декабриста — М. Д. Бестужев и В. И. Штейнгель — при посредничестве М. И. Семевского. П. А. Ефремов извлекает из архивных недр и передает в Лондон материалы о несчастных братьях Критских. «Первый декабрист» Владимир Раевский защищается против обвинений, Е. И. Якушкин направляет его самозащиту в «Полярную звезду».
Тоненький — всего 124 страницы — первый выпуск VII книги «Полярной звезды» весь посвящен тайной истории николаевского царствования; Герцен и Огарев, конечно, сознательно так сгруппировали материал.
Сначала отрывок из «Записок» И. Д. Якушкина (следствие над декабристами и приговор. ПЗ, VII-1, стр. 1–26). Затем добрую половину выпуска занимают никогда не публиковавшиеся страницы о деле петрашевцев («Отрывок из мнения действительного статского советника Липранди», а также примечания и приложения к ним. См. ПЗ, VII-1, 26–90). К 1827 г., началу николаевского тридцатилетия, относятся «Рассказы о временах Николая I» («Колесников и его товарищи в Оренбурге», «Братья Крицкие и их товарищи в Москве», «Братья Раевские». См. ПЗ, VII-1, 91-III). Наконец, обязательный для каждой «Полярной звезды» новый отрывок из «Былого и дум» являлся на этот раз воспоминанием о тех же временах: «Юная Москва тридцатых годов (круг Станкевича)» (ПЗ, VII-1, 112–124).
