— Только ненадолго, — протянула обе руки и аккуратно перехватила гитару. — Мне на работу.
Вот так. Послушная девочка.
— Я слышал, — Люк кивнул и помог ей пристроить инструмент на коленях. — Покажу несколько аккордов, из которых состоит половина всех простых мелодий, и пойдёшь по своим делам.
Он поджал под себя ногу и придвинулся ближе. Настолько близко, что коснулся грудью голого плеча, а бедро прижалось к бедру. Джекс будто вздрогнула. Или только показалось? Но отстраниться не попыталась. От бедра вверх растеклась шквалистая волна тепла, а тонкий цветочный запах волос и кожи заполнил лёгкие. Мозг услужливо напомнил, как недавно это самое тело таяло в объятиях, как сплетались языки… И вся кровь хлынула вниз. Ч-ч-чёрт! Он на секунду зажмурился и глубоко вдохнул... И вы-ы-ыдох. Как прыщавый пацан, божечки! Зато боль от пореза прошла.
Придурок.
Люк сильно сцепил зубы, взял тонкие пальцы Джекс и захватил вместе с ними гриф. Вся маленькая ручка спряталась в его ладони.
— Аккорд «ре-минор», — процедил он и снова сделал глубокий вдох. — Используем первый, второй и третий лады, первые три струны. На третьем ладу вторая струна, на втором — третья, на первом — первая, — он быстро прижал послушные пальцы к ладам. — Играем, — «обняв» Джекс, потянулся к корпусу гитары с другой стороны и провёл пальцами по струнам.
Узкая спина практически прижалась к его грудной клетке. Гитара издала стройный перезвон. А девушка в объятиях затихла и застыла. Только пальцы будто примёрзли к гитаре. Дерьмо. Люк быстро отстранился.
— Повтори, — он скрестил руки на груди и нарочито нахмурился.
Наверное, сегодня такой день, когда руки в принципе лучше держать при себе. Максимально близко к себе. А Джекс тем временем отмерла, несмело повторила аккорд и обернулась. В глазах застыл вопрос.
— Давай еще, — Люк указал подбородком на гитару. — Смелее, поводи подушечками пальцев туда-сюда.
— Чтобы порвать струны? — Печенька улыбнулась одним уголком губ.
Смешно.
— У тебя сил не хватит такое устроить.
Она в открытую засмеялась. Снова отвернулась и уже чётче наиграла аккорд. Еще раз и еще. Получилось вполне стройно. Но тут Джекс отпустила гитару и потрясла обеими руками в воздухе.
— Пальцы болят, — развернулась к нему всем телом, тоже поджала под себя одну ногу и прикусила подушечку указательного пальца.
Люк засмотрелся. Иногда девушки очень сексуально прикусывают пальцы, ей об это говорили? Хотя вряд ли. Её ведь и целовали всего разок. Зато какой разок… Он шумно откашлялся и с силой прижал бинт к ладони.
— На фортепиано поучиться не хочешь?
Порез заныл и отрезвил. Так-то лучше.
— Не хочу, — Печенька снова нашла нужные струны и зажала их на грифе.
— А на басу? — Люк оценивающе проследил за постановкой пальцев.
— Нет, спасибо, — она хмыкнула и взяла аккорд.
— Может, на ударных?
Джекс вскинула голову.
— Ты можешь и на них?
Странный вопрос от человека, жившего по соседству.
— А ты не помнишь, как я разносил отцовский гараж? — Люк дёрнул бровями.
Печенька сложила руки на гитаре, удивлённо открыла рот и тут же его захлопнула. Сюрприз.
— Никогда не думала, что это ты сам, — она озадаченно потёрла белую шею. — Считала, что кто-то из твоих приятелей.
Он усмехнулся и опустил взгляд на бинт. Машинально ковырнул край и вытянул одну белую нитку. Да уж. Столько навыков и все ни к чему. Столько лет стремлений сейчас катятся в полную задницу. Умения пропадают впустую.
— Из меня вышел бы многопрофильный препод, — Люк скомкал нитку и отбросил в сторону.
Джекс задумчиво хмыкнула.
— Точно…
— Наверное, пора и правда завязывать со всем этим дерьмом и заняться обучением.
И теперь, когда это всё-таки прозвучало вслух, горечь затопила глотку. Люк тяжело сглотнул. А в лицо врезался недоуменный взгляд.
— С каким дерьмом?
Твою мать… Вот навык держать язык за зубами как раз и не был развит.
— Неважно. Забей, — он попытался отмахнуться, но, похоже, бесполезно.
— Нет, ты договаривай, — Джекс сложила руки на гитаре.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она ведь не отстанет. И сбежать некуда, и отказывать ей он так и не научился. Люк искривил губы в ухмылке. Защитные реакции никто не отменял. Скоро и так всё вскроется.
— Я ничего не могу, Джекс, — с невеселым смешком выронил он.
Карие глаза мгновенно расширились, медные ресницы опустились, и оценивающий взгляд метнулся к его ширинке. Ну надо же, а! Люк хрипло хохотнул.
— Не в том смысле, маленькая извращуга!
Она набрала полные щёки воздуха и с шумом выдохнула.
— Ты так не пугай, — даже не покраснела, что удивительно. Снова подняла глаза с застывшим в них вопросом.
Люк беспомощно развёл руками и уронил их на колени. Снова взялся за бинт и вытянул очередную ниточку. Такая вот новая антистрессовая игрушка. А вопросительная пауза стала затягиваться. Как же не хочется начинать это старое доброе нытьё. И слушать однообразные успокаивающие тирады. Но раз уж начал, нужно продолжать.
— Я больше полугода не пишу новые песни. Даже черновики и болванки. Не получается, — Люк снова скомкал нитку в пальцах. — Возможно, пора завязывать и начинать заниматься чем-то другим.
Джекс недоверчиво фыркнула.
— Ты же не серьезно?
— А похоже, что несерьезно? — он поднял на неё глаза и вскинул бровь. — Парни наседают, группе нужны новинки… — в груди на секунду защемило, Люк поморщился. — Но, наверное, это уже просто не мое, и не стоит мучить задницу…
— Не-е-ет… — Печенька нахмурилась.
Какая недоверчивая. Люк невесело хмыкнул.
— Отец был прав, когда заставил поступить хотя бы на филологический. Музыка в итоге никуда не привела. Впереди только тупик…
Он не договорил. Огненная фурия вдруг подняла гитару и стремительно, неосторожно приставила её к дивану.
— Да ты издеваешься! Это всё из-за Нила?
Короткое имя снова больно стянуло в груди что-то важное.
— Возможно, — Люк нахмурился и уставился на свои колени.
— Даже не думай об этом.
— Почему? — он криво ухмыльнулся.
— Потому что это бред! — рявкнула она.
Ну точно женщина-каток.
— Моё выгорание — бред? — Люк обалдело скрестил руки на груди и заглянул в карие глаза напротив. В них будто полыхнул огонь.
— У всех бывают выгорание, в любой сфере, но рано или поздно оно проходят, — Джекс рывком отбросила с лица непослушный локон. — Ты самый талантливый человек из всех, кого я знаю, и вот так запросто собираешься спустить свой талант в никуда?
Её спокойствие и собранность снесло огненной волной. Откуда вдруг столько эмоций?
— Да брось, — Люк вяло отмахнулся. — Ты понятия не имеешь, какой я.
— Я не имею понятия? — фурия вскочила с дивана. — Я?! — она ткнула в себя пальцем. — Я с двух лет наблюдала за тем, как ты мучил инструменты и бегал по актерским кружкам! Как писал стишки, таскал у матери пенку для волос, делал себе ирокез и кривлялся возле зеркала с караоке-микрофоном!
По венам медленно растеклось тепло. Добралось до лёгких и раздулось в греющий воздушный шарик. А ведь и правда такое было. Давно.
— Но я уже не тот ребенок, — он усмехнулся одним уголком губ.
— Какая, нахрен, разница?! — выпалила Джекс. — Ты вырос, но не изменился! — рыжий локон снова упал ей на глаза, и она нервно его смахнула. — Ты умный, смешной и эрудированный. Играешь на клавишах, гитаре, басу, барабанах… а твой голос?! Да из тебя одного вышла бы целая группа! — она запальчиво указала на него ладонью. — Ты живешь сценой, горишь на ней. У тебя глубокие тексты, целые поэмы, а не три рифмованные строчки, как у других! Без тебя группы просто не было бы! Кто они без тебя? Кто их знает?!
Люк во все глаза смотрел на фурию перед собой. Кажется, он создал монстра. Потрясающе красивого монстра. Тёплый воздушный шар в груди стал еще больше и начал жечь изнутри.
— Эй… Ну ты чего? — Люк осторожно потянулся вперед и сомкнул пальцы на хрупком запястье. — Сядь, успокойся… — он потянул Джекс на себя, и та как-то машинально рухнула рядом на диван.
