— Почему ты называешь себя мулатом? — помолчав, спросила Тамара. — Начни хотя бы с этого.
— Потому, что я на самом деле мулат, — ответил Павел, несколько удивленный тем, что Тамара и это знает. — Мой дед был черным американцем, десантником, против фашистов воевал. А погиб в советском лагере под Магаданом.
— Нет, ты все рассказывай, — попросила Тамара. — Дед — американец. А бабушка? Все, что знаешь, рассказывай. И подробно.
И Павел стал рассказывать все, что знал, подробно, со всеми мелочами, о которых слышал от тети Лиды. И о тете Лиде рассказал, и о том, как Макаров жил у них пять лет, пока учился в институте, не просто жил, а как брат, и тетя Лида любила их одинаково. И даже о Галине рассказал, хоть и не собирался. Что тут рассказывать? Сам виноват. Но они так слушали… А Тамара еще и спрашивала, все время выпытывала какие-то мелкие детали, требовала, чтобы он еще что-то вспомнил, переживала, возмущалась, радовалась, один раз чуть не заплакала, вскочила, сказала, что смертельно хочет курить, убежала, вернулась через две минуты, села и опять потребовала подробностей.
— Слушай, — перебила она, когда Павел перешел к тому, как Галина явилась в госпиталь с какими-то бумагами и сказала, что это тетя Лида просит их подписать. — Но ведь можно было кого-то попросить, чтобы прочли! Как же это ты так?! Ну, ладно, не видел, почти не слышал, так хоть подумать мог бы!
— Да я и думать тогда не очень-то мог, — хмуро сказал Павел. — Все-таки сильно шарахнуло. Сначала думали, что не выживу, потом — что не встану, потом — что зрение не восстановится… И выжил, и встал, и увидел — и все поздно. Оказывается, Галина тете Лиде не сказала, что обо мне из госпиталя сообщили. Она сказала, что меня похитили и выкуп требуют. Денег-то никаких у тети Лиды не было… Значит, квартиру продавать. А без моего согласия нельзя. Потом оказалось, что я свою долю Галине передал, вот какую бумагу она в госпиталь привозила. А тете Лиде сказала, что я давно уже передал, еще когда поженились. Я — в госпитале, тетя Лида думает, что в плену… Конечно, заболела сильно. Я просил, чтоб хоть кто-нибудь позвонил, узнал бы, что там. Звонили, Галина отвечала, что тетя Лида в больнице. Потом уже сам звонил — в больнице да в больнице… Перед выпиской звоню — а отвечает кто-то чужой: здесь такие не живут, прежние хозяева квартиру продали и переехали на новое место. Я это новое место еле-еле нашел. Шесть метров в коммуналке, в бараке каком-то возле железной дороги, я думал, таких уже не осталось давно. Тетя Лида лежит на раскладушке, белая, как мел… Глаза открыла, меня увидела — и как засмеется! Живой, говорит, здоровый, не зря, говорит, я опять пару-тройку законов нарушила. А Галочка, говорит, где? Как же вы разминулись? Она, мол, тебя выручать поехала. Ей, говорит, опасность не грозит? Я ей ничего объяснять не стал… Она такая счастливая была, что меня выкупила. А через неделю умерла. Сердце во сне остановилось — и умерла. Мне эта комната в бараке осталась. Она меня сумела при переезде как-то прописать, опять, наверное, законы нарушила. Верила, что вернусь. Вещи мои сохранила. Альбомы с фотографиями. Все документы. А мебель, техника, все ценное, и даже вся посуда, и даже шторы — все как сквозь землю… Тетя Лида считала, что Галина на время все у знакомых пристроила — куда все везти-то на шесть метров? Пристроила… И сама где-то пристроилась. В розыск подавал — не нашли. Уволилась. Уехала или где-то спряталась. Развели заочно. Остался в этом бараке, комиссовали, денег нет, работы какие-то случайные… От знакомых прятался, от сослуживцев бывших… Сейчас понимаю, что идиот, а тогда шарахался от людей, будто это я тетю Лиду ограбил и в гроб вогнал. Через полгода только решился одному приятелю позвонить, я у него в гараже машину оставил. Перед последней командировкой купил — и оставил до возвращения… Думал: вернусь и прямо к дому — на машине! Сюрприз. Приятель даже удивился, что я возник. Он ждал-ждал, думает: что ж такое? Домой мне звонит — а там чужие какие-то. Но машину сохранил. Вот у меня она одна и осталась. Поездил немножко, думал, извозом заработаю. Не получается. Потом еще знакомого встретил, рассказал кое-что. Он на «Скорой помощи» работал, меня к себе взял. Потом Макарову позвонил, признался во всем. Он приехал, орал на меня долго… В общем, правильно орал. Я же вполне здоровый уже был, хоть опять на службу. Макаров сориентировался, мои шесть метров кому-то пристроил, а мне здесь такую квартиру нашел — я глазам не поверил! Сказал, что это на те шесть метров куплено. Я уж потом узнал, что он семь тысяч баксов добавил. Машину продам — отдам. Макаров говорит, четырнадцать тысяч — это здесь очень хорошая зарплата, на нее нормально прожить можно. Многие даже и на меньшее живут. Да, может, я еще чего-нибудь найду, оглядеться надо, не знаю пока ничего. Я только вторую неделю здесь, да и то последние дни занят был…
Павел неловко замолчал, вдруг сообразив, что вот о том, чем он был занят последние дни, Серым знать совсем не обязательно.
— Что хоть с Макаровым-то? — с интересом спросила Тамара, будто опять читая мысли Павла. — Сколько лет нигде никогда, а за эту неделю во всех кабаках побывал! Стряслось у него что-нибудь, что ли?
— Да нет, это так, случайность… — Павел не хотел говорить об этом, и ему не очень нравилось, что тут все обо всех знают, в том числе — и о демонстративном загуле Макарова. — Он вообще не пьет, у него поджелудочная… А тут глупость получилась, одно неприятное событие… В общем, он просто цирк устроил. А так — абсолютно в норме. Работает сидит. Меня, наверное, ждет уже.
— Подождет. — Тамара встала и постучала Серому пальцем по плечу. — Сходи-ка к Приходьковым за огурчиками. Обедать давно пора, а мы все сидим, сидим, целый час сидим, разговоры разговариваем. Паш, хочешь дом посмотреть? Макаров твой придумывал. Золотая башка у мужика. — Оглянулась посмотреть, далеко ли ушел Серый, и смешливо спросила: — А с чего Макаров цирк-то устроил? Эллочка, что ли, назад просится?
— Нет, — ответил Павел, уже смирившись с тем, что здесь действительно все про всех знают. — Не просится. Наоборот, замуж собралась и Макарова на свадьбу пригласила. Он… удивился.
— А чего удивляться? Хочет свадебный подарок с него поиметь. — Тамара хихикнула. — Ты не представляешь, какие дуры на свете бывают… Почти такие же, как дураки.
Почему Макаров так боялся Серого? Павел все время думал об этом, пока смотрел дом, и за столом, без стеснения уминая все, что подсовывала ему Тамара, и слушая ее руководящие указания и подчеркнуто подчиненный тон мужа, и потом в машине, когда Серый повез его в город, попросив Тамару подождать дома. И с чего это Макаров таращил глаза и понижал голос, когда говорил о том, как опасен Серый? Ему Серый понравился. И Тамара понравилась. А что слухи всякие вокруг — так надо же кого-нибудь бояться. В любом маленьком городе должна быть своя легенда. Или даже две легенды. Федор — герой. Серый — убийца…
