Два слова отступления. — Что я подвергся резкой клевете митр. Сергия — это не так важно. — А важно вот что: что вся наша казенная полемика со старообрядчеством всегда была сплошною клеветою на старообрядчество. — Все эти лжепрофессоры Ивановские, Субботины, все эти миссионеры: Крючковы, Александровы, Белоликовы, — все это была продажная, казенная компания, делавшая на борьбе со старообрядчеством себе карьеру и сознательно клеветавшая на старообрядчество. Старообрядчество же было ненавистно петербургским жандармам потому, что оно требовало свободы слова, свободы совести и свободной церковной общественности. — По существу, борьба правительства со старообрядчеством и была борьбою с гражданскими свободами; а миссионеры ее искусно сводили к спорам только об аллилуйя, о двуперстии, о поклонах; и побеждали своих соперников только путем клеветы на них. Подлинные исторические документы о старообрядчестве открыл проф. Н.Ф. Каптерев и в 1889 году начал их печатать, но проф. Субботин добился, что печатание этих документов было запрещено Победоносцевым, и они появились в печати лишь в 1911 году.
*
200
Теперь продолжаю. — Вот этой протоптанной дорожкой клеветы и лжи и пошел митр. Сергий и оклеветал меня. Но в Уфе среди «никониан» уже нашлись смыслящие люди и не поверили клевете Сергия, как не поверили клевете Петра. — При этом случились два обстоятельства, которые послужили на пользу мне лично и на пользу церковному делу.
У меня в то время были два викарных епископа — Антоний и Питирим. Оба они пожелали проверить все, что касалось меня в деле воссоединения со старообрядчеством. Антоний отправился проверять меня в Москву, добился доверия в канцелярии патриаршего Синода и лично проник в синодский архив, чтобы изучить документы, касающиеся меня.
Каково же было его удивление, когда он еще весной 1927 года убедился, что в Синоде — в архиве нет решительно никаких документов обо мне, — ни о моем «уходе в раскол», ни о моем «запрещении» и пр. Он спросил в Синоде, что же это значит, и получил чрезвычайно характерный ответ: «вероятно митр. Петр только попугать хотел еп. Андрея»!..
Еп. Питирим, бывший староафонский 70-летний монах, человек умный, хотя и малограмотный, поехал не в сергиевский Синод, который он не признавал, а поехал в Ярославль к митр. Агафангелу, чтобы ему доложить подробно обо всем, что касается Уфимской церковной жизни и выслушать его мнение. Митр. Агафангел выслушал еп. Питирима очень внимательно в течение нескольких часов (два Дня) и сказал моему викарию и ставленнику (которого я рукоположил во епископа во время первой моей ссылки, в Тедженте в июне 1925 г.), еп. Питириму, чтобы он не смущался, что мое церковное поведение безупречно и что лишь в целях церковного мира он, митр. Агафангел, советовал бы мне не совершать архиерейских хиротоний, а в целях осведомления уфимцев и других верных сынов Церкви, он — митр. Агафангел, советовал бы мне все мое
201
«дело» отдать на суд ближайших по крайней мере, — трех епископов.
«Но это мой только совет, а на месте видней, что нужно делать», — так сказал еп. Питириму митр. Агафангел*.
Еп. Питирим, вернувшись в Уфу, обо всем этом рассказал мне, а Старо-Уфимский еп. Аввакум решил немедленно исполнить совет митр. Агафангела и на 3-е февраля 1927 года пригласил в Уфу на совещание епископов Питирима и Антония, а от меня запросил все материалы в объяснение моего церковного поведения.
3-е февраля 1927 года эти три епископа выпустили за собственными подписями «Акт по делу архиепископа Андрея», в котором изложили обстоятельства дела и пришли к выводу, что я никуда не «уходил», а что клевета митр. Сергия по существу своему есть легкомысленная и позорная на святое дело.
П. Воспоминание о «никонианах»
Когда митр. Сергий прислал в Уфу свое клеветническое письмо обо мне, я счел своим нравственным долгом ответить ему и тем дать ему возможность его ошибку исправить. — Я сейчас не имею в руках многих подлинных документов, о которых я говорю; не имею и копии моего письма к митр. Сергию; но помню хорошо, что в этом письме я ссылался на тот случай, когда Константинопольский патриарх назвал
* Это мнение митр. Агафангела для меня очень важно, потому что я этого архиерея считаю (с 1905 г.) человеком безупречно честным. — Как человек честный, он до самой смерти не мог примириться с бесчестною тактикой митр. Сергия; и когда весной 1928 г. к митр. Агафангелу приехали представители Тобольских приходов и умоляли его встать во главе их управления после их окончательного отпадения от Сергия, то митр. Агафангел сказал: «Мне 73 года, я через несколько месяцев или недель умру. Поэтому я вам бесполезен. А если хотите меня послушаться, поезжайте в Уфу и просите помощи у Уфимских епископов». — Тоболяне и исполнили этот совет митр. Агафангела и были в Уфе и приняли ее порядки.
202
прсп. Феодора Студита отщепенцем от Церкви. — На это обвинение препод. Феодор ответил патриарху, что если он, Феодор, отошел от церковного беззакония, то это не значит, что он ушел от Церкви и, что, если он обличает это беззаконие в церковной жизни, то это и есть признак его православия, — в противном случае он и сам бы впал в беззаконие; патриарх же ранее всякого суждения должен основательно узнать все дело обвиняемого и потом уже произносить свой приговор.
Сделав эту выписку из писем препод. Феодора Студита, я и просил Сергия сначала изучить мое дело, а потом уже принимать какие-либо решения. Таким образом, у митр. Сергия оказьюалась прекрасная возможность выйти из его неловкого положения и исправить свою ошибку. — Но митр. Сергий гордо промолчал; ведь «никонианские» архиереи — непогрешимы! — Я подозреваю не без оснований, что оклеветать меня митр. Сергию даны были полномочия, но сказать что-нибудь в защиту меня, — на это у него не было ни полномочий; ни храбрости. — А его начальство, как известно, — строгонько!..
Летом в июне 1927 года я был эвакуирован из Уфы и через два месяца оказался снова в Средней Азии. — В это время появилась Декларация митр. Сергия, как главы русского церковного управления. Эта Декларация — воззвание от 16 июля 1927 года есть настоящая квинтэссенция никонианского цезаро-папистического хамства.— Это даже среди «никониан» по глубине своей антицерковности и предательства было нечто выдающееся и небывало скандальное. — Я и этого документа, к сожалению, не имею в руках; но имею ответ на эту Декларацию митр. Сергия со стороны его ученика и почитателя, еп. Виктора Ижевского. Это письмо прекрасно характеризует Декларацию митр. Сергия и самого и написано с таким искренним чувством и с такой преданностью святой Церкви, что я его. привожу полностью, тем более, что я с ним почти во всем
203
согласен. — Вот оно.
«Ваше высокопреосвященство, милостивейший Архипастырь, глубокочтимый и дорогой владыка!
В октябре месяце я с сыновьей любовью возымел дерзновение высказать Вашему высокопреосвященству свою скорбь по поводу начавшегося губительного разрушения православной Церкви в порядке управления. Такое разрушение Церкви Божией есть вполне естественное и неизбежное следствие того пути, на который поставила Вас Ваше «Воззвание 16 июля» и которое для нас, смиренных и боящихся Бога и для всех христолюбимых людей, является совершенно, неприемлемо. От начала до конца оно исполнено неправдою и есть возмущающее душу верующего глумление над святою православною Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание «внешним» оно есть прискорбное отречение от своего спасения или отречение от самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие — не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели по неложному слову: «иже отречется Мене перед человека» и пр.
Насколько было в наших силах, мы как себя самих, так и свою паству оберегали, чтобы не быть нам причастниками греха сего, и по этой причине самое воззвание возвратили обратно. Принятие воззвания являлось бы перед Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия в отношении ко святейшей Божией Церкви — Невесте Христовой. По страху Божиему для меня явилось теперь неприемлемым и ваше распоряжение о моем перемещении. Боюсь, как пишет мне один святитель, не будет ли выявление послушания с нашей стороны учтено ими (Синодом), как одобрение содеянного ими. И потому, если бы мне даже предоставлена была полная свобода передвижения, которой я не имею, как административно высланный, то я и тогда спросил бы себя, не придется ли мне за это послушание отвечать перед Богом, ибо оно по существу объединяет меня с людьми от Бога удалившимися.
204
А что «Воззвание» действительно достойно многих слез и что оно удаляет человека от Бога, об этом я свои мысли и итожил в форме письма к ближним.
