* * *
— Я не понимаю, чего вам еще надо! — попятился от толпы Пророк. — Разве я вас не провел через Тростниковое море?
— Провел.
— Разве я не водил вас сорок лет?
— Водил. Еще как водил!
— Разве не привел в Страну Обетованную?
— Привел. Куда-то привел, точно.
— Так чего же вы еще хотите?!
— Жрать хотим, — отозвалась толпа.
Пророк посмотрел на алчно горящие глаза и оскаленные зубы — и ему стало неуютно.
— Меня есть нельзя, — на всякий случай напомнил он. — Я костлявый!
— Ничего, — откликнулся кто-то из толпы, — разберемся.
— Чудо давай! — подал голос еще кто-то. — Чтобы жрачки побольше! И повкуснее!
Пророк смиренно возвел очи горе.
— Они жрать хотят, — пожаловался он небу, — дай им что-нибудь.
С неба немедленно свалился огромный ком чего-то белого, аппетитного, вкусно пахнущего.
— Это что? — насторожилась толпа.
— Манна небесная, — устало ответил Пророк. — Жрите.
Толпа налетела на манну, заглатывая ее огромными кусками, толкаясь и переругиваясь. Пророк снова поднял голову к небесам.
— А для меня что-нибудь будет? — спросил он. — Вроде всё, что надо, сделал…
В небесах блеснуло, и сверху упал сияющий диск. Пророк вознес молчаливую благодарственную молитву и коснулся диска губами. Диск поплыл вверх, а вместе с ним поплыл и Пророк, по-прежнему прижимая губы к металлу.
— Ты смотри, вознесся! — сказал кто-то из толпы, на секунду оторвавшись от еды.
— Живьем, — подтвердил другой.
— А чего он так дергается-то?
— Религиозный экстаз, наверное.
— А по-моему, ему больно.
— Одно другому не мешает. Да ты ешь, не отвлекайся.
И они снова принялись заглатывать подкормку. А висящий на блесне Пророк возносился всё выше и выше…
* * *
— Создатель! — обратился Горшок к Гончару. — Вот ты меня сотворил из глины…
— Ну, сотворил.
— Я благодарю тебя. Но в чем смысл моего существования? Какая высшая цель? Зачем я вообще нужен?
— Что значит, зачем? Ты что, не рад, что ли?
— Я рад, конечно! Но я хотел бы знать…
— Нет уж, ты, пожалуйста, определись! Чего ты хочешь: знать или радоваться?
* * *
Седьмое небо. Два мрачных мужика величественного вида разбирают хрустальные панели и аккуратно складывают в стопочку.
— Вообще-то, давно пора было апгрейд делать, — сказал один, откручивая головку болта, — эта старая система мироздания уже лет триста на ладан дышала!
— Вот-вот! — подхватил второй. — Стена вокруг Океана никуда не годилась. Вечные утечки; мне уже надоело постоянно дыры затыкать.
— И слоны слишком много жрали.
— А черепаха вообще какая-то тормознутая.
Ухватив очередную секцию, они отсоединили ее от хрустального купола небес и принялись разбирать на отдельные панели.
— А какую систему сейчас будут ставить, не знаешь?
— «Континуум-586».
— Это которая с центральным расположением светила?
— Угу.
— Говорят, мощная разработка.
— Мощная. Главное, Землю обещают круглую. Какой-то там фокус с гравитацией, я не понял.
— То есть, вода больше не будет проливаться?
— Говорят, не будет. Правда, в прошлый раз тоже обещали…
— Слонов жалко. Хотя, конечно, жрали много.
— Что слоны! Гелиоса жалко!
— Ничего, переквалифицируется.
— А, ччерт!
Стеклянная панель треснула, раскололась и мелкими осколками осыпалась вниз.
— Желание загадал?
— Зачем?
— Новое правило такое. Видишь падающую звезду — загадывай желание.
— А сбудется?
— Неизвестно. Но надо загадывать.
Дальше работали молча. Разобранный купол упаковали в коробки, пронумеровали и отправили на склад. Развесили по местам планеты и спутники, откалибровали их массу, скорость и наклон оси. Включили солнце, и всё завертелось.
— Работает?
— Да вроде работает…
— Вода не проливается?
— Кажется, нет.
— Луна как-то косо сидит, не находишь?
— Не нахожу. По-моему, все нормально.
— Начальства не видно?
— Нет пока. Через час придет.
— Отлично! У нас есть еще час поиграть в «Цивилизацию».
ВСЯКИЕ ПРОЧИЕ СКАЗКИ
* * *
— Здравствуй, — говорю я дождю. — Как здорово, что ты пришел.
— Угу, — соглашается дождь, задумчиво барабаня по стеклу. — Только этот раз — последний.
— Ты о чем? — не понимаю я.
— Не приду я больше, — отвечает дождь, и по стеклу скатывается крупная капля. — Вот так вот.
— А почему?
Дождь долго молчит — подыскивает ответ.
— Чтобы стало грустно, — наконец выдавливает он из себя.
— Мне уже грустно, от твоих слов, — говорю я.
— И мне тоже, — вздыхает дождь.
— А зачем это нужно, чтобы было грустно?
— Настроение такое, — говорит дождь. — Я не приду, и вы будете плакать. Из вас будут капать слезы. А я буду смотреть на них и думать: «дождь идет…»
* * *
— Я хочу снять этот лес на три месяца, — сказало Лето. — Плачу наличными! Сколько с меня?
— Дорого возьмем, — ответили Лету деревья.
— Ерунда, у меня денег куры не клюют, — отмахнулось Лето и достало из кармана пачку зелени.
С каждым деревом, с каждым кустом, с каждой самой тонкой веточкой Лето расплатилось сполна, весь лес засыпало зелеными лисгьями, и стало в нем хозяйкой на целых три месяца.
Потом пришла в лес Осень.
— Я хочу здесь пожить некоторое время. Сколько с меня?
— А чем заплатишь?
— Золотом.
Дорого пришлось заплатить Осени, но она не считалась с расходами, и уж конечно, не могла дать меньше, чем Лето!
А потом пришла Зима.
— Мне нравится этот лес, я здесь поселюсь месяца на три. Сколько вы за него брали? Так я заплачу в десять раз больше!
И щедрой рукой она стала сыпать серебро и алмазы — пока не засыпала весь лес драгоценностями по колено.
Прошло время, сокровища Зимы, как это часто бывает с сокровищами, утекли водой. А в лес пришла Весна.
Ей нечем было расплатиться. Но к её приходу все деревья принарядились, по лесу развесили пушистые сережки и хрустальные висюльки, под ноги пришедшей Весне расстелили свежий зеленый ковер и забросали её цветами. Потому что Весна пришла как дорогой друг, а не квартиросъемщик.
* * *
— Привет, Малыш! Полетаем сегодня?
— Ура! Конечно, полетаем. Только вот… — Малыш задумался, — а я не упаду?
— Ну, упадешь, подумаешь! Одним Малышом больше, одним меньше, дело житейское.
— Я — не дело житейское! — возмутился Малыш. — Я знаешь, сколько стою? Сто тысяч мильонов!
— Подумаешь, сто тысяч мильонов! Пустяки.
— А мы далеко полетим?
— На Японские острова, — ответил Толстяк и неприятно захихикал.
* * *
Жили-были Вселенские Константы. И куча разных переменных.
А среди них жила одна крошечная константа, характеризующая невесть что. Такая мелкая, что ее и не открыли еще. Вообще никто не знал, что она существует. Да что там — даже рядом с массой покоя нейтрино она казалась сущей козявкой. Но при этом маленькая константа имела свою гордость и очень ответственно относилась к своему постоянству. Не хотела расти ни за какие коврижки, сколько ее ни убеждали другие, более солидные константы.