магистрате города Олыки разбиралось дело по обвинению мещанки Райской в том, что будто она чародейством причинила смерть сыну мещанки Анны Шкопелихи.
В 1701 г. каменецкий мещанин, почтарь Судец, жаловался на гречанку Антониеву в том, что она желала причинить ему болезнь, посыпая порог его дома каким-то порошком. Магистрат освободил обвиняемую от ответственности, присудив ее лишь к принятию очистительной присяги.
В 1705 г. ковельский мещанин Трофим Григорьевич жаловался на соседа своего Михаила Максимовича о том, что обвиняемый с женою совершили «такое преступление, какого и высказать нельзя». Преступление заключалось в том, что Максимовичи с целью повредить здоровью истцов вылепили из теста что-то круглое, в виде калача, и в собственном саду истцов повесили на дереве. По распоряжению магистрата отправлен был присяжный лавник освидетельствовать факт и действительно нашел на вербе кругло вылепленный калач из ржаного теста. Максимович не явился в суд к ответу и был заочно приговорен к уплате штрафа и судебных издержек.
В 1732 г. в Дубенском магистрате разбиралось дело по жалобе солдата Степана Гембажевского на его соседку, мещанку Дембскую, что она причинила истцу семинедельную болезнь тем, что разложила на его заборе какое-то истолченное зелье. Обвиненная объяснила, что зелье это не имело значения, приписываемого истцом, что она только просушивала истолченную горчицу, приготовленную на лекарство больного ребенка. Магистрат определил, чтобы Дембская приняла очистительную присягу.
В 1747 г. состоялся приговор Овручского магистрата по жалобе мещанина Опанаса Моисеевича, обвинившего мещанку Омельчиху в том, что она, желая причинить ему вред, вылила какой-то состав под его хлев. Обвиняемая объяснила, что она вылила «щелок» для того, чтобы там не было грязи. Магистрат определил, чтобы Омельчиха вместе с мужем приняла очистительную присягу и извинилась перед истцом, «а впредь если она осмелится выливать что бы то ни было, доброе или злое, в чужую усадьбу, то безотлагательно будет наказана 50 ударами».
В редких случаях, когда какое-либо народное бедствие возбуждало народное воображение, были случаи более жестокой расправы с теми, которых считали чародеями.
В 1738 г. в Подолии распространилась моровая язва. Желая предохранить свое село от заразы, жители села Гуменец предприняли ночью крестный ход по своим полям. Между тем, в соседнем селе Пржевратье у дворянина Михаила Матковского пропали лошади. Матковский ночью же отправился на поиски и наткнулся на крестный ход. Жители Гуменец вообразили, что неизвестный им человек, ходящий ночью по полям с уздечкою, есть не что иное, как олицетворение моровой язвы; подозревая, что он упырь, парубки бросились на Матковского, жестоко его избили, порвали на нем одежду и полумертвого оставили на земле. Едва возвратился Матковский домой, как из Гуменец прибежал посланный узнать, жив ли он. Узнав, что он вернулся и жив, жители Гуменец целою толпою, вооруженные ружьями, пиками, косами, цепами, пришли ночью в село Пржевратье и окружили дом Матковского. Разбив двери, они схватили Матковского и увели в Гуменец. Здесь у дома дворянина Кочковского собрались все жители села. Предварительно арестованному дали 50 ударов, допытываясь связи его с моровою язвою. Несмотря на уверение в невинности, большинством голосов решили его сжечь; несколько лиц заявили, впрочем, сомнение в юридической правильности приговора. Некто дворянин Выпрышинский протестовал, что дворянина нельзя жечь без приговора городского суда. Тогда большинство потребовало от него, чтобы он дал запись о том, что принимает на себя ответственность за все бедствия, могущие возникнуть вследствие оставления в живых Матковского. От этого Выпрышинский уклонился, отговариваясь сначала отсутствием чернила, и наконец сказал: «Некогда мне писать — жгите!» Впрочем, громада пришла в раздумье, боясь судебной ответственности. Но тут нашлись лица, выведшие ее из сомнения. Дворянин Скульский прискакал верхом на сборный пункт и крикнул: «Жгите скорее, я готов уплатить сто золотых, если за это будет штраф!» Затем явился священник и, исповедав Матковского, объявил: «Мое дело заботиться о душе, а о теле — ваше; жгите скорее». В толпе раздавался крик: «Нужно жечь!» — и Матковского передали в руки экспертов. Один из них, дворянин Лобуцкий, вырезал пояс из сыромятной кожи, окружил им голову жертвы, заложив в уши под повязку камушки и затем сложив в узел пояса палку, стал его сильно стягивать. Другой, Войтех Дикий, замазывал свежим навозом рот Матковского, а дьяк Андрей Софончук, намочив большую тряпку в деготь, обвязал глаза Матковского. После этого устроили костер из 40 возов дров и 20 возов соломы, втащили на него Матковского и сожгли. После этого послали в дом Матковского за его одеждою и ее также бросили в огонь.
В XVII–XVIII вв. было весьма распространено у нас кликушество, напоминающее во многом одержимость бесом на Западе. Кликуша (от слова «кликать»), или, как в старину также называлась, икотница, — это женщина испорченная, в которую вселился бес. В автобиографии протопопа Аввакума имеется описание кликуши, которая когда «паде на нее бес, учала собакою лаять, и козою блекотать, и кукушкою куковать». Обыкновенно припадки случаются с кликушами в многолюдных собраниях, особенно в церквах. Кликуша не может переносить запаха ладана, слышать Евангелие, херувимской. Во время припадка она говорит от имени дьявола и его языком. Приписывая свою «болезнь» порче, кликуша обыкновенно выкликает имя того лица, которое чародейством напустило на нее болезнь. В XVII ст. лица, имена которых кликуши выкликивали, привлекались к суду по обвинению в чародействе и предавались пыткам, самих же кликуш только отчитывали для изгнания поселившихся в них бесов. В допетровский период под пытками погибло немало людей благодаря таким выкликаниям кликуш. Кликуши нередко играли роль в борьбе партий при Московском дворе, и ими часто пользовались для возведения обвинения в чародействе и устранения противников. Вследствие этого в XVIII ст. кликушество начинает вызывать против себя строгое отношение со стороны правительства. Петр I видел в кликушестве притворное беснование, имеющее целью возведение поклепа на невинных людей. В 1715 г. состоялся указ: «Ежели где явятся мужеска и женска пола кликуша, то, сих имея, приводить в приказы и розыскивать» (т. е. допрашивать под пыткой). Указом 1716 г. и духовным регламентом 1731 г. на архиереев возложена обязанность разыскивать кликуш и предавать их гражданскому суду. В 1729–30 гг. в одной волости обвинены были в икотном деле 232 человека, в том числе замужних женщин — 116, вдов — 5, малолетних и девушек — 26, мальчиков и женатых мужчин — 84. Указ 1737 г., замечая, что «в Москве являются по церквам и монастырям кликуши, которым в той притворной жалости свобода дается, а сверх того над ними молитвы отправляются», подтверждает обязанность архиереев разыскивать кликуш и за недонесение грозит им извержением из сана.
Обвинения лиц, выкликиваемых кликушами, встречаются у нас еще во второй половине XVIII
