– Так сколько, говоришь? – переспросил Марций.
– Человек сорок. Но будет больше. Многие из раненых не доживут до следующего утра.
Клодий приложил холодный кубок к пылающему виску. В сильную жару его мучили мигрени. Избавиться он них помогал лекарь Кфир. Он же пришил Клодию руку разбойника, когда он потерял свою в схватке с вырвавшимся из клетки огромным нильским крокодилом. Тот самый Кфир, которого сегодня он разорвал конями. Но угрызений совести Клодий не испытывал: когда лекарь помогал ему, он был признателен и выказывал спасителю свою благосклонность. А когда получил приказ казнить преступника, то выполнил его, не задумываясь и не вникая в тонкости относительно того, кого лишает жизни…
– Озверевшая толпа диких иудеев, ничего нет хуже, – посетовал префект.
– Я считаю, оцепление напортачило. Когда прокуратор швырнул в толпу перстень, понятное дело, все рванули вперед. Там в один миг с десяток человек припечатало, как тараканов. И тут, как мне кажется, у кого-то из солдат нервы не выдержали, кто-то выставил копье. А за ним второй, третий и так далее. Паника. Хаос. Задние ряды рвутся к перстню, первые ряды спасаются от копий, результат – полсотни трупов…
– Ничего. Главное, что это не твоя вина и не моя, дорогой Клодий.
– Если бы не этот проклятый перстень, все было бы в порядке. Может, он и в самом деле обладает какой-то дьявольской силой, как о нем говорят. А может, просто глупая была затея. Нетрудно ведь было догадаться, какое побоище эти дикари устроят за сто динариев…
Начальник стражи осекся, поймав взгляд префекта.
– Считаешь, что наш прокуратор не проявил достаточной прозорливости? – невинно поинтересовался Марций. – И что его идея бросить перстень в толпу была глупой?
Клодий, расплескав напиток, поспешно поставил кубок на стол.
– Такая мысль не могла даже заглянуть в мою не очень умную солдатскую голову, благородный Марций! Наместник императора Траяна, да царствует он вечно, высокородный прокуратор Публий Крадок успевает предвидеть последствия того, о чем его солдаты только начинают думать! Не проявил прозорливости центурион, командовавший оцеплением! Именно он должен был предусмотреть всплеск активности толпы!
– Что ж, я сожалею, что не так тебя понял.
Префект кивнул, внимательно рассматривая лежащие на столе руки начальника тайной стражи. Кисти были совершенно разные, и это сразу бросалось в глаза. Левая узкая, с длинными пальцами и овальными ногтями, а правая – широкая короткопалая, и ногти на ней вытянуты не вдоль, а поперек – это рука плебея из самого низшего сословия… Неужели правда болтают, что казненный чернокнижник пересадил ему правую кисть от убитого разбойника?! И что иногда именно рука разбойника определяет дикие выходки Клодия, жертвами которых стали уже несколько человек… В любом случае, находясь один на один, лучше с ним не ссориться.
– Мне очень важно твое мнение, Клодий, – как можно мягче произнес префект. – Я его учту, если будет назначено разбирательство. – Он с шумом выдохнул, надув мясистые губы, рассеянно уставился на Храмовую гору. – Интересно, а кто поймал перстень? – спросил он. – Ты ничего не слышал? Или он так и валяется где-нибудь в пыли, затоптанный тысячами ног?
– Это было бы забавно, – задумчиво сказал Клодий. – Особенно учитывая полсотни трупов. Но нет, он нашел себе нового хозяина.
– Вот как? И кто же этот счастливец?
– Раб хозяина пекарни Захария. Его зовут Модус. Я послал солдат, сейчас его приведут: надо оформить документами волю нашего прокуратора. А насчет счастливца… Не знаю – может ли этот перстень принести кому-то счастье…
Клодий осекся. Выражать такое сомнение относительно перстня, подаренного прокуратором, – значит сделать шаг к плахе.
– Впрочем, это не моего ума дело, – вовремя сориентировался он, показывая, что у него вовсе не такая глупая голова, как он только что утверждал.
Бронзовый колокольчик у входа в беседку деликатно звякнул. На пороге со вскинутой в римском приветствии рукой появился легионер охраны. Он был в полном боевом облачении: кожаный нагрудник в железных бляшках, наручи и поножи, шлем с гребнем и крыльями, закрывающими щеки, меч на перевязи.
– Только что привели раба, поймавшего перстень, – доложил солдат. – Правда, хозяева ему не верят и просят подтверждения воли прокуратора.
– Ох уж мне эти недоверчивые иудеи! – проворчал Марций. Он поправил тогу и пересел в высокое кресло, имеющее официальный вид и предназначенное для общения с посетителями. – Кто хозяева?
– Хлебопек Захария Бен-Ахим и его жена Ассма.
– Жена? А при чем тут жена? Она что, его главный визирь?
Легионер позволил себе слегка улыбнуться.
– Женщина весьма решительная, префект! У нее напор, как у сирийской конницы.
– Ладно, веди их сюда! – Марций повернулся к начальнику тайной стражи. – Просить они могут о чем угодно, а получат лишь то, чего заслуживают.
В беседку вошли три человека и, повинуясь короткому жесту префекта, остались стоять у порога.
Захария был растерян и постоянно прикладывал руку к щеке, словно ему недавно влепили пощечину. Лицо Ассмы представляло собой смесь крайней степени обиды, разочарования и праведного гнева – губы в нитку, бледные щеки трясутся, глаза мечут черные молнии. Последним, загребая босыми грязными ногами, вошел Модус в изорванной одежде, встал в сторонке.
– О посланник великого Рима, арестуй этого дерзкого раба! – с порога завелась Ассма. – Он каким-то образом прознал, что я собираюсь отправить его в Гионские каменоломни, и вздумал удрать! А еще он врет и дерзит на каждом…
– Остановись, женщина! – грубо прервал ее префект. – В чем дело? Это твой раб, и если он что-то делает не так, в твоей власти наказать его как тебе угодно. Почему римская власть должна заниматься твоими домашними проблемами? И почему ты распускаешь язык, в то время как твой муж молчит? Или он не старший в доме?
Лицо Ассмы пошло пятнами. Прикусив губу, она свирепо посмотрела на Захарию. Тот, уткнувшись взглядом в пол, вышел вперед.
– Сегодня я, ваша честь, отпустил наших рабов на площадь, где проходила казнь. – Он неуверенно улыбнулся. – Не знаю, может, я поступаю глупо, но я разрешаю им иногда прогуляться по городу. Народ Израиля томился в вавилонском, а затем египетском плену, нам ли не знать тяжесть рабства?
Префект нетерпеливо пошевелился в своем кресле, и Захария стал говорить быстрее:
– Я отпустил их утром, а в полдень Модус вернулся. – Хлебопек показал на напряженно застывшего в неловкой позе раба. – Он сказал, что ему достался некий перстень, дар прокуратора, и что он отныне свободен…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
