Алексею Навальному была предоставлена предвыборная трибуна, которую он использовал в том числе и для беспощадного и аргументированного обличения личного путинского воровства. Володин же при этом уверял прикремленных и умудренных в дворцовых интригах политологов, что все это надругательство над светлым образом «национального лидера» происходит с благословения и повеления самого Путина.
Очень характерным и многими недооцененным драматическим эпизодом кампании было интервью Навального, данное им новому ведущему «Эха» Проханову. Редактор «Завтра» стал в последние годы, пожалуй, самым ярким и верным апологетом Путина на державно-патриотическом поле, страстно пропагандируя дорогой его горячему сердцу миф о Путине как о «новом Сталине, выросшем в недрах иудейского режима».
Навальный, знавший идеологические пристрастия мэтра, пришел с домашней заготовкой на сталинско-путинскую тему и шаг за шагом очень спокойно и убедительно, оперируя очевидными общеизвестными фактами, заставил мастера художественного слова разочарованно признать, что Путин на самом деле всего лишь банальный вор, выросший в недрах ельцинского режима. Более того, Проханов патетически присягнул Навальному как предтече грядущего спасителя России.
Вопреки всем канонам, низкая явка сыграла на этот раз в пользу оппозиции. Она впервые оказалась более мобилизованной. Володянинский курс на «легитимность», расколовший «элиты», с треском провалился при первом же его испытании. Собянин, объявленный победителем по результатам первого тура, остается очень нелегитимным мэром, и совсем ненадолго.
Но больше всех проиграл в этой кампании Путин. Его памятный лужниковский призыв «Умремте ж под Москвой!» грозит стать пророческим. Мем «Путин — вор» стал общим местом как российского политического дискурса, так и будущих школьных учебников истории. С такой одиозной репутацией отцы нации долго не живут. Мирная антикриминальная революция, о необходимости которой так долго говорила радикальная оппозиция, свершается.
2013 г.
Последнее искушение сислибов
Российское общество вплотную приступило к решению исторической задачи перехода от путинского паханата к нормальной республике. К демократическому государству, в котором различные политические силы — левые, либералы, националисты, — смогут конкурировать за доверие граждан на свободных выборах. Так же, как в Испании, Польше, Румынии, Турции, Бразилии, Южной Корее, Греции, Чили, Португалии, Сербии, Аргентине, Тунисе, Индонезии, Непале, Тайване, Либерии и многих других странах в самых разных регионах мира, совсем недавно живших в условиях диктаторских и авторитарных режимов.
Этот переход — не прыжок в Царство Божие, а всего лишь запоздалое выполнение необходимых социально-гигиенических процедур. Но будущее России и само ее существование зависит от того, займет ли этот переход несколько месяцев, или мы снова обреченно оставим его на потом, доверив его выполнение самому пахану, как настойчиво уговаривают нас его самые отпетые сирены.
Естественно, что в воздухе давно витает идея круглого стола и переговоров оппозиции с властью. Польские и испанские рецепты, однако, в наших пенатах не работают. Нет у нас ни Ярузельского, ни Суареса, ни тем более Хуана Карлоса.
Власть первого лица в стране — это безусловное подчинение ему нескольких десятков человек: высших гражданских, полицейских, медийных, военных чиновников. Причины, по которым нотабли подчиняются монарху, президенту, вождю племени, различаются в разных культурах: конституционное право, обычай, животный страх, корыстный интерес, верность присяге, искреннее уважение к выдающейся личности лидера, религиозный фанатизм или комбинация вышеперечисленных факторов.
Революции, перевороты, мятежи происходят, когда критическая масса этих ключевых персонажей утрачивает мотивы подчинения, и у самых решительных рука тянется у кого к табакерке, у кого к шарфику, а у кого (в более вегетарианских социумах) — к вотуму недоверия в парламенте, который и есть самое подходящее место для подобных дискуссий.
Я вовсе не собираюсь преуменьшать значение процессов, протекающих в гораздо более широком мире, — социального недовольства, протестных выступлений, отчуждения масс от власти. Они-то и генерируют обвал лояльности элит. Но именно этот обвал, и только он служит спусковым крючком перемен.
Если говорить об авторитарных режимах, то власть любого диктатора, даже самого жестокого, никогда не бывает абсолютной. Она всегда конвенциональна, то есть остается условным соглашением его окружения. И в этом смысле она более хрупкая, чем власть избранного лидера в устойчивой демократии.
Судьбу товарища Путина будет решать не он один, а все сегодняшнее политбюро — 15–20 авторитетнейших пацанов, опираясь на мнение народное (настроение 200–300 нотаблей из второго эшелона кремлевской клептократии).
Вот на это настроение и может влиять оппозиция и массовыми действиями, и неформальными переговорами с нотаблями и членами политбюро. Формальные же переговоры с официально назначенными представителями высшей власти, как мне кажется, в ближайшее время не предвидятся.
Сам Путин, как это ни парадоксально, не интересен как потенциальный переговорщик. Сегодня он не готов ни к каким переговорам. Он задумается о переговорах только когда, испробовав все другие методы, поймет, что капитуляция неизбежна, и захочет обсудить ее условия.
Но поймет он эту горькую для него истину, как человек упертый, только когда будет оставлен другими ключевыми носителями власти. А тогда с ним уже не о чем будет разговаривать. Условия его ухода обсудят с оппозицией другие люди. Как, собственно, произошло с Мубараком.
Пройдемся теперь по иным носителям распределенной власти в паханате.
Настоящим тандемом путинской власти был все эти тринадцать лет нерушимый союз силовиков и «системных либералов», кооператива «озеро» и «партии бабла», Путина и Чубайса. Одни силовики просто не смогли бы править страной и обеспечивать безопасность награбленных ими авуаров на дружно проклинаемом Западе.
Путинские хорьки из кооператива «озеро» в конце 90-х были ничем — так, мелкими питерскими жуликами. Они пришли к власти и стали всем не в результате какого-то заговора темных сил или чекистского переворота. Их привели за руку во власть как собственных охранников либеральнейшие из либеральнейших политиков, чиновников, олигархов в окружении Бориса Ельцина. Имена их хорошо известны — так же, как и трагические обстоятельства операции «Преемник-1999» — поход Басаева в Дагестан, взрывы домов в Москве и Волгодонске, «учения» в Рязани, «возрождение российской армии в Чечне», обернувшееся поражением России на Кавказе и выплатой ею контрибуции.
Подвесив страну на чекистский крюк, сислибы потом тринадцать лет объясняли самим себе и остаткам интеллигенции, что только ОН способен защитить их всех от ярости народной и от прихода страшных коммунистов и нацистов.
Я еще раз напоминаю эти события нашей недавней истории только потому, что они чрезвычайно важны для понимания сегодняшней ситуации. Все идеологи и технологи власти 90-х (за редчайшим исключением) по-прежнему на плаву. Они — золотой фонд и мозговой центр системных либералов, этой неотъемлемой части режима. Они могут в своем кругу ворчать об эксцессах и тупости силовиков. Их могут раздражать нахрапистость таких безродных, с их точки зрения, фаворитов как всякие тимченки и чемезовы. Они могут ненавидеть невысокого сурового человека в шинели от Brioni и даже иногда покусывать его.
Но они никогда еще не были способны на серьезную конфронтацию с режимом, даже прекрасно понимая, насколько он губителен для России. И дело здесь не столько в их трусости, сколько в ослепленности Властью, в кастовой принадлежности к верхушке режима, в психологии жертв-палачей, связанных общими преступлениями. Это их воровская власть, созданная ими и служащая им…
Если члены кооператива «озера» — откровенные жулики и воры без всяких идеологических амбиций, то системные либералы, претендуя на интеллектуальную утонченность, мнят себя еще и прогрессорами, вот уже двадцать лет ведущими страну с косным, зараженным патерналистским сознанием населением по пути непопулярных, но так необходимых стране рыночных реформ, страстотерпцами, несущими «крест Чубайса», как замечательно выразился один из их пиарщиков.
На самом деле за последние 20 лет они создали мутанта, не поддающегося дефиниции в традиционных политэкономических терминах.
Путь «собственника» к успеху в России лежит не через эффективное производство, успешную конкуренцию, инновации, а через близость или прямую принадлежность к «властной вертикали», через эксплуатацию своего административного ресурса — маленького или совсем не маленького куска государства — и через абсолютную лояльность правящей бригаде и ее пахану.
