— Это Джин, какой она была, когда мы только познакомились.
— Но она и сейчас в точности такая же, — сказала Тамар, — такая же красивая!
Идея посмотреть старые фотографии принадлежала не Тамар. Дункан, бывший уже под хмельком, когда она пришла, притащил альбомы и устроил вечер воспоминаний. Она боялась, что у него того гляди хлынут слезы. Они сидели у электрического обогревателя; Дункан поставил его перед камином, который Джин обычно топила дровами. В комнате было темновато, потому что горела только одна лампа. Так ему не нужно было беспокоиться о том, что в комнате не прибрано.
— Вот тут у Синклера жуликоватый вид, парень доволен собой. А это Джерард, такой горделивый.
Тамар грустно посмотрела на Синклера, который умер молодым и был тогда лишь чуть старше ее теперешней.
— А этот смуглый крепкий парень, похожий на регбиста из Кембриджа, — я.
— Играли в колледже в регби?
— Нет.
— А кто эта девушка?
— Это Роуз, она изменилась, на этой фотографии у нее вид застенчивой девочки. Это Робин Топгласс — дурачится. А это чудище, что смотрит на него, похожее на карлика. — Дженкин. Это Маркус Филд, который подался в монахи. Еврей с длинными волосами — профессор Левквист. Я уж забыл, как он еще был молод в то время.
— А это кто, похожий на комедианта?
— Отец Джин. Он никогда не любил меня. Ты, разумеется, встречала его. Сейчас он выглядит иначе. А это крикет в Боярсе.
— Роуз на подаче!
— Да, она была очень хорошим игроком. Выступала за школьную команду. Для Джин крикет был забавой. Вот она, виднеется вдалеке, возле вратаря. Джерард отлично играл, чуть не попал в университетскую команду. Синклер тоже мог попасть, только он ни к чему не относился серьезно. У него был свой стиль игры. Это снова Боярс, все стоим на ступеньках, и с нами три горничные и два садовника.
— То прошлое! А Роуз и сейчас играет с пожилой дамой, которая там живет.
— Эта хорошенькая девушка на переднем плане — та самая пожилая дама. Пес — пес Синклера. Он звал его Регентом. Не вспоминал пса с…
Это был один из моментов, когда Тамар опасалась, что Дункан заплачет. Ей хотелось, чтобы воспоминания прекратились. Каждый раз, когда переворачивалась страница, она боялась, что появится лицо Краймонда. Она могла не волноваться. Дункан давно удалил из альбома всякий след Краймонда: Краймонд с ракеткой для сквоша, Краймонд с теннисной ракеткой, Краймонд с ружьем, Краймонд, обнимающий за талию Дженкина, Краймонд в лодке, Краймонд в спортивных белых фланелевых брюках, Краймонд в вечернем костюме, Краймонд в камзоле (в шекспировской пьесе), держащий один конец плаката с надписью «Руки прочь от Советского Союза» (другой конец держит Робин), Краймонд улыбающийся, смеющийся, шутящий, спорящий, произносящий речь, паясничающий, нелепый, благородный, задумчивый, торжественный. Как показывали эти бесспорные свидетельства, он был всюду, во все встревал, во всем участвовал — во всех идеях, планах, развлечениях, идеалах их юности.
— Какие все девушки здесь красивые, — сказала Тамар, — и как прекрасно одеты!
— Это прием в саду. Да, девушки в те времена были хорошенькими. Это сестра Маркуса Филда. А это некая Тесса, она была подружкой Джин, погибла на пожаре. Jeunes filles еп fleurs[53]. Как ты сейчас, — вежливо добавил он.
Тамар неблизки были те высокие элегантные юные особы. Было жалко Тессу, погибшую при пожаре. Она чувствовала, эти люди в Оксфорде жили полнокровной жизнью. А она, разве это жизнь? Ей врезались в память слова Вайолет, над которыми она будет задумываться постоянно, заявившей (и повторявшей всем и каждому), что, будь у нее деньги на аборт, Тамар никогда бы не появилась на свет. Это ощущение полунебытия, которое можно было хранить в себе, чтобы питать им обиду, она ценила как подтверждение некой глубокой оригинальности; она лишилась отца, лишилась матери, неестественно привязчивая, беспризорница приблудная. Вот что Джерард принимал (и Тамар знала об этом) за безупречную непорочность, некое достоинство, словно, как в случае шекспировской Корделии, истина ничего не значила. Тамар не была уверена, что это достоинство, но ни за что не желала разрушить это убеждение.
— Нравилось тебе в Оксфорде? — спросил Дункан, закрыв, к облегчению Тамар, альбом.
— О да, я любила заниматься. Правда, я не слишком много кого знала, и стольких друзей, как у вас, у меня там не было…
— Что ж… Оксфорд каждому открывается разной стороной. Были у тебя там мальчики?
Тамар залилась краской и слегка отодвинулась от Дункана, пониже натянув юбку на стройные ноги. Она, как только вошла, уловила исходящий от него запах виски, и близость его туши была ей неприятна. Вопрос удивил ее, она понимала, что в нормальном душевном состоянии он бы не спросил такого. Однако ответила без задержки:
— Да, было два… очень коротких… романа. Оба парня мне нравились, оба очень славные, но, думаю, это не была любовь… просто не терпелось испытать на собственном опыте.
— Испытать! Ну кто же так делает! И для чего было пробовать дважды?
— Не знаю, просто так вышло… хотелось понять, убедиться… они были очень ласковы, все было действительно замечательно… но они не остались со мной, и мне не особо этого хотелось.
— Скучная история! И в чем ты хотела убедиться?
Тамар ошалела неожиданная неуверенность, по крайней мере она не знала, как это объяснить. Что она знала, и притом точно, так это то, что не хотела оставаться девственницей, буквальная девственность была ненужным бременем, никчемным источником беспокойства и напряжения. Лучше и в самом деле избавиться от нее, и так, чтобы, как она верно предвидела, это никого ни к чему не обязывало. Оба приключения с теми милыми парнями, не сказать чтобы захватывающие, но и не неприятные, дали ей желанное знание о том, «что это такое», освободив от мыслей об этом до поры, когда придет настоящее чувство, если придет когда-нибудь! А пока ничего серьезного не предвиделось, хотя иногда она подумывала, что ее избранником мог бы стать Конрад Ломас. Подводя итог этим своим мыслям, она сказала:
— Мне хотелось испытать это с кем-то, кто мне нравится и вызывает у меня уважение, без последующей привязанности. Без какой-то там пылкой страсти.
— А ты холодная натура, Тамар.
Это происходило на следующий день после того, как Тамар побывала у Джин. Она, разумеется, не собиралась говорить с ним о Джин, это было исключено, да и он не задерживался на ее фотографиях в альбомах. Джерард успокоил ее, что этого от нее не требуется, достаточно просто навестить Дункана. Тамар не думала, что, побывав у него, она принесет какую-то пользу Джин, не ожидала она и того, что это поможет Дункану. Ей важно лишь было выполнить просьбу Джерарда, и она ждала, когда же представит ему свой малоинтересный отчет, который невозможно представить без того, чтобы не повидать обоих, и Джин, и Дункана. Джин пригласила ее заходить еще, но Тамар сомневалась, что это будет умно или уместно. Краймонд явно был не рад ей, даже не скрывал, как она неприятна ему. Тамар плакала в электричке, возвращаясь в Актон. А еще она там, у них, словно коснулась оголенного провода — столь сильным было чувственное напряжение между Джин и Краймондом. Она плакала не только от потрясения и страха, но и от волнения. Но об этом впечатлении она Джерарду не расскажет.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Тамар, — мама будет…
— Посиди еще немного, — попросил Дункан, которому, хотя он и привык пить в одиночестве, сейчас невыносимо было оставаться без компании, — выпей еще. Ну-у, ты еще и это не допила.
— У меня и так уже голова кружится. Ой!
Тамар, потянувшись за недопитым бокалом, который поставила на пол, задела его ногой и опрокинула. Сладкий шерри, который она предпочитала, длинным темным языком потянулся по светлому ковру.
— Ой, что я наделала! Какой ужас! Простите, пожалуйста, сейчас принесу тряпку с кухни…
— Да не беспокойся ты, ради бога, я сам…
И Дункан поднялся следом за ней. Не хотелось, чтобы она увидела, что творится на кухне.
Тамар оказалась там первой и включила свет. Беспорядок и впрямь ужасающий. Немытая посуда, покрытые плесенью кастрюли громоздились не только в мойке, но и на полу. Пустые бутылки из-под виски и вина, стоявшие и валявшиеся повсюду, успели покрыться слоем жирной пыли. Пол был скользким от яичной скорлупы, гнилых остатков овощей, заплесневелых хлебных корок. Мусорное ведро переполнено пустыми консервными банками и липкими пакетами. Тамар тут же решила: приберусь, прежде чем уходить! Из-за ее отношений с матерью Тамар не могла заставить себя следить за чистотой в их актонской квартире. Но здесь она почувствовала внезапную потребность совершить чудо: чудо красоты, порядка, сделать хотя бы это для Дункана, которого ей стало невозможно жалко. Но сперва нужно было заняться ужасным пятном от шерри. Шкаф, в котором, как она знала, хранятся тряпки и швабры, находился за полкой, на которой стояла масса разрозненной посуды. Чтобы дотянуться до дверцы шкафа, она быстро отодвинула грязный стеклянный кувшин, потом пакет с суповым концентратом, наполовину опустошенную банку консервированной фасоли, чехольчик для чайника… Когда она схватила чехольчик, было уже поздно: под ним оказался чайник для заварки. Чайник уже падал. Тамар вскрикнула и попыталась его поймать. Но он разбился у ее ног, и осколки расписного фарфора, коричневые капли чая и мокрые чаинки брызнули среди пустых бутылок, стоявших на полу. Тамар залилась слезами.
