отчаянный крик. Разве это рана, маленькое отверстие чуть ниже сердца?
Перевернул Арбан легкое, худое тело и похолодел, увидев торчащий наружу серый клинок, рванул на части ветхий хитон, одним взглядом окинул костлявую спину, даже не удивился высохшим обрубкам крыльев, схватился за серый клинок и, не чувствуя боли от ожога, понял, что оружие врага тает в руке.
Только через две недели Саш вымолвил первое слово. Уже начал понемногу ходить Тиир, уже зацвел смараг на могиле Леганда, который Линга вырастила из ветви, данной ей стариком еще близ Белого ущелья. Ранним утром охотница вошла в комнату к Сашу и поставила на стол, где лежал медальон Даргона, хранимый Легандом еще с Мерсилванда, деревянную фигурку ингу, подаренную дочерью Вика Скиндла.
— Я смочила его в крови Леганда, — сказала глухо. — Он просил, чтобы его похоронили в Эл-Лиа. Пусть будет хоть так.
— Последний ингу, — прошептал Саш. — Ас Поднебесный. И я не смог его уберечь…
— Никто бы не смог, — в который раз повторила деррка.
— Могу я войти? — показался в дверях Тиир. Из-за его спины выглядывал Мантисс.
— Заходи, — встал Саш.
— Я не могу идти с вами, — виновато пожал плечами Тиир, поднес ко лбу культю, словно пытался поправить волосы левой рукой, поморщился, поправил правой.
— Я знаю, — кивнул Саш.
— У Мантисса есть к тебе просьба, — сказал Тиир.
— Я за Сиггрида прошу, — виновато прогудел в дверях нари. — Помнишь хромого старика? Возьмем его с собой? Четыре дюжины лет отслужил в моем ордене, меня еще сосунком учил с мечом управляться. Все уже ушли с Башенной площади, он один остался. Если и не найдет своих, хочет хотя бы умереть ближе к ним.
— Хорошо, — кивнул Саш.
— Когда выходим? — обрадовался Мантисс, хотя в глазах его оставалась боль. — И куда?
— Сейчас и выходим, — пробормотал Саш и потянул к себе мантию. — Встречаемся на Башенной площади.
Мешки уже были давно собраны. Травы и мази Леганда, запас пищи, одеяла. Короткий, изящный дарджинский меч из королевской оружейной на стальном поясе Линги, отличный клееный лук, заговоренный от сырости, запас стрел. Добротная, но не слишком приметная одежда. Мантия под плащом у Саша, мерная кольчуга у Линги. Пришла пора прощаться.
Утренние улочки Селенгара были пустынны и тихи. Других собак и птиц горожане пока так и не развели взамен павших. У оплавленных камней встали Тиир, Мантисс и старик Сиггрид, смотревший на Саша как на ожившее божество. В стороне замерли стражники.
— Позволь прикоснуться губами к твоей щеке, — попросил Тиир Лингу и просиял, когда деррка сама прижала к себе короля. — Я как-то говорил, что ты желанный гость в моем доме, это и Саша касается, только вот уж не знаю, как вы сюда доберетесь.
— Все мы встретимся в садах Эла, — негромко ответила охотница.
— А я вот не рассчитываю, — грустно прогудел Мантисс. — И то, если честно говорить, не все в своей жизни я делал правильно. Не пустят меня в сады. Даже у изгороди постоять, скорее всего, не дадут.
— А ты трудись над собой. — Тиир спрятал слабую улыбку. — Разве жизнь уже окончена? В крайнем случае за тебя попросят лиги дарджинцев, которых тебе, может быть, удастся спасти.
— Если только с помощью друзей, — нахмурился великан. — Прощай, мой король!
— Прощай, Арбан. — Тиир обнял Саша. — И не вини себя. Я счастлив, что судьба свела меня с тобой.
— Разве это в моей воле, винить или не винить? — удивился Саш. — Прощай, король!
— Для друзей я навсегда только Тиир, — поправил его сын Бангорда.
— Ну, — нетерпеливо спросил Мантисс, — в какую же сторону теперь нам идти?
— Сюда. — Саш поймал ладонь Линги, стиснул ее чуть крепче, чем следовало, проследил, чтобы взялись за руки остальные, и протянул ладонь Сиггриду. — Не разжимайте пальцев.
— Ты знаешь, что делать? — с сомнением спросил отошедший в сторону Тиир.
— Если задумываться, кажется, что ничего не знаю, если не задумываться, порой что-то удается, — ответил Саш, закрыл глаза и начал шептать почти про себя навеки вытравленные в памяти строчки:
— Эскитес Ас эс…
Часть третья
УРГАИН
Глава 1
ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ
Эл-Лиа встретила странников между мирами неприветливо. Хлестал дождь, небо заволокли тяжелые тучи, и даже Линга не смогла определить, раннее утро или поздний вечер властвует над равниной. Путники стояли на краю горного склона в ложбине, напоминающей борозду, прочерченную от равнины к ущелью. Где-то внизу угадывались огни костров, разбросанные по темной степи, словно пробившиеся через мглу яркие звезды. Сквозь сырость парил смолистый запах срубленных ветвей. Древняя каменная дорога под ногами была покрыта корой, листьями, хвоей. Колючая трава по ее бокам вытоптана.
Старик Сиггрид испуганно выпустил пальцы Саша, присел, беспомощно озираясь. Великан Мантисс выдохнул, поднял руки к небу, умыл лицо дождевыми каплями. Откуда-то снизу со стороны костров накатила волна тоски, Линга крепче стиснула пальцы Саша, шагнула ему за спину, прижалась, и именно это придало Сашу уверенности. В отдалении послышись гневные окрики, и вместе со скрипом колес из мглы появились сначала оскаленные лошадиные морды, затем низкорослый элбан с белой бородой и в мокрой хламиде с изодранным капюшоном. Размахивая длинным прутом, он старательно подгонял упирающихся копытами в камень лошадей. На повозке лежала часть ствола лесного гиганта.
— Никак по-южнодарджински лопочет? — нахмурился Мантисс и тут же окликнул старика.
Возница испуганно оглянулся, бросил поводья, с уважением смерил взглядом широкие плечи Мантисса, меч на его поясе, начал униженно кланяться, размахивать прутом.
— Говорит, что уже платил подати за это бревно, не знал о том, что пост будет и на обратном пути, говорит, что монет у него почти не осталось, — перевел торопливые выкрики возницы Мантисс и с улыбкой добавил: — Врет, конечно. Кошель-то на поясе звенит!
Старик некоторое время прислушивался к словам Мантисса, затем, незаметно задвигая кошель за пояс хламиды, начал что-то бормотать, тыкая рукой в ущелье.
— Говорит, что строит дом. Что земля хорошая, — вновь перевел Мантисс и так же спокойно добавил: — И это врет. Возчик, скорее всего. Продаст это бревно, потом за следующим поедет. За пылающей аркой нет леса, это все и в Селенгаре знают. Да остановись же! — вдруг рявкнул нари, подхватывая повод.
— Не строну ведь потом в гору, — вдруг громко пожаловался возница на бадзу, странно
