Пока единственной нестыковкой является крематорий, куда он приводил жертв. Почему так красочно расписывая издевательства над девушками, этот больной на всю голову ублюдок упорно не желает раскрывать местонахождения своего логова?
Одни лишь вопросы, вопросы, вопросы…
Зато одно Власенко знал точно: «наверху» версию с Зуевым в качестве главного подозреваемого приняли безоговорочно, приказав как можно скорее закрывать дело и готовить его к передаче в суд.
Правда, следовало бы отметить, что в некоторых аспектах расследования было так же не все гладко. На предварительном этапе следствие столкнулось еще с одной трудностью — процессом опознание преступника. Поскольку все жертвы — кроме бесследно исчезнувшей продавщицы из «Копейки» — были лишены зрения, от процедуры опознания было решено воздержаться, как бессмысленной по определению. В любом случае фактов и улик оказалось столько, что выдумывать «велосипед» не имело никакого смысла. Дело смело можно было переводить в разряд раскрытых преступлений.
Да и сам Виктор Зуев ничего не отрицал. Он настолько воодушевился внезапно пришедшей к нему славой, что с каждым днем во все более немыслимых красках расписывал свои выкрутасы с жертвами. Порой эти смачные рассказы уже откровенно перешагивали грань реальности. Однако, учитывая его диагноз, они легко списывались на болезненное состояние психики подследственного.
«Так что же тогда меня смущает?.. Что? — наверное, в сотый раз задавал себе один и тот же вопрос Власенко. — Получается, я не верю самому себе?»
Ответов он не знал.
«Ладно, не буду себя больше мучить, а лучше передам новый случай нападения следователю Кравцову. Он молодой, пусть землю носом роет, а мне и дело Зуева довести до ума надо, — убеждал он сам себя. — Жаль только, что Седов в отпуск свалил. Вот бы кого я с превеликим удовольствием поднапряг бы по новой жертве. Эх, как не вовремя он все-таки на рыбалку собрался! Хотя, стоп!.. Я же сам его в этот отпуск и спровадил… Или, все-таки, позвонить ему?..» — терзался сомнениями Геннадий Петрович.
В итоге, решившись, он достал из кармана пиджака телефон и набрал знакомый номер.
«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» — раздалось из трубки.
— Тьфу, ты! — выругался раздосадованный следователь. — И они нам утверждают, что сотовая связь доступна по всей России. На Астраханскую область это, видимо, не распространяется…
В расстроенных чувствах он громко хлопнул ладонью по стене и отправился к себе в кабинет.
Глава 24
— Юленька, милая, ты только не волнуйся! Он тебя больше не тронет. Его теперь милиция повсюду ищет, — как могла, принялась успокаивать Петрову ее соседка по общежитию, едва та, войдя в комнату и даже не раздевшись, в чем была, рухнула на кровать.
— Мария Сергеевна, а если его не поймают? Вдруг он опять за мной охотиться начнёт? — возражала ей Юля.
— Что ты такое говоришь!.. Конечно, поймают! Это же Москва! Знаешь, какой тут уголовный розыск? МУР! Найдут, можешь не сомневаться. А я вот тебе таблеточек успокоительных принесла… На-ка, выпей да поспи. А назавтра всё как рукой снимет. Давай-давай, Юлечка, будь умницей… Как ты говоришь, лица людей плохо узнаешь и запоминаешь? — внезапно поменяла тему разговора Зорко.
— Да, как в школу пошла, так с той поры примерно и началось. Я даже сейчас, когда родителей вспоминаю, то в памяти возникают лишь их нечеткие образы, да и то из той поры, когда они были молоды. А ведь они уже пожилые люди, пенсионеры…
— Интересно… — чуть растянуто проговорила Зорко. — А ты пыталась с этим как-то бороться? К врачам, может, моей специальности обращалась?
— Нет, — честно призналась Юля и вновь разрыдалась. — Это моя маленькая тайна и я с ней живу. Правда, порой бывает, что на меня друзья и знакомые обижаются, что при встрече я их не сразу узнаю… Но я нашла железное оправдание — мол, зрение у меня никудышное, а очки не ношу, поскольку стесняюсь своей близорукости. Мол, выйду замуж, рожу, вот тогда и очки носить стану, — Юля грустно улыбнулась, словно стесняясь собственной шутки. — Только с пациентами иногда трудности бывают. Я думаю, что большинство из них считает, что молодая докторша зазнайка, раз ни с кем первая не здоровается… Только я уже привыкла, как-нибудь переживу их косые взгляды…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Юля размазала слезы по щеке, шмыгнула носом и присела на кровати.
— Только я, Мария Сергеевна, нашла для себя выход. Чаще всего я узнаю людей не по лицам, а по их прическам, жестам, голосу и, конечно… запаху.
Последнее Юля добавила с каким-то смущением.
— Ага, знакомая история… — рассеянно произнесла Зорко, находясь уже где-то далеко в своих мыслях. — Юля, а ты знаешь, что страдаешь заболеванием, которое имеет точное научное определение?
После чего медленно, как-то нараспев протянула:
— Прозопагнозия.
Петрова насторожилась и с интересом посмотрела на Зорко.
— А это лечится?
— Смотря, что явилось причиной недуга. Если это врожденное состояние, то, к сожалению, нет. Пациентам приходится мириться с этим всю жизнь. Но ты утверждаешь, что в детстве хорошо различала лица, так ведь?
— Да…
— Это обнадеживающий факт. Расскажи, а в тот период времени, когда ты внезапно перестала различать лица, с тобой ничего особенного не происходило? Может тяжелая болезнь приключилась, событие, которое потрясло тебя до глубины души, или ты получила травму головы? Или, например, оказалась в больнице, но не можешь вспомнить, как там очутилась?
— Нет, — на этот раз уже твердо произнесла Юля, — ничего такого со мной не было, это точно. В детской поликлинике я бывала, конечно, и не раз. Но лица я перестала различать буквально в один день. Словно кто-то опустил мне на глаза мутное стекло, и все человеческие лица стали для меня одинаковы.
— Хорошо, я пока не буду тебя тревожить с этим вопросом. Ты отдохни, а еще лучше — поспи, — кивнула Зорко, — Но знай, девочка, с этим можно поработать и подобрать ключик к решению твоей проблемы.
Услышав такие слова из уст специалиста в области психиатрии, Юля оживилась. В ее глазах засветилась надежда.
— Мария Сергеевна, я на все согласна. Что от меня требуется?
Зорко слегка улыбнулась, однако ее взгляд оставался по-прежнему серьезным.
— Юля, ты когда-нибудь слышала о таких методах, как регрессивный гипноз и холотропное дыхание?
— Нет, — честно призналась Петрова, — первый раз слышу.
— Тогда у тебя имеется возможность испытать все это на себе. Я, собственно, почему сейчас на учебе оказалась? В своем городе я веду частную психотерапевтическую практику. Заметь, не психиатрическую, а психотерапевтическую… Скорее как психолог, только с медицинским образованием, — последнее она выделила голосом. — В будущем я планирую расширить ее и браться за пациентов с другими формами заболеваний. Для этого мне потребовался новый сертификат и медицинская лицензия на право заниматься данным видом деятельности. Вот, собственно, поэтому я и здесь.
Зорко улыбнулась, наблюдая, как вытянулось от удивления лицо Юли.
— Так что, если согласна, можем совместно покопаться в твоем прошлом, — произнесла они и поинтересовалась она. — Не боишься узнать про себя всю правду? Кто знает, что ты спрятала у себя в голове и не хочешь никому об этом рассказывать…
— Я согласна, — даже не раздумывая, выпалила Юля, которая увидела шанс изменить свою жизнь к лучшему. — Мария Петровна, когда начнем?
— Не торопись. Для начала тебе нужно прийти в себя после сегодняшнего нападения, успокоиться, а заодно рассказать мне подробности твоего детства. Требуется серьезная подготовительная работа. Я думаю, через недельку будет в самый раз, — она присела на кровать к Юле и положила ей руку на плечо. — А сейчас, моя дорогая, выпей вот эту таблеточку и ляг, поспи. Утро — вечера мудренее…
* * *
С момента их беседы прошло чуть больше недели.
Для Петровой эти дни дались с огромным трудом. Теперь каждая поездка по городу становилась для неё пыткой. Сколько бы она себя ни уговаривала, но ей повсюду мерещился специфический запах маньяка. Беспокойства добавляло ещё и то, что новый следователь, которому передали вести ее дело, упомянул о других схожих случаях нападений на молодых женщин. Оказалось, что жестокий маньяк орудует в Москве более полугода.
