— J'ai peur[180], — сказал Легионер. — Пойду с ним. Он непременно забудет пароль.
Хорошо, что он оказался таким предусмотрительным, потому что Малыш вышел из себя, когда пришедший на смену часовой начал бранить его, и, забыв обо всем, заорал на него по-немецки:
— Заткнись, тупая свинья! Если хочешь поговорить со мной, переходи на немецкий язык!
Англичанин в испуге отскочил назад и принял смерть от сомкнувшихся на горле стальных пальцев Легионера.
Нельзя было терять ни секунды. Мы ринулись вперед, одним ударом распахнули дверь и выбили снаружи окна. Наши автоматы изрыгали смерть. Порта с Хайде схватили штабного офицера, вышвырнули в дверь и оглушили рукояткой пистолета. Все остальные в домике были убиты.
Мы выбежали оттуда.
Перед нами появились два человека. Я дал очередь с бедра. Они повалились мертвыми на тропинку.
Подбежал Малыш, все еще в английских шинели и каске.
— Сбрось эту британскую амуницию, — сказал Легионер.
— Я добыл четырнадцать золотых зубов! — радостно воскликнул Малыш.
Позади нас затрещали автоматные очереди. Легионер повалил меня в углубление рядом с тропинкой. Появились Порта и Хайде, волоча еще не пришедшего в сознание офицера. Подбежал Оле Карлсон, выкрикнул что-то неразборчивое и повернулся к сверкающим в темноте дульным вспышкам. Автомат его сердито залаял. Потом он издал пронзительный вопль, согнулся вдвое и покатился по тропинке.
— Mille diables[181], — прошипел Легионер.
Подбежали трое наших и скрылись в темноте. Потом появился Рудольф Клебер, встал на колени и стал стрелять короткими очередями в темноту. Неожиданно он выронил автомат, схватился за голову и упал ничком.
Те трое вернулись и попытались утащить его. Я хотел стрелять, но Легионер покачал головой и предостерегающе приложил палец к губам…
Один из троих упал, разрезанный почти пополам пулеметной очередью. Оставшиеся двое побежали, но один внезапно издал вопль и прижал руку к глазам:
— Я ослеп, ос-лееп!
Появился англичанин, с непокрытой головой, в одной рубашке. Под мышкой он держал ручной пулемет. За ним следовало семь или восемь человек. Один из них был вооружен винтовкой для боевых действий в джунглях, это оружие хотел заполучить каждый из нас[182]. Легионер указал на него и кивнул. Слепой стоял на коленях, шаря вокруг себя. Англичанин в рубашке приставил дуло пулемета к его затылку и выпустил очередь. Потом выкрикнул:
— Проклятый фриц!
Я прижал к плечу приклад автомата. Из кустов появилась целая толпа англичан. Они тяжело дышали, бранились, то и дело раздавалось слово «фриц». Мстительно пинали лежавших на тропинке мертвых. Рудольф издал стон; какой-то капрал вскинул автомат и разрядил весь рожок в его дергающееся тело. Тут я пришел в бешенство. Мы им покажем. Легионер принялся напевать: «Приди, приди, приди, о Смерть».
Англичане на тропинке оцепенели. Из горла Легионера вырвался звенящий марокканский боевой клич: «Аллах акбар!», и он тут же открыл огонь из ППШ. Англичане повалились, будто кегли.
Мы поднялись и стали стрелять во всех, кто еще шевелился. Легионер громко засмеялся. Обмакнул палец в лужу крови и нарисовал крест на лбу у всех мертвых. Помахал винтовкой для войны в джунглях. Вытащил из груды трупов капрала, который убил Рудольфа, и саданул кованым каблуком ему по лицу.
Мы нагнали остальных. Офицер, подполковник[183], пришел в себя. Мы надели ему на шею петлю и объяснили, что если он будет доставлять нам неприятности, то его немедленно удушат.
— Кто здесь командир? — надменно спросил подполковник.
— Тебе-то что? — сказал Хайде. — Смотри, как бы ты нам не надоел.
— Замолчи, — проворчал Старик, сердито оттолкнув Хайде в сторону. — Герр подполковник, этим особым подразделением командую я, фельдфебель Вилли Байер.
Офицер кивнул.
— Тогда научи своих людей, как обращаться к офицеру.
— Да плюнь ты на это дерьмо, — сказал Порта. — Подполковник — жалкий военнопленный. Дай ему пару раз по башке. Мы получим то же самое, если они нас схватят. Какая тварь! Подполковник!
Англичанин даже не потрудился взглянуть на Порту.
— Ты должен поддерживать дисциплину, фельдфебель, иначе я пожалуюсь, когда встречусь с твоим командиром.
Порта взмахнул своим цилиндром, это был жест, достойный французского аристократа семнадцатого столетия, щегольски вставил в глазницу выщербленный монокль, достал табакерку и сунул щепотку табака в ноздрю.
— Господин подполковник, позвольте представиться. — Сунул щепотку в другую и продолжал гнусаво говорить: — Я знаменитый Божией милостью обер-ефрейтор Йозеф Порта из Веддинга[184]. Пожалуй, я могу оказать вам услугу — например, дать пинка в зад. — Обошел офицера, с любопытством разглядывая его в свой монокль. — Фельдфебель Байер, где, черт возьми, ты взял этого субчика? Комичный, должен сказать, тип!
Английский офицер гневно обратился к Старику:
— Я не потерплю этого.
— Потерпишь, никуда не денешься, — усмехнулся Барселона.
Порта снова подошел к возмущавшемуся подполковнику и начал считать вслух:
— Один, два, три.
Подполковник посмотрел на него непонимающе.
— Сколько у вас золотых зубов, сэр? Я досчитал до трех.
Голос подполковника поднялся до яростного визга. Он грозил Старику всевозможными несчастьями.
— Оставь его. Он только напакостит нам, если доведем его живым, — раздраженно сказал Старик.
Несмотря на шумные протесты Малыша, петлю с шеи пленника сняли. Потом к нему вплотную подошел Легионер.
— Mon[185] подполковник, один только писк, и я распорю тебе брюхо, — сказал он и с улыбкой достал свой мавританский нож.
С передовой доносилась орудийная стрельба. Наступил день, появились транспортные колонны и шедшая походным порядком пехота. Какое-то время мы шли рядом с батальоном марокканцев, они принимали нас в нашем маскировочном обмундировании за какое-то особое подразделение. Один прыжок, и английский офицер оказался бы в безопасности, но в бок ему упиралось острие ножа Легионера, а спиной он ощущал дуло пистолета Барселона. Перед ним была громадная спина Малыша. Сделать такую попытку означало неминуемую смерть.
Мы спрятались в укрытии за американскими позициями и ждали ночи. Фронт был неспокоен. Повсюду воздух чертили трассирующие снаряды и пули.
Вскоре после полуночи мы двинулись в путь, перебегая от воронки к воронке. Двух оказавшихся на пути индусов мы скосили и потеряли трех человек от огня нашей же пехоты.
Изнеможенные, мы, шатаясь, вошли в блиндаж командира батальона. Одноглазый подошел и обнял каждого, Майк угостил нас своими большими сигарами. Падре Эмануэль пожал всем руки. Люди из других секторов приходили поздравить нас с возвращением. Мы потеряли половину своих людей, в том числе Рудольфа и Оле Карлсона.
Нам дали пять дней увольнения. Когда мы отправлялись в тыл, мимо пронесся защитного цвета «мерседес». Наш английский пленник сидел на заднем сиденье рядом с немецким генералом. Нас обрызгало грязью.
Мы плюнули вслед большой, роскошной машине. Потом стали представлять себе, что будем делать, когда явимся в бордель Бледной Иды, и при мысли о ее девицах забыли обо всем остальном.
XII
Гора содрогалась, словно умирающее животное. Над монастырем висела густая желтая туча дыма и пыли, она медленно краснела от пляшущих языков пламени. Мы знали, что там оставалось еще несколько монахов; но не знали, что они в это время служили мессу под базиликой.
— От них, должно быть, и следа не осталось, — пробормотал Барселона, когда мы в ужасе смотрели на дымящиеся развалины.
Из-за большой лужи грязи появился майор Майк. С ним был падре.
— Добровольцы пойти в монастырь — ко мне.
Мы составили винтовки в козлы. Минометы молчали. Мы побежали вверх по склону, за нами пристально наблюдали американцы, англичане и французы. Позади остались руины стен. Падре Эмануэль бежал первым, следом за ним — врач. Мы надели противогазы, когда вошли в монастырь и стали собирать то, что могли найти в том, что недавно представляло собой внутренний двор.
Монахи молча выходили из монастыря, неся во главе длинной колонны большое деревянное распятие. Мы дошли с ними до поворота. Там они запели псалом. Вышло солнце. Казалось, что Бог на миг взглянул на нас с небес.
Американцы стояли на брустверах траншей, глядя на странную процессию. На нашей стороне поднялись десантники и танковые стрелки. Кто-то приказал: «Снять каски!» По-немецки или по-английски? Мы сняли их и стояли, благоговейно склонив головы.
Последнее, что мы увидели, было распятие, словно бы плывущее в воздухе.
