Одиннадцатая партия. Против Спасского играет Алексей Суэтин. Он не стремится к победе, и встреча заканчивается миром. Теперь предстоит главное: бой с "роковым" противником-Виктором Корчным. Это он "выбил" Бориса из лидеров в прошлом отборочном турнире, это его особый почерк не раз доставлял Борису неприятности. Сумеет ли выдержать Спасский эту схватку?
Партию с Корчным Спасский провел в своем лучшем стиле и уже вскоре после дебюта получил решающий перевес, хотя в достижении цели ему "помог"… слабо игравший Корчной. Этот выигрыш принес Спасскому первое место.
Восторженные поклонники славили победу Спасского над могучими коллегами. Молодец, Борис! Блестящий финиш! Четыре с половиной очка из шести!
После девятилетнего перерыва одаренному гроссмейстеру с берегов Невы опять открылась дорога к шахматному трону. А знатоки больше ценили другое его достижение. Настойчивый шахматный боец одержал победу над своими нервами, над тягостными мыслями, подавлявшими его в годы серьезных неудач. Он победил самого себя.
И как гигант, освободившийся от оков, Спасский незамедлительно подтвердил свой класс, блестяще взяв новый рубеж. В межзональной битве 1964 года он становится первым, хотя его триумф делят еще три гроссмейстера: Бендт Ларсен, Василий Смыслов и Михаил Таль. Через несколько месяцев еще одна крупная победа – на турнире в Белграде.
Все, кто верит в Спасского, сегодня торжествуют: Борис вновь радует любителей шахмат высшими спортивными и творческими достижениями.
Шахматный Паганини
Его любят во всех уголках земного шара. Партии его усердно разбирают любители, пытаясь проникнуть в глубины расчетов, наслаждаясь безудержной фантазией. Какими восторженными взглядами провожают болельщики быстро бегающую по залу худенькую фигурку! Не упустить бы выразительного жеста, приветливой улыбки, остроумной шутки! Зайдите в турнирный зал шахматного состязания. Если вы увидите толпу около одной из партий, лица, возбужденные увлекательной битвой, если до вас донесется восхищенный шепот:
"Какая красота! Замечательная жертва!" – знайте: здесь играет Михаил Таль.
Нет другого гроссмейстера, который мог бы так возбуждать зрителей, вызвать в них желание постичь то тайное, что скрыто в шахматах. Беззаветная любовь молодого гроссмейстера к шахматному искусству невольно вызывает любовь к Талю со стороны тех, кто это искусство ценит.
И с какой искренней грустью передают любители весть о том, что опять-таки нет другого шахматиста, который был бы так невнимателен сам к себе. Кого не настораживают многочисленные болезни Таля, операции, срочные отправки в госпиталь. За восемь лет пребывания в семье гроссмейстеров Таль один болел больше, чем остальные два десятка его коллег. Последний турнир претендентов он начал, только что выйдя из больницы, и закончил в госпитале острова Кюрасао.
В чем же причина такой болезненности двадцатидевятилетнего гроссмейстера? Нет сомнения, от природы Миша не Голиаф, но ясно и другое – он не очень-то выполняет предписания врачей. К тому же на нем отразилось своеобразное воспитание.
В пятьдесят шестом году советские студенты собирались лететь в шведский город Упсала на командное первенство мира. В число участников был включен двадцатилетний студент Рижского университета Миша Таль.
До отлета оставались считанные дни, когда в моей квартире раздался телефонный звонок.
– Можно мне поговорить с гроссмейстером Котовым? – спросил мужской голос.
– Я Котов.
– Здравствуйте. Говорит дядя Миши Таля.
– Очень приятно.
– Я хотел предупредить вас: у Миши очень плохое здоровье. После каждого приема пищи ему бывает плохо. Мы делаем ему каждый вечер и каждое утро уколы.
– Спасибо, – поблагодарил я за информацию, а сам подумал: "Ничего себе положеньице! Если где-нибудь в шведском ресторане Талю станет плохо, что мы будем делать? Врач с нами не едет, никто в команде медицинского образования не имеет". Посоветовался с коллегами. Решили: посмотрим! Команда должна последние дни отдыхать в подмосковном санатории, вот тогда и определим. В крайнем случае заменим запасным.
Ясным зимним днем приехал я в санаторий. Первое, что я увидел, это группу молодых людей, исступленно играющих в снежки. На них не было ни шапок, ни пальто – одни тренировочные костюмы. Сразу же бросилась в глаза маленькая, тощая фигурка Таля. Он не отставал от ребят, быстро носился по полянке, метко швырял комья слипшегося снега.
За обедом я тихонечко спросил у тренера команды Ильи Кана:
– Как чувствует себя Таль?
– Отлично!
– И ничего с ним не приключается… после еды?
– А что может быть?! Замечательный парень!
В этой первой поездке с Мишей Талем мы провели вместе около полутора месяцев. И в Швеции и в Норвегии, куда мы поехали после первенства мира, я не заметил у него никаких признаков болезни. Миша всегда был рад принять участие в любом спортивном мероприятии, будь то схватка в настольный теннис или пробег (на лыжах.
Поздно вечером самолет доставил нас из Норвегии на Внуковский аэропорт Москвы. Из толпы встречавших вышел небольшого роста коренастый мужчина и подошел ко мне.
– Здравствуйте! Я – дядя Миши Таля.
– Это вы звонили мне перед отлетом?
– Нет, другой дядя. Нас очень волнует вопрос: как здоровье Миши?
И тут я не выдержал.
– Знаете, что я хочу вам посоветовать? – решительно произнес я. – Перестаньте вы опекать своего племянника. Он здоров, и, слава богу, в поездке ничего с ним не происходило. И еще я думаю: если любому тяжелоатлету, вроде Григория Новака, каждый день делать уколы, он через месяц не шевельнет и рукой!
Уже во время поездки я заметил, что Миша абсолютно не приспособлен к житейским делам. Чувствовалось, что дома мальчика окружали заботливые опекуны, не приучившие его к тому, к чему нужно приучать. Как-никак, а Талю в ту пору было двадцать лет и он заканчивал университет!
На аэродроме, перед отлетом из Москвы, Миша сказал мне жалобным тоном:
– Александр Александрович, возьмите, пожалуйста, мой паспорт.
– Зачем? – удивился я.
– Я его потеряю.
Что на это скажешь? Пришлось паспорт взять. Стоит ли говорить, что за паспортом последовали и деньги.
Никогда не забуду картину, которую я застал в номере отеля, где жил Миша. Виктор Корчной и мы с Талем должны были лететь в Осло. Когда подошло время выезжать на аэродром, я зашел к Талю. В разных концах комнаты валялось множество сверточков, аккуратно перевязанных разноцветной бечевкой, как это делают в магазинах Стокгольма.
– Миша, ты не успеешь уложиться! – вскричал я.– Через десять минут придет машина.
– А я уже уложился. Призы в чемодане, все увязано.
– Ты что, думаешь, за тобой пришлют роту солдат переносить все твои сверточки?!
Мы лихорадочно принялись запихивать разбросанные вещи в свободный чемодан. Позже, сразу же после прилета в Осло, я заглянул в комнату Таля. Он растерянно стоял около раскрытого чемодана. Это был чемодан, который Миша укладывал сам и куда он побросал бесчисленные вазочки и статуэтки, врученные ему за отличную игру в турнире.
– Смотрите, что получилось, – показал на чемодан Таль, беспомощно разводя руками.
Оказывается, вместе с хрустальными и фарфоровыми призами Миша сунул в чемодан бронзовую фигуру шахтера, также подаренную ему в Упсала. В дороге шахтер основательно "проутюжил" хрусталь, и теперь в лучах норвежского солнышка блестели лишь мельчайшие осколки бывших ценных призов.
– А склеить никак нельзя? – осторожно осведомился у меня Миша, что вызвало лишь искренний смех присутствовавшего при сем Корчного…
"Все живое особою метою отмечается с ранних пор", – писал в одном из стихотворений Сергей Есенин. Таль поистине был отмечен метой особенной с детских лет. В школе Миша начал учиться сразу с третьего класса и к пятнадцати годам уже получил среднее образование. По положению, нельзя в таком возрасте поступать в высшее учебное заведение, но для Таля сделали исключение. И не зря! В двадцать лет Миша уже получил диплом филологического факультета Рижского университета. Тема дипломной работы прямо-таки "талевская": "Сатира в романе Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев".
Способный мальчик стал широкообразованным молодым человеком. Миша отлично пишет статьи, редактирует шахматный журнал "Шахе", выходящий в Риге. Он любит и знает музыку, превосходно говорит – немногословен, но остроумен и находчив. Восхищенный выступлением Таля на закрытии чемпионата СССР в Риге в 1958 году, я не удержался от шутливого восклицания:
– Эх, Миша, если бы ты так же хорошо играл в шахматы, как говоришь речи!
Для меня всегда оставалось загадкой, почему Таль еще в раннем возрасте не проявил себя в шахматах. Впрочем, он по-своему пытался это сделать. В 1948 году на Рижском взморье отдыхал Михаил Ботвинник. И вот однажды к чемпиону мира пришел мальчик и сказал, что хочет сыграть с ним матч. Это был двенадцатилетний Таль. Смелому пареньку, бросившему вызов шахматному королю, сообщили, что Ботвинник, отдыхает, и встреча не состоялась.
