При этом Наполеон имел опыт Египта, где после гибели флота он оказался отрезан от Франции и все его последующие походы и победы были уже чистый спорт – занятно, но бессмысленно. Наверняка император опасался повторения этой истории и в случае высадки на Британские острова. Для обеспечения ее успеха английский флот следовало низвести до ничтожного состояния, а Наполеон не мог не понимать, что делать это и некому, и нечем.
В 1801 году адмирал Гантом указывал на «ужасное состояние, до которого доведены матросы, не получающие содержания в течение пятнадцати месяцев, голые или едва прикрытые рубищем, голодные, упавшие духом, одним словом, совсем приниженные под бременем глубочайшей и унизительнейшей нищеты». Неудивительно, что матросы на французских боевых кораблях умирали десятками. Потом снабжение удалось наладить, но боевые качества от этого не появились: «Тулонская эскадра выглядела в гавани весьма изящно; матросы были хорошо одеты и хорошо обучены; но как только начался шторм, все переменилось – мы не приучены к штормам», – писал в 1804 году адмирал Вильнев. При этом союзники испанцы были еще хуже: Наполеон в 1805 году приказал адмиралу Вильневу считать два испанских корабля равными по силам одному французскому.
Хотя начальная стадия вторжения в Англию зависела от флота на все 100 процентов, Наполеон заботился о пехоте, совершенно игнорируя проблемы флота. Возможно, привыкший всегда чувствовать землю под ногами, Наполеон не понимал флот как боевую силу и поэтому всерьез никогда не заботился о нем.
В результате десантный флот французов состоял из небольших судов с легким вооружением, множество было гребных. Они совершенно не могли держаться в море и могли действовать только в тихую погоду у своих берегов под защитой береговых батарей. Очевидцы сомневались в том, что эти посудины смогут перевезти французов через Канал, даже если в море вообще не будет английского флота. Постоянные «тренировки» уверенности не добавляли. Современник писал: «Доверие к морским качествам лодок флотилии пропало, и 65 их пошли в Булонь (из Этапля) только по требованию Наполеона. Через два дня они были рассеяны штормом, и части их не удалось добраться до порта. Такие происшествия повторялись неоднократно. (…) С 4 ноября 1803 по 1 мая 1804 флотилия выходила в море всего три раза и каждый раз не могла удержаться на рейде более трех дней. Самым несчастным днем было 15 апреля: из 150 судов, находившихся на Булонском рейде, только 53 вернулись в гавань, треть судов была выброшена на берег, 100 судов могли войти в гавань только при самых благоприятных условиях во время прилива. Такие обстоятельства окончательно отнимали доверие к этому предприятию».
Морской министр Декре писал Наполеону: «Препятствия, стоящие перед В.И.В. столь велики, что только Чудо могло бы Вам помочь. Впрочем, оно столь часто являло Вам свой перст, что я ничуть не удивился бы его новому появлению». Не издевка ли сквозит за этим внешним раболепием?
У Наполеона был адмирал Гильемино и тот же Оноре Гантом, куда более энергичный и удачливый, чем Вильнев: в 1801 году Гантом взял в бою английский 74-пушечный корабль, а в 1805-м присоединился к эскадре Вильнева, прорвав английскую блокаду Бреста. Эти адмиралы как минимум сумели бы подороже продать свои жизни, погибнуть так, чтобы англичанам пришлось бы месяцами зализывать раны.
Однако Наполеон назначил командовать флотом Жака Вильнева. В 1796 году Вильнев со своими кораблями не явился в Тулон, к месту сбора экспедиции Гоша. 1 августа 1798 года, когда Нельсон атаковал французский флот при Абукире, корабли Вильнева так и не пришли на помощь отряду адмирала Брюэса. В 1800 году некоторое время Вильнев провел в английском плену. Наполеон выбрал худшего из худших. Это объяснимо лишь в том случае, если принять, что император не желал прямого вторжения в Англию, но и не хотел отказываться от него сам, предпочитая свалить все на силу обстоятельств.
В августе Наполеон умоляет Вильнева выйти с эскадрой из Ла-Коруньи в направлении Ла-Манша, в сентябре он пишет морскому министру Декре: «Вильнев – это ничтожество, которое нужно с позором изгнать». Подгоняемый слухами о том, что его хотят сменить, Вильнев 21 октября 1805 года вышел из бухты Кадиса и принял сражения с англичанами у мыса Трафальгар, имея 33 корабля против 27. Один французский корабль сгорел, 17 англичане взяли в плен.
Именно с Трафальгаром историки обычно связывают крах планов Наполеона по высадке десанта на Британские острова, забывая однако, что Вильнев был разбит 21 октября, а о намерении свернуть Булонский лагерь Наполеон объявил приказом еще 29 августа. Надо полагать, появление коалиции союзников в 1805 году Наполеон воспринял с облегчением: это был тот самый перст судьбы, теперь можно было бросить затею с высадкой в Англии под вполне благовидным предлогом. С этого времени флот перестал интересовать его совершенно. К моменту, когда известие о Трафальгаре достигло императора, он уже пленил под Ульмом австрийскую армию генерала Макка, так что узнав о поражении, император сказал о Вильневе несколько слов более печальных, чем злых.
8
А вот Испанскую империю у Наполеона поджечь получилось – правда, неизвестно, кто от этого пожара пострадал больше. В те времена Испании принадлежала в общем-то почти вся Латинская Америка (она и называлась тогда Испанская Америка – слово «Латинская» ввел Наполеон Третий) и часть Северной (Калифорния).
Не то чтобы Наполеон специально засылал в эти места агентов с приказом начать восстание – Французская революция сама по себе была воспламеняющим веществом. Будущему освободителю Южной Америки Симону Боливару было 16 лет, когда он в 1799 году попал во Францию. Можно представить, как слова «свобода, равенство, братство» подействовали на недавно осиротевшего мальчишку – они стали ему и отцом, и матерью. В 1805 году Симон Боливар поклялся бороться за освобождение Южной Америки от колониального ига. Вполне возможно, ему не давала покоя судьба Бонапарта (Боливар, креол по национальности, был в королевской Испании человек «второго сорта», как и корсиканец Бонапарт – в королевской Франции). В отличие от других молодых современников, «глядевших в Наполеоны», Боливару не пришлось долго искать «свой Тулон»: в 1806 году против испанцев восстала Венесуэла. На борьбу метрополии с восстанием ушло немало сил – возможно, эта борьба вогнала Испанию в экономический и политический кризис, который кончился в 1808 году отречениями Карла IV и Фердинанда VII, оккупацией Мадрида французскими войсками и назначением нового испанского короля – Жозефа Бонапарта. Испания сдалась Бонапарту без боя. Однако автоматического перехода колоний к Франции не получилось: воспользовавшись суматохой, власть в Буэнос-Айресе, Сантьяго и многих других городах захватывали хунты, составленные из креолов. В забавном положении оказалась Англия: по логике антинаполеоновской борьбы ей стоило бы признать Верховную хунту в Каракасе – ведь ставший испанским королем Жозеф начал с ней борьбу, а «враг нашего врага – наш друг». Но в это же время англичане пытались восстановить свою власть в Северной Америке: странно было бы признавать одних мятежников и воевать с другими. Рефлекс метрополии победил: англичане не признали каракасскую хунту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
