Приведу несколько примеров. В английском сетевом сленге использовалась пара глаголов в настоящем времени в третьем лице единственного числа для, соответственно, положительной и отрицательной оценки — rules и sucks. Глагол с отрицательной оценкой был переведен буквально и довольно грубо: что-то или кто-то сосет означает, что «что-то или кто-то плох (отстой!) или терпит неудачу». Но, видимо, в силу грубости, причем физиологической, ни заимствование, ни перевод не получили широкого распространения. А вот с положительной оценкой получилось намного интересней. Глагол в этой форме был переведен, но не буквально, то есть не как правит или управляет, а отчасти по смыслу, отчасти по созвучию, как рулит: например, Спартак рулит! означает, что команда «Спартак» хороша или что она побеждает. В этом глаголе ударение может быть и на первом (предпочтительно), и на втором слоге. Такой перевод напоминает каламбурное заимствование типа аськи. Но английский глагол был не только переведен, но и непосредственно заимствован, причем в довольно странной форме: рулез (иногда с двумя и более з на конце) или даже рулёз. Фраза Спартак рулез(з)! тоже встречается в блогах и по смыслу не отличается от Спартак рулит! Совершенно уникально то, что рулез, являясь неизменяемым словом, как будто бы прекрасно выполняет глагольные функции, как и его английский прототип. С другой стороны, его глагольную интерпретацию в этой фразе нам навязывает именно английский язык. Ведь мы видим только застывшую форму, используемую в качестве предиката, так что отнести рулез к какой-либо части речи в русском языке просто невозможно.
Еще один пример сосуществования перевода и непосредственного заимствования демонстрирует нам английское выражение epic fail. В русской блогосфере присутствуют разнообразные варианты его адаптации: epic fail, эпик фейл (или эпикфейл) и эпический провал. Особый интерес представляет перевод, поскольку он сделан в игровом ключе и подчеркнуто неправилен. Правильно было перевести epic fail на русский как «сокрушительный провал» или «сокрушительная неудача». Перевод же слова epic буквально как эпический (без учета контекста) сделан от лица «наивного» переводчика, этакого дурачка. Способ «дурацкого перевода» иногда используется в рунете для создания комического или какого-либо другого эффекта.
Ну и последний пример забавного заимствования и забавного перевода. Английское существительное respect переводится на русский как «уважение» или «почет». Однако русские слова, в отличие от английского, не могут использоваться самостоятельно для выражения уважения за какое-то действие. По-русски нельзя сказать: Мое уважение! — в качестве реакции на слова или поступок собеседника.[115] Поэтому олбанский язык заимствовал респект, но не ограничился этим, а перевел его заново на русский язык с помощью сленгового словечка уважуха. Респект нейтральнее и популярнее уважухи. Слово уважуха может, конечно, употребляться самостоятельно, но очень часто соседствует с респектом. Выражение респект и уважуха стало своего рода клише. Оно настолько привычно уху, что популярный комик Павел Воля назвал так свой альбом с рэпом, предпочтя, правда, английское слово: «Respect и уважуха». Так что в этом случае мы видим не конкуренцию, а сотрудничество заимствования и перевода.
Последние примеры показывают, что языковые игры в рунете не ограничиваются русским языком, а ведутся на двух языковых платформах сразу — русской и английской.
Вернусь к имитации устной речи. Богатый материал дает нам речевой этикет. Существует целая россыпь разговорных, просторечных, диалектных, как правило утрированных формул вежливости. Вот, например, диалектное звиняй(те) как будто бы из прозы Шолохова легко перетекает на форумы и в чаты. А вот подчеркнуто устные формы приветствия со стертыми начальными звуками: драсъте, даровки, пасибки. Не уверен, что читатель узнал эти слова, поэтому назову исходные формы: здрасьте (от здравствуйте), здаровки (от здорово), спасибки (от спасибо).
От всех этих слов веет не только устностью и разговорностью, но и некой сентиментальностью, потому что трудно представить себе падонка с сайта udaff.com, который здоровается таким образом. Ощущение сентиментальности усиливается, когда мы читаем такие слова, как чмоки и споки ноки (последнее образовано под влиянием первого).
Эта сентиментальность характерна не только для речевого этикета и вежливости. Можно вспомнить много обычных слов, где она просто зашкаливает. Вероятно, стоит уже говорить не о сентиментальности, а о сюсюканье. Вот, например, слова обнимашки и целовашки. Или печенька и печенюшка. Тут уже невозможно не заметить некоторое злоупотребление уменьшительными суффиксами.
И вот еще несколько подобных слов, которые я бы назвал ключевыми для «новейшего времени»: печальна (пичалька), мимими, няшечка (няшка), ванилька. Под новейшим временем я подразумеваю самые последние годы, буквально два-три. Хотя все эти слова появились раньше, они вышли в общее коммуникативное пространство (за пределы девических сообществ) недавно. Мода на них резко пошла вверх примерно во второй половине 2010 года.
Печалька — вроде бы обычное слово русского языка, которое, однако, почти не встречалось в текстах прошлого века. Его нынешнюю популярность объяснить трудно, разве что общим сентиментальным настроем. Исконной формой, конечно, является написание с е. Написание с и — пичалька — появилось позже, встречается реже и, по-видимому, является данью устаревающим играм с орфографией. Хотя некоторые люди упорно именно его считают каноническим вариантом: напомню цитату из Константина Эрнста в первой главе, которая завершалась так: Пичалька:(
Главная же лингвистическая особенность сегодняшней печальки состоит в том, что она употребляется иначе, чем слово печаль. Важнейшим для печальки я бы назвал самостоятельное употребление. Вот два примера, активно дополненных смайликами (см. также фразу Эрнста):
Опять сломались наушники :( печалька :(
Лето подходит к концу :((( печалька ((
Существительное литературного языка печаль так не использовалось. Нельзя сказать: Сломались наушники. Печаль. В этой функции уместно лишь наречие: печально или лучше грустно. Стоит обратить внимание, что это слово — по существу, самостоятельное предложение, — почти срослось с хмурым смайликом (вместо точки).
Ванилька — существительное совсем другого типа. С печалькой ее роднит только уменьшительный суффикс и сентиментальное настроение. Ванилькой сейчас называют девушку, относящуюся к определенной субкультуре. Эти девушки романтичны, любят одежду мягких ванильных цветов, любят курить, сидя на подоконнике, пить кофе, у них тонкие талии и шеи. И, простите, не могу удержаться: они часто испытывают печальку. Возможно, ванильки со мной не согласятся, но так я крепче связал два этих важных слова.
Ванилек иногда сравнивают с няшками, но это неправильно. Няшка — это не девическая субкультура. Няшка (или няшечка) — это просто нечто, вызывающее умиление. Поэтому обычной для этого слова стала восклицательная конструкция: Какая няшка! Часто это слово используется по отношению к девушкам.
Это слово очень русское по духу, причем кажется, что оно состоит из одних русских суффиксов. Но в действительности оно пришло к нам из японского языка и восходит к японскому слову-звукоподражанию ня, что соответствует русскому мяу. Как и русское мяу или муррр, ня может использоваться в качестве междометия, выражающего человеческие эмоции: нежность, умиление, хорошее настроение: Мяу! Как мне хорошо с тобой! Или просто Муррр, милый!
Слово няшка появилось в жаргоне поклонников аниме, японской анимации, а более или менее общим олбанским словом оно стало совсем недавно. Совершенно бешеный всплеск популярности пришелся на 2011 год. Я уверен, что популярность этого слова основывается на его «русской внешности», потому что, например, другое прилагательное из того же жаргона (с похожим значением) — кавайный — за пределы жаргона поклонников аниме так и не вышло.
