лагеря. В обмен на деньги и липовые документы, которые будут совсем как настоящие. Был такой намек?
На это Подкова и вовсе ничего не ответил, лишь с интересом взглянул на Лыкова и Раздабарова. Он чувствовал, что им есть что сказать. Откуда и какими такими способами они раздобыли то, что хотят сказать, это, конечно, вопрос. Но они что-то знают. Что-то важное, что, так или иначе, скажется и на дальнейшем ходе событий, а значит, и на судьбе самого Подковы.
— Ну, коль ты молчишь, — между тем сказал Игнат, — то, значит, был такой разговор. С нами тоже об этом говорили. Подходил к нам полчаса назад один мутный человечек. И о побеге он нам свистел, и о работе в обмен на деньги и документы… Все, как и тебе. С одной лишь разницей: ты не знаешь, что это за работенка. Ведь не знаешь?
— Кхм, — только и сказал Подкова. Он по-прежнему не понимал, куда клонят его собеседники. А коль не понимал, то и отвечать ему было нечего.
— А вот мы знаем, — сказал на этот раз уже Раздабаров. — С тем к тебе и пришли. Вот смотри, какая в лагере складывается ситуация, и оцени ее. Ну и, конечно, сделай выводы. Итак, в лагере намечается побег. Более того — массовый побег, а то и настоящее восстание. С разоружением охраны, поножовщиной, кровью… Иначе никак. Без этого какой же побег, а тем более восстание. Я правильно излагаю?
— Допустим, — скупо произнес Подкова.
— И организует это восстание какая-то неожиданная, никому непонятная сила, — продолжил Раздабаров, — которая непонятно откуда в лагере и взялась. Но она таки взялась, и это такая сила, которая убивает даже оперуполномоченных и подставляет вместо себя блатных. Кроме того, эта сила организует в лагере бучу и побег и склоняет к этому делу блатных. Так сказать, впристяжку. Значит, сила серьезная. Ты согласен с нашими словами? — И Раздабаров в упор глянул на Подкову: — Не о том ли самом думаешь сейчас и ты?
— Ну? — сквозь зубы произнес Подкова.
— Вопрос, что это за сила и откуда она вдруг объявилась? И, конечно, что ей надо на самом деле? Ты можешь ответить на такие вопросы?
В ответ Подкове ничего не оставалось, как только молча покачать головой.
— Мы и сами только-только уразумели ответ, — сказал Лыков. — Хотя, конечно, кое о чем догадывались и раньше… Вот смотри, Подкова, что получается. Лагерь находится аккурат на Транссибирской магистрали, по которой взад-вперед возят разные грузы. Много грузов, и все они предназначены для Красной армии, которая, как ты знаешь, сейчас успешно воюет с фашистами. Вот, уже освобождает Украину. Ты об этом слышал?
— Кое-что слышал, — с осторожностью произнес Подкова. — Говорили мне людишки из вольных… Ну, так и что же с того?
— А то, — сказал Лыков, — что если большую железную дорогу перекрыть, скажем, что-нибудь на ней взорвать, то и грузы на фронт по ней идти перестанут. И тогда Красная армия не сможет наступать. Тебе это понятно?
— Пусть будет так, — согласился Подкова. — Да только что с того? Я-то тут при чем?
— А то, что эту красивую железную дорогу должен кто-то вывести из строя, — пояснил Раздабаров. — А кто это может сделать? Фашисты? Они далеко. Значит, это должен сделать кто-то другой. И кто же? Вольняшки? Ну, это вряд ли… И остаются заключенные. Ты, да я, да мы с тобой. Ну и все прочие.
— Вот для того-то и готовится буча в лагере, — дополнил Раздабаров. — Как говорится, массовый побег с кровопролитием.
После таких слов Подкова долго ничего не говорил. Он лишь смотрел настороженным и недоверчивым взглядом то на Лыкова, то на Раздабарова и о чем-то напряженно думал.
— А вам-то откуда все это известно? — наконец, спросил он. — Кто вы вообще такие? Откуда вы взялись, такие умные и осведомленные?
— Об этом потом, — усмехнулся Раздабаров. — Вначале закончим говорить о главном. Итак, побег с разоружением охраны и кровью с обеих сторон. А иначе массовые побеги и не делаются. Сам небось знаешь.
— То, что я знаю, вам лучше не знать, — процедил сквозь зубы Подкова. — Говорите дальше.
— А что дальше? — пожал плечами Раздабаров. — Дальше все понятно — тебя будут уговаривать, к примеру, взорвать железную дорогу, мост или тоннель.
— Меня? — хмыкнул Подкова.
— А то кого же? — сказал Игнат. — Конечно, тебя. Ну и, понятное дело, прочих блатных. В обмен на обещания. Ну, там липовые документы, деньги… В общем, дело понятное.
— Меня заставят взрывать? — с иронией переспросил Подкова.
— Тебя, — спокойным, нарочито безразличным тоном подтвердил Раздабаров.
— Я блатной, — с достоинством произнес вор Подкова. — Я не диверсант и не солдат. У меня другая специальность. Или ты этого не знаешь?
— Я-то знаю, — ответил Раздабаров. — Но вот они думают иначе. Они, понимаешь ли, надеются, что ты согласишься на их уговоры. Потому что ты сидишь в лагере. Срок у тебя долгий. И упекла тебя в лагерь советская власть. Значит, ты на нее в обиде. А коль в обиде, то ты желаешь ей отомстить. Как? Например, взорвать мост или тоннель на Транссибе. И потому уговорить тебя на это проще простого. Плюс к тому же обещанные деньги и документы. Вот такой у них на тебя расчет. Ну, и на всех прочих блатных, конечно же.
— У них — это у кого же? — уточнил Подкова, хотя уже прекрасно понял, о ком идет речь.
— А ты поразмысли сам, — сказал Лыков. — Кому железная дорога поперек горла? Кто спит и видит, как бы ее взорвать?
— Допустим, это понятно, — сказал Подкова. — Фашисты… Но откуда им взяться здесь, в Сибири? Сюда не долетишь ни на каких самолетах…
— Правильно мыслишь, — сказал Лыков. — Неоткуда им тут взяться. Фашистов нет, а вот их агентам почему бы и не быть? Уж замаскированному-то агенту добраться в здешние края можно. Скажем, под видом какого-нибудь спеца или начальника лагеря. Почему бы и нет?
При словах «начальник лагеря» Подкова поднял голову и внимательно посмотрел вначале на Раздабарова, а затем — на Лыкова. Они оба спокойно выдержали этот испытующий взгляд Подковы.
— Пусть будет так, но я блатной. Я никогда не возьму в руки бомбу, или что там они попытаются мне всучить. Разве они этого не знают?
— Может, и не знают, — сказал Раздабаров. — План-то, похоже, разрабатывали фашисты. Откуда им ведомы все тонкости твоей воровской психологии? А может, и ведомы, кто их знает? Потому-то они и рассчитывают на то, что ты на советскую власть в обиде. А обида плохой советчик. Она делает человека слепым. Даже если этот человек
