последнему. А по сути – как раз-таки им и нельзя было доверять. Да и какие они теперь коллеги…
Выпили раз, другой. Бонсай ел на ровне со всеми, но в свою тарелку ничего сам не добавлял и другим не позволял этого делать. Он то ещё должен остаться, чтобы завершить начатое.
Не прошло и часа от беседы, когда наёмникам стабильно стало становиться плохо. Сначала один непонимающе моргал и смотрел на всех, потом – второй. Оба молчали, то ли не хотели показать, что с ними что-то не так, считая недомогание эффектом от алкоголя, то ли просто не хотели казаться хуже других. Но есть ли смысл выпендриваться, когда плохо всем? Через пару часов, когда отравление стало очевидным, они пытались напасть на разводящего и уйти. Один свалился прямо в дверях, другие падали, пока неуклюже из-за слабости пытались достать Бонсая. Пустые тарелки, кружки и бутылки летели как на пол, так и в него – оружие у наёмников предусмотрительно было изъято при входе. Такое правило он ввёл ещё до прихода группы Сабы и сейчас оно играло ему на руку.
Что именно намешал бармен в еду, Бонсай даже знать не хотел – оно было сильным и действовало, а ничего другого ему и не требовалось. Саба умер прямо за столом, одним из первых. Ел за троих, как и всегда – яда он тоже получил за троих. Его бы поймать и допросить, зачем мерх это сделал, кого подговорил ещё и как сильно тут отметился Вермут, но Бонсай этого не сделал. Либо – он, либо – его. Да и слишком сильной была обида.
***
Сроки выхода своей бригады для себя он точно обозначил, и они были не большими. Последние дни подготовки, последние учебные рейды, последние обходы – на Болотах им делать больше нечего, ведь территория захвачена под контроль. Он оставит отряды на стоянках, а остальных уведет на Кордон. Бонсай не мог до конца поверить, что скоро он свершит-таки свой набег, который культивировал на протяжении всего этого времени.
Тела бывших коллег поглотили болотные топи, но снаряжение было собрано и ПДА спрятаны в командирском кабинете. Разводящий хотел лично быть тем человеком, что принесет в Синдикат по связи весть о смерти группы. С этого момента и начнется открытая вражда. Кордон он так же захватит, как и обещал, но не для Вермута, а для себя. Разводящему из Мертвого города он готов предложить разве что пулю.
Кондратьева Бонсай так и не отпустил. Воробей продолжал работу с ним, никого, как и раньше, не подпуская. А он ему теперь и не нужен, этот «долговец» - может хоть говорить, хоть нет, но уже одну голову гидры он позволил ему срубить.
Дождь так и не прекратился, но стал значительно тише, и настроение разводящего лучше не становилось. Он не хотел ни общаться с кем-то, ни ничего разрабатывать – хотел лишь тишины на последние дни. Потом он её не получит, но будет удовлетворяться войной. Когда мужчина начинал думать об убийстве Сабы, ему становилось по странному стыдно, посему все мысли, связанные с ним, Бонсай изгонял из головы.
В один из очередных дней, когда разводящий умудрился в кои веки задремать, его поднял на ноги шум с улицы. Гам голосов, выстрелы… Первая мысль стандартная: за ними пришли. Но, когда Бонсай оказался на улице, то понял, что шум поднял всё тот же любопытный ренегат. Он таки добрался до Кондратьева и с шумом был вытолкан наружу.
Он что-то кричал, пытался сказать, но никто не давал ему: охрана ругалась на парня и толпу, что вышла его защищать, а толпа орала на охрану. Хаос нарастал, начинал выходить из-под контроля, кто-то стрелял в воздух, и разводящий успел пожалеть, что разрешил Воробью пойти к одному из хуторов, чтобы отнести провизию. Он бы присмотрел и не допустил подобного. Н уж больно сильно орёт это «ренегат»…
- Заткнулись! – Одного слова Бонсая хватило, чтобы толпа на время притихла. Сейчас он разберется, а потом они пусть орут, что хотят. – Приведите ко мне этого крикуна.
В теплом помещении кабинета орать любопытный не спешил, он лишь терпеливо ожидал, когда его будут допрашивать. Конечно, рискнешь ты орать, когда за твоей спиной стоят два вооруженных до зубов «ястреба». Приведенный что-то мямлил про решение коллектива, про ответственную миссию, про единую команду. В его словах важного смысла было не много, больше бесполезной воды, но на закончилась, когда в потоке речи прозвучало имя его заместителя.
- Что – Воробей? – Бонсай быстро злился каждый раз, когда кто-то начинал приставать к его помощнику. Да, он отличался, но зачем искать способы ему поднасолить?
- Кондраш сказал, что это Воробей подговорил его свалить заказ покушения на Сабу. – Менее смело повторил «ренегат», то и дело украдкой поглядывая на свой конвой. Знает, что если сейчас не объяснит, то пожалеет о своих словах. – Он сказал, что если не получится Вас убить, то ему и его другу ничего не будет всё равно. Надо только слушаться. Он слушался, а в итоге второго завалили, а он сам сидит в подвале, промерзает, точно зная, что его тоже убьют рано или поздно.
Бред какой-то… Зачем Воробью его смерть? Уж в это Бонсай не верил однозначно, ибо как не старался найти мотивацию к такому поступку – не находил. По его приказу привели Кондратьева и тот подтвердил каждое слово, сказанное любопытным «ренегатом». Рассказал, как перед отправкой на задание, альбинос их инструктировал как себя вести, как незаметно уйти и как, в какой момент действовать, чтобы разводящий ничего не понял.
- Если бы он выполнил своё обещание и всё было бы норм, я б его никогда не сдал. Но, я всё равно труп, так что похер как-то, тем более, что эта гнида сейчас уже далеко отсюда. – Зло ухмыльнулся пленный. – Один сбежал, когда этот мелкий баран до меня добрался. Заложит машинки этих твоих убитых и заживет.
Начавшуюся перепалку между двумя «Ренегатами» Бонсай слышал словно издалека. Что, почему, как – ему было всё равно, над чем они начали спорить. В ушах стучала кровь и было максимально погано от рассказа пленного. Воробью незачем было так поступать, буквально
