Его глаза распахиваются, и когда они встречаются с моими, я понимаю, что что-то изменилось.
— Привет, детка.
— Привет. Я беспокоилась о тебе.
— Извини. Я заснул.
— Я вижу, — я кладу одну руку на его щёку и большим пальцем потираю колючую кожу. — Что случилось?
— Всё в порядке, всё идеально.
— Ты уверен?
— Да, — он поворачивает голову, чтобы поцеловать мою руку. — Сколько сейчас времени?
— Девять.
— Хм, — стонет он в той сонной, сексуальной манере, которую обычно приберегают для утра. — Я немного устал, дорогая.
— Ты уверен, что не заболел? Ты никогда не ложишься спать так рано.
— Я не болен, — его веки становятся тяжёлыми, когда он говорит.
— Тогда иди спать.
Он протягивает руку и притягивает меня к себе. Я сбрасываю туфли и прижимаюсь к нему, не осознавая, насколько устала, пока не расслабляюсь. Обычно он проводит пальцами по моим волосам или вверх и вниз по руке, поэтому, когда он просто держит меня, я действительно знаю, что что-то не так.
Ситуация с мамой, должно быть, для него тяжёлая. Не могу себе представить. Мои родители всегда поддерживали меня и любили. Если бы это было не так, я не знаю, как бы я выжила. Конечно, у нас были свои взлёты и падения, но я никогда не чувствовала, что меня не хотят или что они не любят меня.
Вон засыпает раньше меня, а я смотрю, как цифры на циферблате часов меняются каждые шестьдесят секунд. Я устала, но мой мозг не отключается, потому что я беспокоюсь о нём. Когда часы, наконец, показывают 10:42, я засыпаю.
***
Моё сердце подпрыгивает в груди, когда я начинаю падать, но Вон уверяет меня, что я в порядке, и его руки сгибаются вокруг меня.
— Я держу тебя.
Сквозь тускло освещённый коридор я всё ещё вижу следы стресса на его лице.
Я хочу спросить, я хочу узнать… Я хочу, чтобы он нуждался во мне. Он был рядом со мной, и, если бы не он, я не знаю, как бы я пережила последние пару месяцев. Но он был терпелив со мной, поэтому я собираюсь проявить к нему такое же уважение.
Вон опускает меня на кровать и тянется к подолу моей рубашки. Я поднимаю руки вверх, и он снимает её и бросает на пол, затем делает то же самое со своей футболкой. Прежде чем забраться ко мне, он снимает джинсы. Я расстёгиваю пуговицу и молнию, пока он стягивает с меня джинсы.
Когда парень переползает через меня, чтобы добраться до своей стороны, он останавливается, чтобы поцеловать меня.
— Люблю тебя, Рейн.
— Я тоже тебя люблю.
Он забирается под одеяло, и я делаю то же самое, а потом сворачиваюсь калачиком рядом с ним. Ровное биение его сердца начинает убаюкивать меня, но, когда его голос потрясает меня, я полностью пробуждаюсь.
— Моя мать умерла.
Я настолько ошеломлена, что даже не могу говорить, но он, кажется, не замечает отсутствия моего ответа.
— Пити позвонил мне, когда я был в салоне. Он нашел её, у неё был передоз и… и я сказал ему, что мне всё равно. В течение следующих нескольких часов я просто пытался блокировать это, но это продолжает цепляться за меня. Как будто эта новость стучится в мой грёбаный мозг. Я зашёл к ней после того, как закончил работу, и сказал ей несколько слов, я имею в виду дому, не ей. Я даже не знаю, была ли она там, гниющая, или Пити вызвал скорую помощь, или что, чёрт возьми, он сделал. И знаешь, о чём я всё время думал?
Он ждёт ответа, и я, наконец, в состоянии произнести хоть слово.
— О чём?
— Как дерьмово было с моей стороны, что мне было всё равно. Я вернулся сюда, уставился в потолок и подумал, что был худшим человеком, который ушёл и даже не посмотрел, было ли её тело всё ещё там. Поэтому я сдался. Я набрал девять-один-один, выключил телефон и лег на диван. Я не осознавал, насколько устал, пока не закрыл глаза. Я очень устал, детка.
Самое печальное, что я могу понять, что он чувствует. Я была измотана, когда всё происходило с Брайаном. Умственное и эмоциональное истощение истощает больше, чем любая физическая усталость, которую я испытывала в своей жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я в этом не сомневаюсь.
— Мне нужно, чтобы ты сказала, что всё в порядке. Скажи мне, что это нормально, что я чувствую утешение в том, что мне больше не нужно… иметь с ней дело. Мне не нужно надеяться, что она может передумать. Мне больше не нужно беспокоиться о том, что я чувствую себя неудачником, и облегчение от этого, наконец, дало мне возможность вздохнуть. Я не понимал, как тяжело дышать.
Моё сердце разрывается на части из-за человека, который снова и снова доказывал, что он самый достойный человек для чьей-то любви.
— Всё в порядке. Это нормально чувствовать, Вон. Она тебя не заслуживает. Твоё время и твои мысли, конечно же, не твоя вина. Тебе не за что чувствовать себя виноватым. Ничего такого, из-за чего можно было бы испытывать угрызения совести, и уж точно ничего плохого в том, что ты испытываешь облегчение от её смерти.
Я сажусь и скрещиваю ноги, чтобы видеть его в лунном свете, льющемся через окно спальни.
— Ты можешь выбирать себе друзей. Люди, которыми ты себя окружаешь, те, кого ты впускаешь, — это твоя семья. Но ты не можешь выбрать, с кем ты связан. Она не твоя семья, милый. Брэд и Кеннеди — твоя семья. Моя семья любит тебя… они твоя семья. Я твоя семья. И что ещё более важно, я хочу иметь семью с тобой.
Вон крепко зажмуривается и кивает. Он делает глубокий вдох, но рвано выдыхает. Я никогда не видела его таким и, честно говоря, не знаю, что делать. Я не знаю, как утешить кого-то, кто только что узнал, что его мать — которая оскорбляла и пренебрегала им — мертва. Продолжая делать то, что мне самой хотелось бы, я ложусь на спину, кладу руку ему на живот и прижимаюсь как можно ближе. Я кладу голову ему на грудь и без слов даю ему понять, что я здесь.
Иногда от разговоров становится только хуже, поэтому я собираюсь переждать. Его сердцебиение под моим ухом всё ещё такое сильное, но звучит как-то по-другому. Мои глаза наполняются слезами, но я борюсь, чтобы отогнать их, потому что это не обо мне.
Вон, наконец, оборачивается, обнимает меня и целует в макушку. По мере того как проходят минуты, усталость, должно быть, овладевает его телом, потому что он расслабляется и засыпает. Я пытаюсь отправиться с ним в страну грёз, но мой мозг не отключается.
Когда я сказала ему, что хочу иметь с ним семью, я надеялась на лучший ответ. Я хотела, чтобы он сказал мне, что он тоже этого хочет, что он не может дождаться, чтобы начать настоящее будущее со мной. Будущее с домом, семьёй и уродливым большим мини-веном на всех.
Я понимаю, что сейчас это не входит в список его приоритетов, но надеюсь, что через девять месяцев так и будет.
***
Я должна быть внимательна на церемонии, но не могу не смотреть на своего мужчину. На самый чудесный подарок, который мне когда-либо делали. Прошедшая неделя была тяжёлой. Вон был замкнут, как и тогда, когда мы впервые встретились. Я дала ему время свыкнуться, и он это сделал.
Он позаботился о кремации своей матери, но настаивал, что хочет пройти это сам… Сказал, что не хочет «замарать» меня, чтобы я находилась рядом с ней, живой или мёртвой. Я хотела попытаться пойти с ним и быть рядом, но Вон не тот человек, который будет потакать тому, чтобы его игнорировали. Так что, как бы это меня ни убивало, я просто ждала, когда он придёт в себя.
И прошлой ночью он это сделал. После того, как всё было сделано с его мамой, он полностью вернулся к человеку, которым я его знала. Я не могу быть счастливее, но мне нужно решить, не слишком ли рано сообщать ему новость о том, что он станет отцом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мы сейчас на свадьбе Брэда и Кеннеди смотрим друг на друга, вместо того чтобы следить за церемонией. Он ухмыляется мне, и я улыбаюсь в ответ. Это занимает всего мгновение, но его игривый взгляд исчезает.
— Что? — я открываю рот.
