Да будь ты просто «вибратором самоходным» для чего-нибудь высокопоставленного! Это — «случай», удача. За тобой пойдут. Тебе самому, твоим людям станет разрешённым, допустимым быть «не как все», делать что-то новое, «пить и есть иначе».
Нельзя быть неудачником. Надо сделать дело. «За базар — отвечаю».
У меня, при всём моём желании, нет достаточных причин послать Борзяту и всю эту романтическую миссию. Борзята — врёт. Или — привирает? Или — недоговаривает? По датам не сходится: Акиму предложили участие в этой миссии в июле. Операция планировалась, вероятно, на месяц раньше. Ещё до осады Вщижа и тотального разорения окрестностей Чернигова. Поэтому и легенда у нас такая… идиотская.
Но в первой половине лета Ропак нормально сидел князем в Новгороде, а не «на скамейке запасных князей» в Смоленске. Однако, это ничего не доказывает. И — не опровергает.
Факеншит! Я не знаю — как они думают! Как русские князья проводят тайные операции по подготовке к представлению родственникам своих тайных жён и детей? А кто знает? В летописях такое не описано. Какие ресурсы используются, какие технологии применяются, какие имеются наработки у национальной элиты по данной теме… Туман.
А без неубиенных аргументов… Аким, мать его, слово дал. Год налоговой отсрочки… факнуть бы их всех. Боярство это… японское…
Хватит ныть, Ванька. Над предчувствиями можно переживать бесконечно. Ищем позитив. Ищем… ищем… И находим! В нашем фольке! Была у нас на Руси аналогичная история:
«Во деревне то было в Ольховке, Во деревне то было в Ольховке. Там жил-был паренёк Андрияшка, Там жил-был паренёк Андрияшка
А в деревне жила и Парашка А в деревне жила и Парашка Полюбил Андрияшка Парашку Полюбил Андрияшка Парашку
Не велел ему тятька жениться Не велел ему тятька жениться Как заплакал тут наш Андрияшка Как заплакал тут наш Андрияшка
А за ним заревела Парашка А за ним заревела Парашка Эх, лапти, да лапти, да лапти мои! Эх, лапти, да лапти, да лапти вы мои».
Какая романтическая история! И мотивчик… заунывный такой. Вполне по сюжету. Вот исполним мы эту секретную миссию, будем ходить и выпевать:
— Где лапти, где лапти, где лапти мои?
Если будет — куда лапти надевать и чем песни издавать.
Я выскочил из тепла и духоты избы, где мои люди укладывались спать, сдёрнул шапку и свою бандану, подставил разгорячённый лоб холодному ночному воздуху. Надо успокоиться, выбросить своё раздражение и на спокойную голову принять решение.
«Примем по стакану и поговорим на трезвую голову» — русская уголовная мудрость. Стакана — нет. И разговоры разговаривать — без толку.
Собственно говоря, решение уже принято, деваться мне некуда. «Возлюби то, от чего не можешь отвертеться». «Расслабься и попытайся получить удовольствие».
Я смотрел в звёздное небо, постепенно остывая и успокаиваясь. Зрелище огромного ковша Большой Медведицы на полнеба над головой действовал… стабилизирующе. На смену вопросу: «Как же я вляпался в эту мерзость?» приходил более конструктивный: «Ну и как мы эту мерзопакость исполним?».
Конец тридцать четвёртой части
— Часть 35. «Вот мчится тройка удалая по…»
— Глава 187
В двух сотнях вёрст к западу от меня на ту же Большую Медведицу над той же Десной смотрел другой человек. Тоже в — крайнем раздражении.
Хан Боняк сидел на скамеечке в чудом уцелевшем подворье на берегу речки Стрижень, разглядывал смутно проступающие в темноте очертания восточных ворот Чернигова, вспоминал сегодняшний княжеский совет, злился и думал.
Что у землеедов хорошо — дома. Душно, темно, тесно. Но — тепло. А в юрте зимой, что, лучше? Тоже — и душно, и темно. А уж как тесно! А чуть какая-нибудь бестолочь или там, из слуг кто, особо рьяный в части «господину услужить», кинется за чем-нибудь — сразу сквозняк. Чуть свету, чуть воздуха — сразу холодно. Дети, бабы, прислуга… Все кашляют, сморкаются…
Очаг дымит. А что ему делать, если эти дуры опять сырой кизяк положили? А хоть и не дуры — где в оттепель взять сухого кизяка? Вонища. Каждую оттепель, каждую весну — вонища. Аж глаза режет. Ну, глаза можно закрыть. Лежи себе спокойно. Как покойник. А нос? И нос можно. Можно ртом дышать. «Дышите ротом». Только вся эта дрянь прямо туда, прямо в грудь. Кашель бить начинает. Аж до слёз.
А какой может быть хан, если он плачет? Это землееды плачут по любому поводу. То — по детям, то — по родителям. То — от горя, то — от радости. По богу своему просто умываются слезами. А вот мы, кыпчаки, не плачем. Это бабское занятие — слезы лить. Мужское дело — лить кровь. Хан Тенгри дал нам сабли, чтобы мы делали настоящее мужское дело. Вот мы их взяли и пришли сюда. А тут… тут одни сопли.
Сегодня большой совет был. Княжеский. Хороший дом себе выбрал князь Изя. Высокий, тёплый. Почему мы его не сожгли раньше — не пойму. И это всё, что у Изи есть хорошего. Сам дурак. Старый дурак Боняк Бонякович. Внук великого Боняка Серого Волка. Глупый хан Боня. Хоть и из царского рода Токс. А кто сказал, что в царском роду рождаются только умные? И среди царей бараны бывают. Вот, сижу как баран. Пью горячий чай из фарфоровой пиалы. И понимаю: сам дурак, сам сюда пришёл, сам горло под нож подставил.
И не только своё. Восемь сотен привёл сюда из своих становищ. Восемь сотен — моих людей! Охо-хо. «Под нож» — это ещё хорошо. Это быстро. Это жар, страсть, бой. А здесь… Здесь будет джут — голодовка, бескормица, слабость. Мои люди, люди Серого Волка, ослабеют, будут есть своих коней, будут грызть друг друга, будут падать от бессилия. А потом оттуда, из Чернигова, вылезут землееды. Или снова подойдут полки с Киева. Станут степные багатуры русской травой.
Плохо. Надо уходить. Нельзя. Ещё хуже будет. А ведь чуял — не будет удачи, нельзя идти. И не идти нельзя — порвут. А всё — Коба. Сопляк, юнец, выкидыш грузинский. Но вот — всех построил. Заманил, запутал, глаза отвёл. Да что глаза — голова пухнет от его хитростей. Моя голова! Лучшая голова в Степи. Седая голова Серого Волка.
Гадёныш. Сидит-улыбается. Образец воспитанности. Молодой хан с глубоким почтением выслушивает слова умудрённого и убелённого сединами старшего товарища. Прямо зови сына и показывай: «Вот так должно вести себя приличному юноше из благородного семейства».
Я с собой сына Алтана в поход взял. Думал — будет помощником. Потом наследником станет, мою орду водить будет. А Алтан вот этому… отродью горных булыжников… в рот смотрит. Не он один. Вся молодёжь во всех отрядах на Кобу мало не молятся. «Коба — то сказал, Коба — то сделал. Хан Кобяк велел…». Убью наглецов! Какой он хан! Так, подханок. Наглый, хитрый, злобный. Улыбка как у змеи ядовитой. Задавить бы. Сапогом. Нельзя — внук великого Шарук-хана, сын Атрака.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
