В этой схеме имелся слабый элемент, - напомнил себе Калли. Люди должны сделать выбор вовремя, чтобы у них оставалась возможность спасти себя. Сейчас время было на вес золота для всех, кроме Калли.
Ему лично предстояло убить шесть дней вынужденного безделья. Калли спокойно растянулся на койке, заставив себя не думать о нынешних проблемах, направив мысли в прошлое, к дням своей юности, когда он только-только покинул особняк губернатора Брайта и отправился в калестинский буш, чтобы стать траппером.
Воспоминания потекли, как река. Его первая охотничья вылазка, первые несколько дней в дикой, нетронутой цивилизацией стране - калестинском буше. Сознание его тогда не успело перестроиться, и грубая трапперская куртка все еще пахла городской гарью.
Ощущение времени как потока частиц, бесценных минут, часов, дней, которые он не имел права растратить напрасно, заставляло Калли ускорять шаги, гнало дальше и дальше, в чашу буша. Отягощенный и замученный тяжелым переходом, он с вожделением вспоминал о прямых улицах и высоких стенах, сомневаясь, не слишком ли дорогой ценой достанутся добытые им шкурки. Несколько дней он чувствовал себя на чужой территории, был непрошенным гостем среди скал, деревьев, узких тропинок перевалов и белоснежных горных пиков.
Но, подобно запаху городской гари, который постепенно выветривался, начали через несколько дней исчезать и психологические препятствия. С каждым новым утром, когда он просыпался под открытым небом, с каждым ночным костром, Калли внутренне изменялся. Уже к концу четвертого дня он слился с первозданной природой, вернее, был поглощен ею. Он больше не воспринимал время, как череду минут и часов, он плыл сквозь него, спокойно, естественно, подобно планете, совершающей годовой круг своей орбиты.
Длительный переход от одного горного кряжа к другому, темно-синему и туманному на фоне голубого неба, казался ему одним великанским шагом, который он сделал лениво, переступив сразу через целую череду восходов и закатов. Ноги его научились шагать автоматически, самостоятельно.
Ему уже нипочем были лишения, он перестал ощущать вес рюкзака и винтовки. И мысли становились неторопливыми и тягучими, как переход от одной гряды к другой...
Погрузившись в воспоминания, Калли почти не заметил, как прошли пять следующих дней. Едва ли заметил он также, что дверь комнаты теперь открывалась ли закрывалась с почтительной осторожностью, а еда стала вкуснее и разнообразнее. Но однажды наступило утро, и внутренние часы Калли подали тревожный сигнал. Он вернулся к реальности - наступил шестой день, время ожидания истекло, а Листром не появился. Калли сел, принялся за только что принесенный завтрак. Он чувствовал, что засиделся, и перспектива активных действий очень привлекала его. Позавтракав, он с необыкновенной энергией принялся умываться и бриться. Потом присел на койку, мысленно пробежался по всем этапам и поворотам своего плана, сличая все расчеты и выводы, словно боец, который проверяет состояние оружия, прежде чем броситься в сражение.
Наконец, удовлетворенный, - кажется, ничего не пропущено, - он подошел к двери и застучал в нее кулаком.
23
Казалось, стука никто не слышит, хотя Калли барабанил в дверь изо всех сил.
- Охрана! - гаркнул Калли. - Охрана! Откройте! Мне нужно поговорить!
За дверью послышались голоса, но дверь не открылась. Постучав еще немного, Калли вернулся к койке, присел и стал ждать.
Минуты три спустя щелкнул замок, дверь распахнулась. В дверном проеме стояла обычная троица охранников. Тот, у которого на рукаве были сержантские нашивки, тяжело дышал, словно ему пришлось пробежать изрядное расстояние, чтобы присоединиться к остальным двум. Все трое смотрели на Калли.
- Что... - Сержант перевел дыхание. - Что случилось, господин Уэн?
Его вежливый тон очень сильно отличался от той оскорбительной пренебрежительности, с какой полицейские относились к Калли в первые дни. "Слухи - отметил про себя Калли, - в самом деле начинают просачиваться!". Он сказал сердито:
- По-вашему, я должен сидеть и смотреть на голые стены? Неужели нельзя принести мне что-нибудь почитать... или еще что-нибудь, чтобы занять время?
Сержант к этому времени успел отдышаться.
- Все что угодно, сэр. Таков приказ. Все, что угодно... в разумных пределах. Вы только скажите, что вам принести...
- Несколько кассет для чтения и просматриватель, - сухо распорядился Калли. - И колоду карт - это можно устроить? Я бы сам с собой поиграл в пограничный бридж, если уж больше делать нечего.
- Конечно! Непременно! - заверил его сержант, достав из нагрудного кармана черный служебный блокнот и стило. - В конце есть чистые страницы. Вырвите и запишите все, что вы хотели бы получить. Мне придется утвердить ваш список - но этой займет лишь пару лишних минут.
Калли поднялся, взял стило и блокнот, вырвал полдесятка частых листочков, составил список, включавший в себя несколько книг, колоду карт, потом, словно только что вспомнив, добавил просьбу о свежих выпусках новостей. Листочек он вручил сержанту вместе с блокнотом, при этом Калли остался сидеть у стола.
- Я пометил там... колода должна быть в шестьдесят карт, такие делают у нас, в Пограничье. В Нью-Йоркском комплексе когда-то был магазин импортных товаров, там такие колоды продавались. Чтобы играть одному, нужно четыре джокера разных цветов. Смотрите, чтобы мне не всучили ваши земные карты, мне они ни к чему.
- Если список будет передан вниз, вы получите именно то, что нужно, господин Уэн.
Сержант вышел в коридор, дверь была закрыта и заперта. Калли снова сел на койку и принялся ждать.
Минут двадцать спустя он услышал щелчок замка - дверь отпирали. Теперь сержант пришел один.
- Вот, пожалуйста, сэр. Прошу прощения... сводку новостей принести не разрешили. Это от меня не зависит...
Он передал Калли четыре кассеты-книги и просматриватель, а также колоду карт в пластиковой упаковке.
- Спасибо, - поблагодарил Калли. - Закройте на минутку дверь, я хочу кое-что вам сказать.
Немного помявшись, сержант затворил дверь.
- Спасибо, - тихо сказал Калли. - Я решил воспользоваться случаем и заверить вас в том, что лично к вам у меня претензий нет, - в глазах сержанта мелькнула искра благодарности.
- И против Амоса Брайта тоже, - продолжил Калли, - полагаю, вам известно, что калестине я по существу был его приемным сыном.
Амос был тогда великим человеком.
- Он и сейчас... великий человек. - В голосе сержанта звучала слабая, но заметная нерешительность.
- Вы верите в это? - Калли пристально посмотрел на него.
- Конечно... - Снова чуть заметная пауза. - Ведь он единственный в Совете знает обе стороны, - я хочу сказать, он знает Старые миры и Пограничье, одинаково. Более того, - сержант заговорил увереннее, - он десять лет провел в Пограничье и смог вернуться... - Он запнулся смутившись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
