Прошу Вас ответить и сообщить, хотели бы Вы видеть какие-либо из этих материалов. Пока что благодарю Вас за то, что Вы нашли время прочесть мое письмо.
Искренне ваш,…
Фрэнк указал кроме адреса еще и свой телефон, и один из охваченных агентов (не Ричард Чемс) даже позвонил поболтать. Трое прислали просьбу взглянуть на призовой рассказ о заблудившемся в лесу охотнике. Еще с полдюжины попросили представить первые страницы романа. Другими словами, отклик был массовым – только один агент не выразил интереса к работе Фрэнка, сославшись на забитый список клиентов. Но Фрэнк, если не считать далеких знакомых в мире «малых журналов», в издательском бизнесе не знает абсолютно никого – полное отсутствие личных контактов.
– Забавно вышло, – говорит он, – невероятно забавно. Я собирался взять любого, кто захочет взять меня, – если вообще кто-то такой будет, а вышло так, что мне приходится выбирать.
Он объясняет богатый урожай возможных агентов несколькими причинами. Во-первых, разосланное письмо грамотное и хорошо написанное. («Оно мне стоило четырех переписываний и двух обсуждений с женой для выработки свободной интонации», – говорит Фрэнк.) Во-вторых, он смог представить список опубликованных рассказов, и довольно существенный. Деньги небольшие, но журналы вполне почтенные. В-третьих, он лауреат премии. Фрэнк думает, что в этом может быть всё дело. Я не знаю, так это или нет, но премия не повредила.
Фрэнк также был достаточно разумен, чтобы спросить у Ричарда Чемса и всех остальных агентов список тех, кому они доверяют – не клиентов (не знаю, может ли поведение агента, дающего список своих клиентов, когда-либо быть названо этичным), но список издательств, которым продавал книги этот агент, и журналов, которым он продавал рассказы. Начинающий писатель должен помнить, что каждый, у кого есть пара сотен долларов, может дать объявление в «Райтерз дайджест» и назвать себя литературным агентом – тут квалификационного экзамена сдавать не надо.
Особенно осторожно следует относиться к агентам, которые обещают прочитать вашу книгу за плату. Некоторые из таких агентов вполне респектабельны (когда-то агентство «Скотт Мередит» читало за плату; не знаю, делает ли оно это сейчас), но слишком многие из них – нечистоплотные мерзавцы. Я бы предложил, если уж вам так свербит издаться, не заводиться с поиском агентов или запросами к издателям, а издаваться за свой счет. Тогда вы хоть точно знаете, что получаете за свои деньги.
Глава 16
Мы почти закончили. Сомневаюсь, что я изложил все то, что вам надо знать, чтобы стать писателем получше, и наверняка я ответил не на все ваши вопросы, но я определенно сказал о тех аспектах жизни писателя, которые я могу обсуждать хоть с какой-то уверенностью. Но я должен сказать, что запасы уверенности при работе над этой книгой оказались слишком бедными. В основном работа сопровождалась физической болью и сомнениями в себе.
Когда я предложил идею книги о писательской работе моему издателю в «Скрибнере», я чувствовал, что знаю на эту тему очень многое; голова прямо разрывалась от всего, что я хотел сказать. Наверное, я действительно знаю многое, но что-то из этого оказалось скучным, а остальное, как пришлось мне убедиться, относится более к инстинкту, чем к чему бы то ни было, напоминающему «высшую нервную деятельность». И вербализация этих инстинктивных истин вышла до боли трудной. И еще кое-что случилось во время работы над «Как писать книги» – как говорится, событие, меняющее жизнь. Я об этом здесь расскажу. Пока что я только сообщаю, что сделал все, что мог.
Необходимо обсудить еще один вопрос – вопрос, возникший из того самого события и который я уже затрагивал, но косвенно. Теперь я хочу поставить его прямо. Вопрос этот люди задают по-разному – иногда вежливо, а иногда грубо и в лоб, но он всегда сводится к одному: «Детка, ты это делаешь ради денег?»
Ответ – нет. Не делаю и никогда не делал. Да, я своей прозой наколотил кучу бабок, но никогда не клал на бумагу ни одного слова с мыслью, что за него заплатят. Некоторые работы я делал как услуги друзьям – «ты мне, я тебе», – но это даже в худшем случае можно назвать разве что бартером. Я писал, потому что не писать не мог. Может, это и помогло мне выплатить закладную за дом и отправить детей в колледж, но все это побочные эффекты – это делалось ради причуды. Ради чистой радости самой работы. А если можешь что-то делать для удовольствия, то это ты сможешь делать всегда.
Для меня бывали времена, когда акт писательства был немножко актом веры, плевком в глаза безнадеги. Вторая часть этой книги написана в этом духе. Я ее выжал из себя. Писательство – это еще не жизнь, но иногда, я думаю, может быть путем к жизни. Это я открыл летом 1999 года, когда чуть не погиб под фургоном.
Постскриптум: О жизни
Глава 1
Мы жили у себя в летнем доме на западе штата Мэн (очень похожем на тот, куда возвращается Майк Нунен в «Мешке с костями»), и я каждый день гулял по четыре мили, если не было дождя. Три мили моего маршрута пролегали по грунтовой дороге, петлявшей через лес, и миля по пятому шоссе – двухполосное асфальтовое шоссе между Бетелем и Фрайбургом.
Третья неделя июня 1999 года выдалась очень удачной для нас с женой: наши дети, выросшие и разъехавшиеся в разные стороны, были дома. Впервые почти за полгода мы собрались под одной крышей. Дополнительная радость – с нами был наш первый внук, трех месяцев от роду, забавно дергающий привязанный к ноге воздушный шарик.
Девятнадцатого июня я отвез нашего младшего сына в аэропорт Портленда, откуда он улетел в Нью-Йорк. В этот вечер мы планировали всей семьей поехать посмотреть «Дочь генерала» в Норз-Конвей, штат Нью-Гэмпшир (это рядом), и я рассчитывал успеть совершить прогулку как раз перед выездом.
Вышел я где-то около четырех часов дня, насколько мне помнится. Перед самым выходом на магистраль (в западном Мэне любая дорога с разделительной белой полосой – уже магистраль), я зашел в лес помочиться. Следующие два месяца я не мог сделать этого стоя.
Выйдя на хайвей, я повернул на север и пошел по гравийной обочине навстречу движению. Меня обогнала машина, тоже идущая на север. Примерно через три четверти мили ведшая ее женщина заметила светло-голубой фургон «додж», направлявшийся на юг. Фургон мотался от обочины к обочине, будто, не слушаясь водителя. Миновав этот блуждающий фургон, женщина повернулась к своему пассажиру и сказала: «Там на дороге гуляет Стивен Кинг. Надеюсь, этот тип его не сшибет».
Шоссе номер 5 почти всюду хорошо просматривается, но есть участок с крутым подъемом на холм, где пешеход почти не видит, что едет ему навстречу. Я уже прошел три четверти этого подъема, когда Брайан Смит, владелец и водитель фургона, перевалил гребень. Ехал он не по дороге, а по обочине. По той самой, по которой шел я. Может быть, три четверти секунды были у меня, чтобы это заметить. Как раз хватило времени на мысль: «Господи, меня собьет школьный автобус!» Я стал поворачиваться влево, потом дальше у меня в памяти провал. По ту сторону этого провала я уже лежу на земле, глядя в корму фургона, съехавшего с дороги и накренившегося набок. Это воспоминание резкое и ясное, скорее даже не воспоминание, а фотография. Вокруг хвостовых огней фургона вьется пыль. Номер и заднее окно заляпаны грязью. Это все я отметил, еще не подумав о том, что попал в катастрофу, или о чем бы то ни было вообще. Моментальный снимок. Я не думал, в голове было совершенно пусто. Потом еще один провал в памяти, а потом я аккуратно левой рукой смахиваю с глаз горсточки крови. Когда в глазах более или менее проясняется, я оглядываюсь вокруг и вижу человека, сидящего неподалеку на камне. Поперек колен у него трость. Это Брайан Смит, сорока двух лет, человек, который сбил меня машиной. У него богатая история вождения – с дюжину зарегистрированных нарушений. В день, когда жизнь столкнула нас на шоссе, Смит не смотрел на дорогу, потому что собака-ротвейлер, сидевшая сзади, перепрыгнула в багажник и стала обнюхивать кулер с мясом. Собачку звали Пуля. (У Смита дома есть еще один ротвейлер по кличке Пистолет.) Смит обернулся и попытался оттолкнуть голову Пули от кулера, в это время въехал на гребень и так и сбил меня, не поворачиваясь. Он потом рассказывал знакомым, что думал, будто сбил «небольшого оленя», пока не увидел у себя на переднем сиденье окровавленные очки – их сорвало с меня, когда я пытался убраться с пути Смита. Оправа скривилась и погнулась, но стекла остались целы. В этих самых стеклах я пишу и сейчас.
Глава 2
Смит видит, что я очнулся, и говорит, что помощь уже едет. Говорит он спокойно, даже приветливо. Вид его с этой тросточкой на коленях выражает приятное сочувствие. «Не правда ли, дико нам обоим не повезло?» – будто говорит этот вид. Потом он расскажет следователю, что они с Пулей уехали со своей стоянки «за шоколадками «Марс», что там в магазинчике продают». Когда я впоследствии услышал эту подробность, мне стало ясно, что меня чуть не убил персонаж из какого-нибудь моего романа. Почти смешно.
