Если же проанализировать события, предшествовавшие голосованию 12 июня 1991 года, то его итоги также выглядят в большой степени закономерными. Обращаясь к годам перестройки, ускорения и гласности, возвращаясь в 1985 год, трудно избавиться от ощущения, что эти события тоже были во многом предопределены предшествовавшей историей страны.
Альтернативная история
Конечно же, по отношению практически к каждому упомянутому событию можно предложить иные варианты развития, которые могли бы повернуть ход истории. Попробуем, например, представить вариант развития страны при проведении иной экономической политики. Например, если бы Гайдар и Чубайс, получившие власть в России осенью 1991 года, стали бы делать не то, что они на самом деле сделали, а то, что обсуждалось и планировалось к осуществлению в течение двенадцати лет в рамках московско-ленинградского кружка экономистов. Наконец, если бы они повторили то, что делали до них и одновременно с ними другие реформаторы плановой экономики — такие как, например, Лешек Бальцерович в Польше, Вацлав Клаус в Чехии, Март Лаар в Эстонии.
Что произошло бы в России в этом случае? Тогда никакой бюджетной катастрофы в 1992 году не случилось бы, и хотя бюджетный дефицит сразу бы, наверное, ликвидировать не удалось, его размер вместо 30% ВВП был бы сокращен до пристойных 1–2% ВВП. Тогда цены в 1992 году выросли бы, конечно, не втрое, как это было обещано накануне либерализации, но и не в 26 раз, как это произошло на самом деле. Цены за год выросли бы, наверное, раз в 5–8. Тогда уже в следующем 1993 году рост цен вряд ли был бы более, чем двукратным, а не 10-кратным, как это было в действительности. Тогда уже начиная с 1994 года была бы достигнута финансовая стабилизация с темпами инфляции не более 10–15% годовых. Тогда цены за последние 16 лет выросли бы кумулятивно, возможно, в 30–40 раз, а не в 100 тысяч раз, как получилось на самом деле. Тогда не было бы ни пирамиды ГКО, ни «валютного коридора», ни внешних заимствований, ни бесконечных программ МВФ, ни необходимости расплачиваться с огромным внешним долгом. Никакого кризиса в 1998 году не произошло бы. Вполне возможно, что уже с 1994 года или, в крайнем случае, с 1995 года в России начался бы экономический рост. К 1998 году он шел бы в стране уже четвертый или пятый год подряд. Совокупные экономические, социальные и демографические потери в результате перехода к новой экономической системе были бы меньшими, чем то, что получилось в реальности. Люди начали бы повышать свое благосостояние не с 1999–2000, а с 1994–1995 годов — как минимум на 4 года раньше. Тогда экономический спад в условиях рыночной экономики занял бы не семь лет, а два-три года (и в целом не девять, а максимум пять лет) и закончился бы он, скорее всего, в 1994 году.
Предложенный в качестве гипотетического вариант развития на самом деле вовсе не так фантастичен, как может показаться. Именно такой оказалась траектория роста во многих странах с переходной экономикой. На такую же траекторию начала выходить и российская экономика. Помесячный анализ динамики промышленного производства показывает, что во второй половине 1994 года спад промышленного производства прекратился и начался его рост — на уровне 6% в годовом измерении. Увы, он продлился лишь несколько месяцев и был сломан начавшейся политикой повышения реального курса рубля, получившей затем наименование «валютного коридора». 6% в год — это весьма приличные темпы роста. Если бы этот рост не был искусственно прерван, то в годовом измерении он стал бы очевидным по итогам 1995 года. За ростом производства последовал бы рост заработной платы, занятости, благосостояния — то, что происходило в других странах, то, что в конце концов произошло в России в 1999 году.
Через пару лет после своего начала экономическое оздоровление стало бы осязаемым и осознаваемым. К 1995–1996 годам многие люди в России смогли бы убедиться, что несмотря на все трудности, страдания и потери страна действительно восстанавливается на фундаменте рыночной экономики, возвращается на естественный путь своего развития. Тогда бы и социально-психологическая и политическая ситуация в обществе была бы другой. И тогда альтернативы, стоявшие перед политическими силами, могли быть немного иными, да и сами политические силы могли бы измениться. Тогда, возможно, не было бы ожесточенности в обществе, тогда не возникла бы та угроза, какую Ельцину пришлось почувствовать в августе 1998-го, тогда, возможно, не было бы попытки его импичмента коммунистами весной 1999 года. Тогда у Ельцина, возможно, не возникло бы самой потребности искать преемника среди силовиков, и он либо продолжил бы его поиск среди гражданских, либо же вообще отказался бы от института преемничества, доверив свою жизнь и судьбу своих реформ пусть несовершенным, но демократическим институтам российского государства.
Социально-политическое напряжение в стране хотя и не исчезло бы полностью, но было бы существенно меньше. И хотя правительство, наверное, перешло бы от правых к левым и от левых к правым (как в Центральной Европе и странах Балтии), признание обществом заслуг реформаторов, приведших страну к экономическому процветанию и политической стабильности, было бы искренним и достаточно широким. Кто знает, может быть, в условиях постепенной экономической и социально-политической нормализации не поддался бы Ельцин ни на первую, ни на вторую чеченские войны. Сотни тысяч российских граждан — русские и чеченцы, представители других народов — остались бы живы, не были бы изуродованы ни физически, ни морально. Многих террористических актов тогда бы не было. Ельцину не понадобилось бы обращаться к помощи силовиков. Сами же российские реформаторы — так же, как и их коллеги в Европе Бальцерович, Лаар, Клаус, — возможно, еще не раз вернулись бы в правительство, а один из них, как и раздумывал Ельцин, мог бы стать российским президентом.
Вот что могло произойти, сделай Гайдар и Чубайс то, что они должны были сделать. Если бы они смогли стать настоящими реформаторами. Но они не стали. Почему? Не захотели? Не смогли?
— Вы говорили о начале экономического роста в 1994-м году и его искусственном прерывании Чубайсом. Напомните, пожалуйста, что тогда произошло.
«Валютный коридор»
– Есть важная закономерность — связь между реальным курсом национальной валюты и экономическим ростом. Попробую пояснить. Условием естественного экономического роста является возможность продавать товары, производимые в стране. Если товары не могут быть проданы, то ни одно производство не выживет. Чтобы товары продавались, они должны обладать приемлемым качеством, а издержки по их производству должны быть ниже цен их реализации. Если товар невозможно продать по цене, превышающей издержки его производства, то производитель не сможет вернуть себе затраты и обанкротится. Тогда будет экономический спад, а не экономический рост.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
