Судя по тексту письма, спартанцы не раз уже вступали в переговоры и с западными сатрапами, и с самим царем. Цель подобных переговоров понятна: за счет Персии решить трудно решаемые для Спарты финансовые проблемы. Но спартанцы, чьим главным пропагандистским лозунгом в этой войне было освобождение греков от афинской тирании, не были еще готовы подписать с Персией официальный договор о разделе сфер влияния. Персидскую сторону уже не устраивал двусмысленный Каллиев мир. Царь готов был финансировать спартанцев, но за это, конечно, требовал от них полного отказа от каких-либо притязаний на малоазийскую территорию. Колебания спартанских властей и их нежелание "ясно объясниться" вполне понятны: в глазах всех греков подобный договор был глубоко аморален. Тем не менее, если бы не смерть Артаксеркса в 424 г. (Diod., XII, 64, 1), союз со Спартой был бы заключен уже тогда. Однако сложная внутриполитическая обстановка заставила Персию на несколько лет дистанцироваться от греческих дел. В Сузах сразу после смерти Артаксеркса началась борьба за власть между несколькими претендентами на трон Ахеменидов (Ctes. Pers. 44-48; Diod. XII, 71, 1). Вступление Дария II на престол в начале 423 г. было ознаменовано восстаниями в нескольких сатрапиях. Их подавление стало основной задачей персидского царя на ближайшие годы. В такой ситуации Дарий II был очень заинтересован в сохранении мира в Малой Азии и, по-видимому, в 423 г. во время переговоров с афинянами согласился возобновить Каллиев мир (ср.: Andoc. III, 29)008_171.
После его возобновления и до 414 г. в отношениях Афин и Персии наступила некоторая стабильность. Обе стороны всячески избегали конфликтных ситуаций и строго соблюдали условия мирного договора. Дарию II приходилось все еще бороться с мятежами в собственной империи, Афины же бросили все силы на подготовку экспедиции на Запад. Но в 414 г. афиняне сами нарушили этот хрупкий баланс. Как видно, имперская мечта о расширении своих владений постоянно провоцировала Афины на авантюры, подобные сицилийской экспедиции или помощи восставшему против царя сатрапу Писсуфну. Неуклюжее вмешательство Афин в персидские дела окончательно спровоцировало их разрыв с Персией.
В 414 г. сатрап Сард Писсуфн, исполняющий эту должность уже более 25 лет, поднял антиправительственный мятеж. Ситуация была настолько серьезной, что против Писсуфна царь послал трех известных персидских военачальников, среди них и Тиссаферна, сына знатного перса Гидарна. Мятежный сатрап, в свою очередь, воспользовавшись посредничеством карийского династа Аморга, своего внебрачного сына, обратился за помощью в Афины, и афиняне с присущим им авантюризмом опять вмешались во внутренние дела Персидской империи. Весной 414 г. они послали к Писсуфну наемное войско во главе с Ликоном и тем самым вступили в открытый конфликт с Дарием II (Thuc. VIII, 5, 5; Andoc. III, 29; Ctes. Pers. 52). Это был в высшей степени легкомысленный и опасный шаг, ибо афиняне, во-первых, оказавшись на стороне проигравших, ничего не получили от своего предприятия, во-вторых, окончательно испортили отношения с Дарием. Неприятным для репутации афинян оказалось и поведение их командующего Ликона, передавшего Писсуфна в руки военачальников царя Персии. По словам Ктесия, "за свое предательство он получил от царя города и земли" (Pers. 52).
Данная история положила конец сомнениям Дария. Он не мог простить афинянам вмешательства во внутренние дела его империи и твердо выбрал курс на союз со Спартой. В 413 г. после возобновления военных действий в Греции персидский царь начал переговоры со Спартой о заключении союза против Афин.
Подводя итоги сказанному, хочется отметить следующие, на наш взгляд, важные моменты.
Многолетние отношения с Персией являются показателем того, что Спарта, однажды пробужденная к внешнеполитической активности, результатом которой стало создание ею Пелопоннесской лиги, не ограничилась рамками одного Пелопоннеса. Уже в середине VI в.
Спарта заключает союз с Лидией, пытается вести какую-то свою игру с Персией, осуществляет военную экспедицию против тирана Поликрата. В определенной мере к внешнеполитической активности Спарту подталкивал Коринф, самый авторитетный член Пелопоннесского союза. Например, бесспорна ключевая роль Коринфа в организации экспедиции на Самос против Поликрата. Но кроме внешних обстоятельств, к разряду которых можно отнести давление на Спарту ее влиятельных союзников, были и внутренние факторы, разрушающие изнутри привычный изоляционизм Спарты. Главный такой фактор - это деятельность сильных политических лидеров в самой Спарте. Они увязывали свой карьерный успех с обращением Спарты к активной внешней политике. Так, для Павсания союз с Персией был обязательным условием для реализации его личных амбиций как у себя дома, так и в масштабах всей Греции. Объективно же заключение подобного союза вело к нарушению баланса биполярного существования греческого мира в пользу Спарты. Желание подтолкнуть Спарту в сторону Персии разделяла с Павсанием и часть спартанской молодежи (Diod. XI, 50 - oiJ newvteroi). Уже в 70-60 гг. V в. спартанские граждане, особенно воевавшие за границей вместе с Павсанием, были охвачены страстью к личному обогащению. Во многом именно страхом спартанских властей перед разлагающим влиянием Востока объясняется свертывание всех внешнеполитических инициатив Павсания. Спарта пойдет на союз с Персией только в 413 г. Данный союз для Спартанского государства окажется бомбой замедленного действия. Он запустит механизм, который за два десятилетия изменит облик ликурговой Спарты. Лисандр осуществит то, что не удалось Павсанию. С помощью Персии он сделает ее самым богатым государством Греции, но это будет уже другая Спарта.
Глава IV
Спартанская илотия
1. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ИЛОТОВ
Слово "илот" (ei{lwte"), как в свое время доказывал К. О. Мюллер, скорее всего, является формой пассивного перфектного причастия от не употребляющегося глагола eJlei'n и буквально означает "взятый в плен", "военнопленный". Большинство грамматиков древности толковали этот термин именно так - пленные, ставшие рабами. В "Etymologicum magnum" под словом eiJlwteuvein значится: "илоты - те, которые заселяют Мессению в Пелопоннесе, не исконные рабы лакедемонян, но некогда ими покоренные". Таково устоявшееся мнение, которое без всяких комментариев повторяют Лиддель - Скотт009_1, а также Э. Буассак и И. Гофманн в своих этимологических словарях009_2. Более осторожную позицию занимают П. Шантрэн и Г. Фриск009_3. Они указывает на то, что, как и многие другие наименования рабов, это слово не имеет ясной этимологии, хотя оно все же предпочтительнее варианта, впервые появившегося у Гелланика (Harpocr. s. v. eiJlwteuvein), согласно которому слово ei{lwte" ведет свое происхождение от названия города Гелоса в Лаконии ( {Elo" - дословно "болото", "болотистая местность"), жители которого первыми были превращены в илотов009_4.
По словам П. Шантрена, это маловероятно исторически и совершенно невозможно фонетически009_5. Весьма характерно, что Д. Лотце, в своих исследованиях много внимания уделивший проблемам илотии, подобно П. Шантрену и Г. Фриску, осторожен в своих высказываниях относительно этимологии слова ei{lwte". Он не считает общепринятую этимологию вполне надежной009_6.
Платон утверждал, что в греческом мире не существовало единой оценки илотии: "Чуть ли не всем эллинам лакедемонская илотия доставила бы величайшее затруднение и возбудила бы споры: по мнению одних, это хорошее учреждение, по мнению других - плохое" (Leg. VI, 776 c-d / Пер. А. Н. Егунова). Древние авторы, включая Платона, выражают сложившееся у греков впечатление относительно илотии как особой форме рабства. Античная традиция отличала илотов от рабов классического типа по целому ряду параметров: и по времени их появления, и по способу приобретения, и по коллективному владению ими, и по особому экономическому и правовому положению. Так, согласно Феопомпу, илотия возникла раньше покупного рабства и была результатом порабощения ахейцев, населявших Лаконию до завоевания ее дорийцами (ap. Athen. VI, 265 b-c). Дорийцы, согласно преданию, фигурируют не только в качестве изобретателей спартанской илотии. Античная традиция делает их авторами и других сходных с илотией форм зависимости (речь идет о дорийцах Крита, Фессалии, Сиракуз, Гераклеи Понтийской, Византия). Причину возникновения всех этих "нетрадиционных" форм зависимости древние авторы видели в завоевании и подчинении местного населения. Согласно Страбону, мноитами на Крите было местное додорийское население, завоеванное дорийцами (XII, 3, 4, p. 542). То же самое говорит и грамматик Гермонакт (время жизни неизвестно), автор критского глоссария, который нам известен лишь через цитирующего его
Афинея. У него мноиты - туземные (ejggenei'")009_7 рабы (ap. Athen. VI, 267 c).
Историческая традиция отметила и не характерные для классического рабства отношения собственности, в которые были включены илоты: вся совокупность спартанских граждан совместно владела землей и илотами. Недаром древние авторы называли землю, отведенную под наделы, "государственной" или "общественной землей" (politikh; cwvra) (Polyb. VI, 45, 3), а илотов - или рабами общины (Paus. III, 21, 6 - dou'loi tou' koinou'), или государственными рабами (Strab. VIII, 5, 4, p. 365 - trovpon ga;r tina; dhmosivou" douvlou" eicon oiJ Lakedaimovnioi touvtou"), подчеркивая тем самым их зависимость от спартанской общины в целом009_8.
