во мне пробуждает.
— Ви… — хочу назвать его имя, но всё вокруг теряет смысл, когда его губы спускаются к моей шее и кусают её. Голос пропадает, словно я русалочка, что продала его за возможность иметь ноги. И злая ведьма, что у меня его похитила, оказывается вовсе не злой осьминожкой, а страстным опытным любовником.
— Молчи, — тянет между ласками. — Расслабься, цветочек, — продолжает говорить, но я и слова не понимаю. Зачем он вообще болтает, когда я такая?
Его поцелуи с шеи медленно ведут вниз. К грудям, которые он целует, ласкает, кусает, зализывает раны и вновь кидает их в агонию. Заставляет меня то и дело выгибаться к его губам, требовать больше, молить и просить продолжить. Погрузить меня в мир, где всё вокруг теряется, и лишь страсть остаётся главной жительницей моего тела.
Губы Виктора спускаются к животу, и в тот момент я осознаю, что грудь была ещё цветочками по сравнению с тем, что будет происходить сейчас. Живот оказывается минным полем, прикосновения к которому означают взрыв для меня.
Стон. Крик. Тяжёлое дыхание. Учащённое сердцебиение. Каменные, ноющие и болящие соски. Всё это сопровождает каждую его ласку.
— Ви… Ви… Вик… — с трудом произношу его имя и ловлю его обеспокоенный взгляд. Мотаю головой, пытаясь сказать, что уже не могу, но я же русалочка, что голос продала и не могу и слова произнести.
— Ты чудо! — кидает он мне и, не поняв меня, возвращается к тому, от чего я его оторвала. Гадёныш! Голос отобрал! Мучает! Заставляет плавиться от жара своей любви и страсти!
— Вик! — выкрикиваю, когда его руки тянут кромку мокрых трусиков вниз, давая Виктору обзор на мой лобок. Новая волна смущения захватывает меня, но длится она недолго. Лишь до того момента, пока Виктор не касается его поцелуем.
О господи! Почему мне раньше не говорили, что со мной будет твориться? Почему я думала, что мы просто переспим и всё? Почему мне никто не говорил, что перед этим меня на американские горки посадят?
Не знаю, как он это делает, но когда я более-менее начинаю привыкать к ощущениям, понимаю, что на мне больше нет трусиков, а новая сладкая пытка на очереди.
— Держи ноги так, — требует Виктор, согнув мои ноги в коленях и широко их расставив.
Роза
В глазах темнеет, а в голове летают волшебные умиротворённые бабочки, которые сбежали из живота, потому что прошлая партия там изжарилась и умерла в блаженстве. А эта трусливая команда и решила мне мозг своими крыльями изрезать и совсем ума лишить. Мало того, что это делает парень между моих ног, так ещё и эти негодяйки меня убивают.
Но есть у меня такие странные подозрения, что этих бабочек мне Виктор через поцелуй передал. Заразил «половым» путём, можно сказать. Сам не предохранялся и мне передал! Страдай теперь из-за него.
До боли в ладонях сжимаю простынь, сдерживаясь, чтобы не начать орать на весь дом, как мне нравится то, что Виктор сейчас делает там, внизу, к самому пику желания и блаженства. Описать словами это невозможно. Все внутренности словно разом сжимаются и выворачиваются наизнанку. Кости выкручивает в другую сторону до того момента, пока ты не испытаешь нестерпимую боль, а затем отпускает, даря наслаждение от расслабления.
— Ви… Ви… Ви… Виктор, — выдыхаю его имя и тянусь рукой к его голове, зарываясь пальцами в его волосы. — Так… — пытаюсь сказать, что мне нравится и хочу ещё, но слова сказать не могу. Только мычать непонятные звуки с закрытыми глазами.
И когда я такой стала? Куда потеряла свою дерзость? Решительность? И силу? Куда дела себя? Осталась какая-то мямля, что и слова вымолвить не в силах.
— Сладко? — не то просто говорит Вик, не то спрашивает и поднимается поцелуем вверх, к моей шее, на которой он точно оставил хотя бы один заметный укус, потому что она вся саднит. Болит и словно кровоточит. Дикарь! Мяса, что ли, не хватает? Так в холодильнике есть! Меня зачем было так кусать? — Вкусная Роза, — шепчет на ухо, облизнув его. — Моя сладкая Роза…
Открываю глаза и, повернув голову, смотрю на него, вглядываюсь в его безумные глаза. В груди по-прежнему прячется стыд за то, что он видел меня голой, но я спрятала его так глубоко в надежде, что он скоро исчезнет, что почти его не чувствую. И слава богу. Но румянец на моих щеках всё же есть. Чувствую горящие щёки.
— Продолжим? — спрашивает он меня зачем-то.
— Ага, — активно киваю. — Ага! Ага!
— Ты этого хочешь? — задаёт вопрос с коварной усмешкой и блеском в глазах. — Хочешь, чтобы я продолжил и делал с тобой всё, что захочу и будет нравиться тебе?
— Да! Хочу! Тебя хочу! Сильно хочу! — искренне и от всего сердца признаюсь ему в своих желаниях, а он отчего-то начинает смеяться. Но на это мне быстро становится плевать. Виктор выполняет мою просьбу и своё обещание, продолжив ласкать и дарить секунды блаженства, зализывая укусы и делая новые.
Нависнув надо мной, Вик вновь припадает к моим губам, унося меня в мой новый маленький мирок, где царит только счастье, любовь и лишь самые светлые чувства, на которые я способна. Мир, который я создала для себя и Вика.
— Ты проиграла, Цветочек, — произносит мой любимка, но ответить мне не даёт, потому что ровно через мгновение меня пронзает пусть и не сильная, но довольно резкая вспышка боли. И его слова теряются в том потоке волшебства, что он дарит мне после. Играет мной, словно музыкант на арфе.
Ранее я считала секс чем-то примитивным, потным, обычным, но сейчас я понимаю, что ошибалась. Близость с тем, кого любишь ты и кто любит тебя совсем на это не похоже. Ты словно плывёшь в море, качаясь по волнам. Немного дико, неумело управляешь кораблём, но рядом есть опытный капитан, который направляет и тебя, и волну.
Пытаюсь подхватить его ритм, вобрать его в себя, уловить каждое движение и стать одним единым с Виктором. И под самый конец мне даже удаётся это сделать.
— Больно было? — спрашивает он меня, когда первый раунд нашей близости официально объявляется завершённым, и мы с любимкой лежим в объятиях. Самых тёплых и любимых за всю мою жизнь.
— Немного, — признаюсь. — Но я думала, будет больнее. И дольше. Как если царапину трогать без конца. Но вообще нет. Поболело, а потом… потом стала приятно, — заканчиваю с улыбкой.
— Я люблю тебя, Цветочек, — притягивает и целует в висок.
— Я тебя, возможно, тоже, — кидаю в ответ с коварным смехом. —
