Печенегов советовал не обижаться на Ганю всерьез, по натуре он не злой человек, даже напротив, но от тяжелых жизненных испытаний у него испортился характер.
До того, как очутиться в морге, Ганя занимал высокое положение в Клинской группировке, был чуть ли не правой рукой у знаменитого Касьяна, перед ним открывалось завидное будущее, но однажды, как бывает с везунами, он в чем-то провинился, кажется, залупнулся на Касьяна, и братва поставила его на кон. По обязательной разнарядке его сдали на отстой ментам, за что бравый майор, работавший на группировку, получил галочку в послужном списке. Три года Ганя мыкался по тюрьмам, пахал на Хозяина, бесприютный и сирый, безо всякой помощи с воли. На его месте (с вершины благополучия в самую грязь) кто бы не сломался, но Ганя лишь посуровел и укрепился в старой истине, что нет правды на земле. Из тюрьмы его выпустили по какой-то фиктивной амнистии, а то бы так там и сгнил на корню. Знакомство с доктором Поюровским оказалось для него судьбоносным. Тот вылечил его от туберкулеза и застарелого триппера, пристроил на должность в морг. В последнее время, как замечал Печенегов, Ганя начал постепенно оттаивать сердцем. У него бывали теперь такие просветления, что он иногда связывал вместе два-три слова без всякого мата.
— Понимаю, доченька, в тебя Ганя влюбился, а обсказать толком не умеет. Норовит руками доказать, по-другому не обучен. Ты уж пожалей стервеца, а то ведь опять сгниет. Без любви и надежды вон сколько бродит живых трупов вокруг.
— Пожалеть нетрудно, — говорила Лиза, — но уж больно настырный. Так и лезет на рожон. Сейчас вы же видели, подкрался сзади и толкнул на мертвяка, чуть я в обморок не упала.
— Беда небольшая, Лизок. Мертвяку приятно, а тебе что — отряхнулась, пошла дальше.
— Тоже верно, — согласилась Лиза. — Но все же я привыкла к более культурным ухаживаниям.
— Потерпи. Ганя сам опомнится, попомни мое слово. В нем зацепка есть. Над мертвыми не глумится, как иные. Значит, Божий свет не потух. Будь с ним поласковее и увидишь, произойдет чудо перевоплощения зверя обратно в человека.
— Вряд ли, — усомнилась девушка.
...Поболтав немного с Печенеговым, Лиза вышла в парк. До ночного аврала, когда пойдет сырец, ей надо было успеть еще три дела, и, перво-наперво, навестить Наташу и Сенечку, которым несла гостинцы: упаковку жвачки "Стиморол", мягкого медвежонка с лазоревыми глазками и, по личной просьбе Сенечки, водяной пластмассовый браунинг. В подвальном помещении она побывала уже несколько раз, уяснила его предназначение, и даже, как ей казалось, сумела смягчить суровую Клементиву, полновластную здешнюю хозяйку.
Больничный парк, скованный ночным морозом, покачивался в лунном сиянии, словно небесный корабль, опустившийся на грешную землю. Завороженная внезапной красотой, Лиза невольно задержалась, прикоснулась к заледенелому стволу сосны, горько вздохнула. Этот парк, эта ночь, эта лунная тишина — откуда они? В Москве разве можно такому быть?
Знакомый охранник у входа в подвал спросил, нет ли у нее сигарет? Лиза сокрушенно развела руками: не курю.
— Пойдешь обратно, захвати у ребят. Без курева помираю.
— Что же не можешь на минуту отлучиться? — удивилась Лиза. — Кто сюда ворвется?
— Никто. Но оштрафуют, гады. У нас строго. Минутка — и куска нет.
— Ладно, принесу.
Спустилась по ступенькам в длинный коридор, освещенный люминесцентными лампами. В двух-трех местах с потолка целились телеобъективы. Лиза их не опасалась: у нее допуск почти во все больничные отсеки.
Дверь в детскую палату вторая справа, Лиза открыла кодовый замок с помощью желтой пластиковой карточки. Один шаг — и она в обители детей, заторможенных наркотиками, приготовленных на убой. Как и в первый приход, сердце охватила ледяная стужа. Тускло мерцающие ночники, двухъярусные койки, бледные пятна детских лиц, спертый, пропитанный лекарствами воздух — бред наяву. Но ее тут ждали.
Гуськом, навстречу ей из полумрака выступили две детские фигурки в пижамах, ее новые друзья — девочка Наташа и мальчик Сенечка. Неслышно, как тени, приблизились и молча прижались к ее ногам. Она нежно погладила пушистые теплые головки, пробормотала, инстинктивно понижая голос:
— Уж сразу и плакать! Тетенька Лиза никогда не обманывает. Сказала придет — и пришла.
Потянула детей подальше от двери, к свободной кровати. Уселись все трое одной кучкой.
Первой заговорила Наташа:
— Приходил незнакомый дяденька, хотел сделать нам с Сенечкой укол, но Клементина сказала, не надо.
Сказала, есть хороший заказ. А дяденька сказал, никакого заказа больше не будет. Он сказал.., ну, такое длинное слово... Сенечка?
— Консервация, — подсказал мальчик.
— Да... И они спорили с Клементиной. Клементина очень рассердилась... Значит, нас скоро усыпят, да?
— Не думай об этом, малышка. Никто вас не усыпит, — Лиза поцеловала девочку в покрытый испариной лобик.
— Как же, не усыпят, — иронически заметил Сенечка. — Всех усыпляют, а мы особенные.
— Никого больше не будут усыплять.
Мальчик выкарабкался из-под ее руки.
— Тетя Лиза, только не надо вешать на уши лапшу, хорошо?
— Хорошо, Семен. Но я говорю правду, — Нет причин для беспокойства.
— Мы не беспокоимся, — сказал Сенечка. — Мы тебе не верим.
— Я верю, — поспешила вставить Наташа. — Ты, Сенечка, вообще никому не веришь. Так нельзя жить.
— Она права, — подтвердила Лиза, прижимая девочку покрепче. — Без веры жить тяжело.
— Почему вы к нам ходите? — спросил Сенечка. — Носите всякие подарочки. Почему?
— Мы же подружились, разве не так?
— Нет, не так. Мы с Наткой — товар, сырец. С товаром не дружат. Сами знаете.
— Господи, да что ты такое говоришь?!
— Натка маленькая, думает, придет волшебник и заберет ее отсюда. Сказок наслушалась. Никто за нами не придет.
— Ты дурак, Сенька, — разозлилась девочка и потянулась ладошками к глазам. — Ты дурак и Фома неверный.
Мальчик не обратил на нее внимания.
— Если вы, тетя Лиза, наш друг, так заберите нас.
Или помогите бежать... Вы принесли, что я просил?
Лиза достала игрушечный браунинг. Мальчик оглядел пистолет, понажимал на курок, сунул под резинку пижамных штанишек.
— Все лучше, чем ничего. Хоть за это спасибо. Я думаю, тетя Лиза, вы ходите к нам не потому, что дружим, а потому, что надеетесь сбагрить нас с Наткой куда-нибудь подороже.
— Заткнись! — возмутилась Наташа. — У тебя, Сенька, язык, как помело.
— Теперь послушайте меня, — твердо сказала Лиза. — Никто не посмеет вас тронуть, пока я здесь.
— Ага, — буркнул Сенечка. — Они вас очень все боятся. Смешно слушать, честное слово. Подумайте лучше о себе. Если вы правда за нас, значит, не с ними. Когда они узнают, тут же прихватят за жабры. Пикнуть не успеете.
Мальчик рассуждал с таким спокойным пренебрежением ко всему происходящему, как не бывает в его возрасте. Так обыкновенно разговаривают люди, много побродившие по свету и постигшие иную, внеземную мудрость.
— Сенечка, я открою одну тайну, но ты должен поклясться, что никому не проболтаешься.
— Кому болтать, — усмехнулся старый ребенок. — Разве что Натке. Так она через минуту все забудет. Ей же всего семь лет. Умишко-то незрелый.
— А тебе сколько?
— Вы уже спрашивали. Десять исполнилось в сентябре.
— Хорошо, пусть десять. Но ведь не пятьдесят. Почему же ты думаешь, что знаешь все лучше меня?
— Вот именно, — пискнула девочка. — Хвастун — и все.
Мальчик иронически разглядывал ногти на левой руке.
— Тайна вот в чем. Пройдет совсем немного времени, может быть, три или четыре дня, и вы очутитесь дома. А потом, совсем скоро наступит Новый год. Мы все соберемся под елкой, будем веселиться, петь песни, играть — и забудем обо всем плохом, что с нами случилось. Знаете, кто мне об этом сказал?
— Наверное, дед-Мороз, — хмуро пошутил Сенечка. — Кроме него, некому.
— Это правда, тетя Лиза? — у девочки по щекам покатились крупные слезы. Лиза утерла их ладонью.
— Мне сказал об этом один сильный, могучий человек, у него целый полк солдат, которые только ждут команды, чтобы освободить всех детей.
— Чего же они ждут? — усмехнулся Сенечка. — Боятся, что ли?
Наташа перестала плакать, вздохнула.
— Знаете, тетя Лиза, очень тяжело с Сенечкой. Я с ним дружу, потому что больше не с кем дружить. Все остальные дети спят мертвым сном.
— Могу разбудить кое-кого, — обиженно заметил мальчик. — Только не пожалей потом.
— Он считает меня маленькой дурочкой, лучше бы поглядел на себя в зеркало, да, тетя Лиза?
...Через минуту она покинула обитель скорби.
В коридоре наткнулась на Клементину.
