равных представителям сильного пола. Вольтер обличает их несправедливый удел. Дидро полагает, что их приниженное положение было во многом
создано обществом. «Женщины, мне жаль вас!» – пишет он. По его мнению, «во всех обычаях жестокость гражданских законов соединилась против женщин с жестокостью природы. С ними обращались как с неразумными существами». Монтескье парадоксальным образом считает, что женщины должны быть подчинены мужчине в домашней жизни, но что у них есть все необходимое для политической деятельности. «Противно и разуму, и природе ставить женщин во главе дома… но нет ничего противоестественного в том, чтобы они управляли государством». Гельвеций показывает, что приниженность женщины – следствие ее нелепого воспитания; мнение это разделяет и Д’Аламбер. У одной женщины, г-жи де Сире, мы видим первые ростки экономического феминизма. Но только Мерсье в «Картинах Парижа» возмущается нищетой женщин-работниц и таким образом затрагивает основополагающую проблему женского труда. Кондорсе желает, чтобы женщины участвовали в политической жизни. Он считает их равными мужчинам и защищает от классических нападок: «Сказано было еще о женщинах, что им чуждо понятие справедливости, что они следуют скорее указаниям чувства, нежели совести… [Но] указанное различие создано не природой, а воспитанием и теми общественными условиями, в какие поставлены женщины». И в другом месте: «Чем ниже падало положение женщин благодаря законам, тем сильнее становилась опасность их влияния на мужчин… Оно было бы меньше, если бы женщины менее были заинтересованы в его сохранении, если бы оно перестало быть для них единственным средством защитить себя и избежать угнетения».
V
Можно было ожидать, что революция изменит женский удел. Ничего подобного. Эта буржуазная революция чтила буржуазные институты и ценности; и совершена она была почти исключительно мужчинами. Важно подчеркнуть, что на протяжении всего старого режима именно женщины из трудящихся классов были наиболее независимы как представительницы своего пола. Женщина могла иметь свое дело, у нее были все необходимые возможности, чтобы самостоятельно заниматься своим ремеслом. Она участвовала в производстве как белошвейка, прачка, полировщица, розничная торговка и т. д.; она работала или на дому, или на мелких предприятиях; материальная независимость позволяла ей вести себя весьма вольно: женщина из народа могла гулять, посещать таверны, распоряжаться своим телом почти как мужчина; они с мужем – равноправные компаньоны. Угнетение она терпит в экономическом, а не в половом плане. В деревнях крестьянка принимает значительное участие в сельском труде; относятся к ней как к прислуге; часто она не ест за одним столом с мужем и сыновьями, вкалывает больше их, и ко всем тяготам у нее еще добавляется бремя материнства. Но, как и в древних аграрных обществах, она необходима мужчине, а потому пользуется его уважением; у них общее имущество, общие интересы, общие заботы; дома ее авторитет весьма высок. Именно такие женщины в силу своей тяжелой жизни могли бы утвердить себя как личности и потребовать прав, но над ними тяготела традиционная робость и покорность: среди наказов депутатам Генеральных штатов число женских требований фактически ничтожно; все они сводятся к одному: «Пусть мужчинам будет запрещено заниматься женскими ремеслами». Женщин, конечно, можно встретить рядом с их мужьями на манифестациях и во время волнений; именно они отправляются в Версаль за «булочником, булочницей и мальчишкой-подмастерьем». Но революционное движение возглавлял не народ, и не он пожинал его плоды. Что касается женщин из буржуазии, то некоторые из них рьяно включились в борьбу за дело свободы: г-жа Ролан, Люсиль Демулен, Теруань де Мерикур; одна из них оказала глубокое влияние на ход событий – Шарлотта Корде, убившая Марата. Было и несколько феминистских движений. Олимпия де Гуж предложила в 1789 году Декларацию прав женщины по аналогии с Декларацией прав человека, где потребовала уничтожения всех мужских привилегий. В 1790 году те же идеи можно обнаружить в «Резолюции бедной Жавотты» и других подобных книжечках, но, несмотря на поддержку Кондорсе, усилия эти ни к чему не приводят, и Олимпия гибнет на эшафоте. Наряду с основанной ею газетой «Нетерпеливый» (L’Impatient) появляются и другие листки, но продержаться им удается недолго. Женские клубы по большей части сливаются с мужскими и поглощаются ими. Когда 28 брюмера 1793 года актриса Роза (Клер) Лакомб, возглавлявшая Общество революционных республиканок, в сопровождении депутации женщин стала штурмовать вход в Генеральный совет, в собрании раздались слова прокурора Шометта, как будто навеянные апостолом Павлом и святым Фомой Аквинским: «С каких это пор женщинам дозволено отрекаться от своего пола, делаться мужчиной?.. [Природа] сказала женщине: „Будь женщиной. Забота о детях, тонкости домашнего хозяйства, разные тревоги, связанные с материнством, – вот твои труды». В Совет их не допустили, а вскоре перестали допускать даже в клубы, где они приобщались к политике. В 1790 году было упразднено право первородства и мужское преимущество; в вопросе наследования мальчики и девочки стали равны; в 1792 году законодательно утверждается развод, что несколько ослабляет суровость брачных уз, но все это были лишь незначительные завоевания. В буржуазной среде женщины были слишком сильно интегрированы в семью, чтобы между ними могла возникнуть конкретная солидарность; они не составляли отдельной касты, способной выдвинуть требования, – с экономической точки зрения они вели паразитическое существование. Тем самым женщины, которые, несмотря на свой пол, могли бы участвовать в событиях, не могли этого сделать в силу классового положения, а женщины, принадлежащие к активному классу, были обречены оставаться в стороне именно как женщины. Только когда экономическая власть окажется в руках трудящихся, женщина-работница сможет добиться таких прав, каких никогда не имела женщина-паразит, как из дворян, так и из буржуазии.
В ходе ликвидации революционных завоеваний женщина пользовалась анархической свободой. Но когда сложилась новая структура общества, она вновь оказалась в жестком подчинении. С феминистской точки зрения Франция опережала остальные страны; но, к несчастью для современной француженки, ее статус был определен во времена военной диктатуры; Кодекс Наполеона, на целый век предрешивший ее судьбу, сильно задержал ее эмансипацию. Как все военные, Наполеон хочет видеть в женщине только мать, но, как наследник буржуазной революции, он не собирается разрушать устройство общества и отдавать матери преимущество перед супругой: он запрещает установление отцовства, жестко определяет положение матери-одиночки и внебрачного ребенка. Но и замужняя женщина не может опереться на достоинство матери; феодальный парадокс не исчезает. Девушка и женщина не считаются гражданами, что лишает их права исполнять некоторые функции: занимать должность адвоката или принимать на себя опекунство. Однако незамужняя женщина пользуется всей полнотой гражданских прав, тогда как в браке сохраняется mundium. Женщина обязана покоряться мужу; он может добиться ее заключения под стражу в случае супружеской
