Йоханнес не отвечал и все время смотрел в сторону, избегая встретиться взглядом со старшим братом.
Телега подъехала. Ларc Петер вывел Йоханнеса, приподнял и усадил, как ребенка. Потом израненными, окровавленными руками развязал веревку. Из щеки у него тоже все еще сочилась кровь, стекая на подбородок и одежду.
— Уезжай теперь, — грозно сказал Ларc Петер, смахивая кровь с подбородка. — И поживее!
Йоханнес с минуту сидел, покачиваясь, словно сонный. Вдруг встрепенулся, захохотал во все горло и, разобрав вожжи, погнал лошадь со двора. Обогнув дом, он помчался по проезжей дороге. Ларc Петер постоял, глядя ему вслед, потом пошел к колодцу смыть с себя кровь. Дитте помогла ему промыть раны и залепила их пластырем.
В следующие дни у нее с отцом было много дела по уборке Сорочьего Гнезда, надо было стереть следы летних занятий. Ларc Петер закопал в землю последние остатки падали, убрал со двора чурбан. И если какой-нибудь крестьянин стучался ночью кнутовищем в окошко и кричал: «Ларс Петер, у меня есть для тебя дохлая скотина!» — он не откликался. Он хотел окончательно отделаться от всяких воспоминаний о колбаснике, собачнике и живодере.
VIII
ОТЪЕЗД ИЗ СОРОЧЬЕГО ГНЕЗДА
Дитте работала и напевала. Все хозяйство лежало на ней, и она без устали сновала по дому. На глазу у нее была повязка, и всякий раз, проходя через кухню, она смачивала глаз какою-то желтоватой жидкостью. Это была моча — когда-то бабушка говорила ей, что это хорошее средство. Глаз сильно болел, под ним был огромный разноцветный синяк. Однако девочка была в хорошем настроении. Да, в сущности, больной глаз был причиной предстоящего отъезда из Сорочьего Гнезда — навсегда!
Ларс Петер вернулся домой, он ходил куда-то пешком. Повесив палку на кухонную дверь, он начал стаскивать с себя сапоги.
— Ну, как твой глаз? — спросил он Дитте.
— Теперь гораздо лучше. А что сказал учитель?
— Да что ж ему было сказать? Он считает, что ты правильно поступила, защищая брата, но ему не хочется вмешиваться в эту историю. И немудрено.
— Как так? Он же знает, как все вышло, и он такой справедливый.
— Ну да, само собой… Но, видишь ли, когда дело касается сына такого зажиточного хуторянина, то… Учитель — человек хороший, но и ему ведь есть-пить надо. Он боится ссориться с хуторянами. Они ведь все друг за друга горой стоят. Словом, он не советовал мне поднимать дело, — тем более, что мы все равно уезжаем. Он думает, что из этого ничего, кроме новых обид и травли, для нас не выйдет. И это верно! Они могут сорвать нам продажу с торгов, — сговорятся ничего не надбавлять… даже просто не придут на аукцион.
— Значит, ты не ходил с жалобой к сельскому фогту?
— Ходил. Но и он полагает, что из этого дела ничего хорошего не выйдет. Учитель сказал мне еще, что я могу оставить вас дома и не посылать в школу, пока мы не уедем отсюда. Ответственность он возьмет на себя. Все-таки он человек хороший, хоть и побаивается за свою шкуру.
Дитте была недовольна. Ей бы хотелось, чтобы задали хорошую трепку этому большому мальчишке, чтоб ему как следует досталось за то, что он сначала напал на Кристиана, а потом своим деревянным башмаком подбил ей глаз. Ее детский ум уже решил, что на этот раз они получат удовлетворение — ведь для начальства все люди одинаковы.
— А если б я была дочкой хуторянина, а тот мальчишка был из Сорочьего Гнезда — тогда что? — хриплым от волнения голосом спросила она.
— Ну, тогда фогт задал бы ему здоровую порку — самое малое, — ответил отец. — Так уж заведено на белом свете. Нам, людям маленьким, надо с этим мириться. И еще радоваться, если нас не оштрафуют за то, что нас же надули!
— А ты, если встретишь этого мальчишку, не вздуешь его? — спросила Дитте немного погодя.
— Я бы скорее вздул его отца, — но самое лучшее, конечно, не делать этого. Мы — люди маленькие.
В кухню вошел Кристиан.
— Вот я вырасту большой, прокрадусь ночью и подожгу их двор! — сказал он, в глазах его вспыхивали огоньки.
— Что ты болтаешь, мальчуган! Ты хочешь всех нас под тюрьму подвести? — испуганно воскликнул Ларc Петер.
— А не мешало бы их проучить, — отозвалась Дитте, гремя посудой. Она была очень недовольна тем, как обернулось дело.
— Когда же ты поедешь в город просить разрешения на аукцион? — сухо спросила она затем отца.
— Это уж наш фогт устроит, сам вызвался. Он всегда такой обходительный! — с живостью откликнулся Ларc Петер. Он был очень признателен сельскому фогту, так как не любил сам иметь дело с начальством повыше.
— Еще бы! Он рад-радешенек, что мы уберемся отсюда, — продолжала Дитте, все так же непримиримо, — Все они такие. В школе ребята водят хороводы и поют про «сороку-воровку». Она со своим отродьем перетаскала у крестьянина всех цыплят, и он взял длинную палку да и сбил ее гнездо! Думаешь, я не знаю, в кого они метят?
Ларс Петер промолчал и взялся за работу. Он тоже расстроился.
Но вечером, когда они, сидя при лампе, обсуждали планы будущего, все дурное и неприятное было опять забыто. Ларc Петер, выбирая себе место для жилья, надумал перебраться в один рыбацкий поселок, где в былые годы часто закупал сельдь для продажи. В поселке его любили и часто приглашали поселиться у них.
— Там живет один очень дельный человек, трактирщик, всем там ворочает. На него взглянешь — пожалуй, отвернешься, такой урод, но добрая душа. Он обещал мне отвести нам две комнатки, пока мы не построим себе домик, а также помочь мне устроиться в артель лодочников. То, что останется у нас лишнего от распродажи здесь, и пойдет на постройку там.
— Это тот самый карл, о котором ты нам раньше рассказывал? — спросила заинтересованная Дитте.
— Да, он этак наполовину карл, наполовину великан, — помесь карла с великаном, так сказать. Спереди горб и сзади горб, а лицо с коровью морду. Но он же в этом не виноват, сам по себе он человек совсем не плохой. Всем помогает.
Дитте содрогнулась:
— Да это настоящий тролль!
Ларсу Петеру хотелось стать рыбаком. Ему не раз приходилось иметь дело с рыбаками, но сам он никогда не рыбачил, и у него руки зудели — испробовать этот промысел. Дитте не возражала. Значит, опять она попадет на берег моря, о котором осталось у нее смутное воспоминание со времен ее жизни с бабушкой. Там можно будет окончательно забыть здешние неприятности, а пожалуй, и прозвище живодеров и злую судьбу — все.
Оставалось только решить, что именно надо забрать с собою. Но когда дошло до дела, как тяжело оказалось расстаться с той или иной вещью. И когда они вдвоем составили на грифельной доске Кристиана список того, что пойдет с молотка, то список вышел не велик. Чуть ли не все хотелось им забрать с собою!
— Надо будет еще разок пересмотреть все и вычеркивать, не жалея, — сказал Ларc Петер. — Невозможно перетащить с собою в поселок весь дом и всю скотину. Деньги-то ведь и там понадобятся, да еще как! И не малые деньги!
Они стали вновь перебирать все — одно за другим. Насчет Большого Кляуса спора не было. Грех оставить его на старости лет у чужих людей. Неужели нельзя будет прокормиться с ним и там, в дюнах? Да и неплохо иметь собственную лошадь. Это как-то внушает людям больше почтения. И подработать, пожалуй, можно будет кое-что, имея лошадь и телегу.
Ларс Петер только тешил себя такими мечтами, в глубине же души его томила забота — как быть там, как устроиться с лошадью? Но никому и думать не хотелось, чтобы добровольно расстаться с Большим Кляусом.
Зато из-за коровы вышел целый спор. Ларсу Петеру хотелось и ее взять с собой.
— Она так долго служила нам верой и правдой. Малыши обязаны ей и пищей и здоровьем своим. И как приятно иметь в доме чашку молока!
Но Дитте оказалась более благоразумной: уж если брать корову, то надо взять и пастбище для нее.
Ларс Петер рассмеялся.
— Да, не плохо бы увезти с собою не телеге кусочек луга! Да еще клочок торфяного болота! Там, кроме песков, ничего ведь нет.
И он отказался от коровы.
— Но поросенка мы захватим с собой… и кур!..
Дитте была согласна, что двух-трех кур держать не худо и поросенка можно прокормить рыбными отбросами.
Накануне аукциопа они провозились весь день, отбирая и составляя связки разного старья, надписывая на связках мелом номера. Дети тоже помогали, от усердия не успевая даже утирать себе носы.
— Да ведь у тебя в связках самые неподходящио вещи, — сказала Дитте отцу.
— Что за беда? — отозвался он. — Человек увидит в связке сапог и начнет надбавлять и купит всю связку. Потом увидит другой сапог в другой связке, купит и эту. Так бывает на всех аукционах. Люди покупают всегда больше, чем предполагали, и большей частью ненужное.
Дитте засмеялась.
— Это ты по опыту знаешь?
