спустя некоторое время. – Я понимаю. Это не просто слова. Я действительно понимаю. Тебе многое пришлось вынести и исключительно по моей вине. Справедливо, что сейчас настал твой черёд держаться вдалеке. Справедливо, но при том я всё же надеюсь, что однажды всё изменится.
Я бы тоже этого хотела. Очень хотела, чтобы мы стали ближе. И если бы я услышала эти слова несколько месяцев назад, то обязательно заверила Сурового, что всё будет хорошо. Но сейчас я словно резко повзрослела и уже понимала, что не всегда наши желания осуществляются. Поэтому я перевела тему разговора в другое русло, спросив о Зауре:
– Ты говорил, что Заур приходит в себя?
– Да, врачи сказали: есть двигательная активность, он разговаривает. Но до полного восстановления ещё очень и очень далеко, нужно будет провести множество операций, если родные согласятся.
– Они могут отказаться от шанса вернуть его к нормальной жизни? – удивилась я.
– Операция очень опасная, в сложных участках. Он либо пойдёт на поправку, либо может навсегда остаться парализованным. Это было предварительное заключение врачей. Я хочу увидеть Заура и поговорить с врачами лично.
– Ты возьмёшь меня с собой? – попросила я. – Заур показался мне очень хорошим человеком.
– Он спас мою жизнь. Я никогда этого не забуду.
Глава 14
Врач, обследовавший Сармата, дал заключение, что мужчине стоит придерживаться постельного режима два или три дня, а потом он дал рекомендацию показаться через некоторое время на повторном обследовании. Суровый выписался в тот же день и пообещал, что выполнит все предписания врача. Однако стоило мужчине сесть в автомобиль, на заднее сиденье, как он сразу же «повис» на телефоне, решая рабочие моменты даже на расстоянии.
Я не стала упрекать мужчину в том, что он совершенно не щадит себя, просто сидела рядом и впитывала его брутальную, мощную энергетику, слушая низкий, хриплый голос, ласкающий мой слух, как бархат. Когда мы добрались до его дома и пересекли порог, Суровый попросил подняться в его спальню. Заметив, как я напряглась после его слов, он сделал шаг назад и спрятал руки в карманы брюк. Его пристальный и жгучий взгляд говорил о том, что он еле сдерживает себя, но не намерен развивать эту тему.
Суровый усмехнулся одними губами:
– Не буду я на тебя набрасываться, девочка моя. Просто ты обещала помочь устроить мне постельный режим и справиться с этим, – показал на свою небрежную щетину.
– Хорошо, – согласилась я после небольших колебаний.
– Тогда пойдём. Не хочу тратить время зря.
Суровый поднялся первым, я пошла за ним следом.
– Пока приму душ, выбери мне что-нибудь из одежды, – попросил он перед тем, как удалиться в свою ванную комнату.
Я осталась одна в просторной, мужской спальне. Огляделась по сторонам, чувствуя, что интерьер отображает полностью характер хозяина дома. После небольших колебаний я подошла к шкафу, выбирая для Сурового одежду. Поневоле вспомнила, как он отругал меня в первый раз, когда я полезла с уборкой всюду. Сейчас же он сам предложил запустить мне руки в его шкаф. Я пробежалась пальцами по строгим линиям выглаженных костюмов и рубашек. Мне нравилось видеть Сурового в костюме, с рубашкой, расстёгнутой на несколько верхних пуговиц. Но думаю, что сейчас для дома больше бы подошёл менее официальный вариант.
– Ну как, выбрала?
Я вздрогнула, обернувшись. Тёмно-серая футболка оказалась прижатой к груди. Суровый уже принял душ и стоял почти обнажённым, лишь в одном полотенце, низко сидящим на бёдрах. Я залюбовалась им и густо покраснела.
– Да, вот эта футболка и штаны… И вот…
Суровый взял вещи. Я отвернулась, услышав, влажный звук, с которым на пол упало мокрое полотенце. Пульс подскочил и начал строчить в несколько раз быстрее.
– Я одет, можешь не разглядывать рисунок на обоях. Осталось только одно…
– Помочь тебе с бритьём? – догадалась я, выдохнув.
– Да. Только я пользуюсь опасной бритвой. Привык как-то… – пожал плечами, словно говорил о пустяках.
– Ой… Я точно не смогу такой пользоваться. Может быть, я просто составлю тебе компанию? – предложила, понимая, что звучит глуповато.
– Ты же хотела помочь? – спросил Суровый и, подняв полотенце, вышел из комнаты.
Он вернулся через несколько секунд, расставив бритвенные принадлежности на низком журнальном столике, и опустился в кресло.
– Приступай.
Я сделала несколько нетвёрдых шагов и вытянула вперёд руки, дрожащие невероятно сильно.
– Смотри, как дрожат. Я боюсь тебе навредить.
– Я тебе помогу и ты мне не навредишь.
Его тон не допускал возражений, поэтому я, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, подошла вплотную и начала накладывать пышную пену на мужское лицо.
– Не жалей пены, – подсказал Суровый.
Моё дыхание ложилось на его лицо, мужчина наблюдал за каждым моим движением. Потом он раскрыл опасную бритву и протянул её мне.
– Возьми бритву…
Взяться за прохладный металл было не так уж сложно. Гораздо сложнее было смириться с мыслью, что придётся касаться опасным краем кожи Сурового, а ведь бритва такая острая…
– Знаешь, наверное, я побуду простым наблюдателем, – выдохнула я, сглотнув ком страха, вставший в горле.
– Так не пойдёт. Ты не сможешь мне навредить. Я буду контролировать процесс. Я тебе доверяю, – произнёс, глядя мне в глаза, и сам сжал мои пальцы вокруг холодной стали.
Суровый обхватил мою кисть и поднёс руку к своему лицу. Я почувствовала, как лезвие коснулось его кожи. Суровый повёл мою руку вниз, закрыв глаза. Я едва не хлопнулась в обморок от ТАКОГО вида доверия. Но вовремя вспомнила, что находится у меня в руке и сосредоточилась на бритье. В комнате стояла тишина и было слышно дыхание – моё и Сармата, как они смешивались. Изредка сталь бритвы звякала о край керамической чаши, куда я снимала пену.
Старалась действовать аккуратно, Суровый направлял мою руку. Но когда бритьё перешло на шею и мужчина запрокинул голову, подставив мне острый кадык, я запротестовала:
– Нет, это чересчур. Я не могу. Очень опасно…
– Ты справишься, – посмотрел в мои глаза своими чёрными омутами.
