полный животного страха. Я не сразу поняла, что кричала я сама.
2017
Встреча подходила к концу. Я сидела на стуле без сил, как будто кто-то вытащил из меня все кости. Глаза опухли от слез, а из сумки выглядывала гора насквозь мокрых салфеток.
После того как я закончила свой рассказ, все стали подходить ко мне и обнимать.
Я чувствовала руки – они гладили меня по голове, обнимали, голоса шептали мне на ухо слова сочувствия. Меня поразило то, что не было никакого ощущения чуждости. Мне казалось, что все мы близкие родственники, – настолько естественным было все происходящее.
После этого я выслушала еще восемь историй. Восемь душераздирающих историй, каждая из которых разбила мне сердце. Маленькая дочка, умершая от рака, не дожив до первого дня рождения всего месяц. Муж, который уехал в поход в горы и не вернулся. Беременная жена, которую сбила машина.
Слышать все это было чудовищно тяжело. Мне хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, сбежать. Все, что угодно, чтобы больше не чувствовать эту боль в груди. Но в то же время я знала, что должна. Им, моим новым близким людям, нужно было выговориться, так же, как и мне. И лучшее, что я могу для них сделать, – слушать.
Было уже больше одиннадцати, последние две участницы прощались с Димой, пожали ему руку и, помахав мне на прощание, пошли к выходу из зала. Я сидела на месте, гадая, откуда мне взять силы, чтобы добраться до дома. Из глаз продолжали катиться слезы. Дима подошел ко мне с рулоном туалетной бумаги:
– Вот, возьми. Салфетки закончились.
– У такого дерьмового психолога, как ты, всегда должна быть под рукой туалетная бумага, – заметила я и оторвала себе приличного размера кусок, чтобы вытереть слезы. Он засмеялся.
– Рад, что ты не утратила способность шутить.
– Я, кажется, утратила способность жить, – призналась я. – Понятия не имею, как жить дальше со всеми этими чувствами.
Дима сел на корточки напротив и взял меня за руку. Ладони у него были большие, теплые и сухие. Он смотрел мне в глаза ласково, по-доброму:
– Ты сегодня была большим молодцом! Очень хорошо, что ты попала именно на этот курс, хоть это и вышло случайно. Не забывай, что это только первый этап, самый болезненный. Дальше будет легче. Самое сложное уже позади.
– Но мне так плохо, – пожаловалась я и почувствовала, как слезы опять заструились по щекам.
– Еще бы! Ты расковыряла старую рану, которая худо-бедно уже зажила. Несколько дней она будет болеть.
– Не представляю, как мне завтра идти на работу!
– Так и иди. Разреши себе побыть слабой. Ты не робот, а всего лишь человек. Имеешь право пострадать. Поверь мне, на твоей работе у каждого бывали такие же дни.
Я вгляделась в его лицо. Перемена была просто разительная. Из уверенного в себе хамоватого типа он превратился в доброго, понимающего друга. Мне даже показалось, что черты его лица смягчились. Я улыбнулась:
– Вначале мне показалось, что ты ужасен. Но сейчас я вижу, что ты вполне себе ничего.
– Мне никогда не делали таких изящных комплиментов. – Дима усмехнулся и закатил глаза.
Мы немного помолчали, внимательно изучая друг друга. Интересный персонаж, очень интересный. Я была бы не против когда-нибудь узнать его поближе. Когда-нибудь, но не сегодня. На сегодня задача максимум – доползти до машины. Похоже, Дима, разглядывая меня, думал примерно о том же.
– Слушай, – аккуратно начал он, – а вы с Андреем…
– Нет, – я поспешно его прервала, – он брат моей подруги. И у него есть девушка.
– Ясно.
– Да.
– Да.
– А почему ты спросил?
– Да просто стало интересно. – Он отмахнулся и поднялся во весь рост.
Я тоже встала. Он был выше меня всего лишь сантиметров на десять, но из-за его объемов рядом с ним я самой себе казалась лилипуткой.
– Ладно, я поеду, – сказала я.
– Хорошо. Я еще останусь, закончу кое-какую работу. – Он растянул губы в вежливой улыбке.
Мы распрощались, и на подкашивающихся от усталости ногах я направилась к машине.
* * *
Всю ночь я прорыдала. Плотина, удерживающая мои эмоции на протяжении долгих лет, была безвозвратно сломана.
Я плакала по Максу. Он был еще такой молодой, совсем ребенок, прекрасный во многих отношениях, обаятельный, красивый, талантливый. Ребенок, которому суждено было стать успешным и популярным мужчиной. Несколько неверных слов, неудачно сложившиеся обстоятельства – и все закончилось. А могло бы сложиться по-другому. Сейчас он был бы жив. Вся эта ситуация была какой-то изощренной пародией на справедливость жизни, слишком злорадной, чтобы быть правдой, ведь дети не должны умирать в семнадцать лет, даже в вымышленном мире, а в реальном – тем более.
Я плакала по себе. Как сильно меня изуродовали те события! Я могла бы стать совершенно другим человеком, счастливым, свободным от чувства вины и страха. К своим тридцати годам я бы уже много раз встречалась и расставалась, совершала ошибки, училась быть мудрой, я бы знала, каково это – впустить в сердце другого человека. Возможно, у меня была бы семья и дети, и я бы не блевала в туалете от предложения познакомиться поближе.
Я плакала по родителям и их надеждам, которые не оправдались. По моим товарищам по несчастью, чьи истории я выслушала за прошедший вечер. Из-за того, что жизнь так жестока. Из-за брошенных детей. Из-за бездомных собак. К утру я дошла до того, что вспомнила про Энди, и мне стало стыдно, что я оставила его одного в пустом темном офисе, а не забрала с собой домой. Всхлипывая по кактусу, я наконец уснула. И проспала будильник, который звонил в течение часа каждые пять минут.
Я открыла глаза и почти ничего не увидела. Веки опухли настолько, что от глаз остались только узенькие щелочки. Часы показывали начало двенадцатого пятницы. Я выругалась и быстро побежала в ванную умываться. Хорошо, что на сегодняшний день у меня не было назначено ни одной встречи.
Лучше бы мне было
