А уж совсем легко понять тех легкомысленных петербуржцев XVIII и XIX веков, которые превратили в не слишком обоснованное, но вполне понятное Горóховая улица первоначальное имя ее Гáррахова улица. Вдоль этой улицы были некогда расположены земельные участки и дома некоего иноземца Гарраха... Кем был этот Гáррах, то ли австрийским графом, то ли богатым купцом, поди установи!
Да это не так уж важно даже и нам, топонимистам, а старым питерцам было и вовсе наплевать на его род, и происхождение. Вот они и переделали Гáррахову в Горóховую (теперь — улица Ф. Дзержинского), хотя и пели, понимая, что что-то в этом имени «нетово», известную в свое время песенку:
По Гороховой я шел,
Да гороха не нашел... {216}
Но что из того? На соседней Морской моря тоже не было и признаков... Имя! Такая уж это таинственная вещь!
Хватит эрратонимов! А если вам их мало, ищите сколько угодно сами. Желаю вам успеха...
Зáмок
ПомфретНикому не интересно рассказывать про самого себя какие-нибудь позорные вещи. И все-таки я это сделаю: мне очень хочется предупредить вас, будущих топонимистов, от повторения таких промахов.
Есть в Англии графство Йорк, то самое, по отношению к которому американский Нью-Йорк является как бы внуком. Новым Йорком. В Йорке есть небольшой городишко Помфрет. Раскройте собрание сочинений В. Шекспира на его знаменитой трагедии «Ричард II», и вы найдете там такую жестокую сцену:
Замок Помфрет. Входит король Ричард.
Король Ричард. Как? Нет, ты сам дал мне орудье себе на гибель! (вырывает у слуги топор и убивает его).
Ты — ступай за ним и поселись с ним вместе в преисподней!
(
Убивает второго слугу. Тогда Экстон поражает насмерть его самого)...
Вот какие страшные вещи происходили, если верить Шекспиру, в Помфрете...
Вы хотите выяснить, что же это за место — зловещий Пóмфрет? Вы берете с полки справочник, ищете и... И, вполне вероятно, не находите там такого названия. Зато на соседних страницах есть небольшая статейка: Понтефрáкт.
«Понтефракт, — говорится в ней, — город в английском графстве Йорк, на реке Эйр. Близ него — развалины замка Помфрет, в котором умер (?) Ричард II...» По-видимому, замок так обветшал, что о нем уже не пишут в отдельности. Познакомимся хоть с городком, возле которого он некогда мрачно стоял на страже.
Город очень древен. Само его имя — Понтефрáкт — непонятно рядовому англичанину. Оно — латинское; в эпоху, когда Британией владели римляне, это место звалось по-латыни «áпуд Пóнтем Фрáк-{217}тум»: «у Сломанного Моста». Видимо, уже тогда тут был поврежденный мост через Эйру; над ним и высился неприступный оплот завоевателей.
Прошла над старой Англией, по пятам за медноголовыми легионерами Рима, длинная череда веков. Римляне, разгромленные на континенте варварами, покинули Британию; их место заняли северные племена германцев. Значения слов «апуд Понтем Фрактум» теперь не понимал уже никто. Но древнее имя осталось жить.
Это могло произойти двумя способами. Новые пришельцы могли либо перевести его на свой язык, либо приспособить его к своему произношению, переделать по-своему... Здесь случилось второе: Понтефракт стал Пóмфретом. Но ведь рядом с этим именем-переделкой могло возникнуть и второе имя — перевод.
Вот тут-то я и вынужден рассказать вам печальное. Досадное. Постыдное...
Разбираясь в прошлой истории знаменитого замка, я, не помню где именно, но, по-моему, в одной из статей восьмидесятитомного энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, вычитал интересное сведение. «Неподалеку от замка Пóмфрет, — так, помнится, было написано там, — есть маленькое селеньице, имя которого тоже означает «Сломанный мост», но уже не по-латыни, а на английском языке...» Что-то вроде Брокенбридж, Брокбридж, как-то так...
И тут я допустил ужасный промах. Я то ли просто не выписал этих данных на карточку, то ли выписал, то не поставил на место в своей картотеке, отложив это на будущее... А это случилось буквально накануне Великой Отечественной войны, мне скоро стало не до топонимических карточек, я ушел на фронт, а возвратившись, обнаружил, что такой записи в моей коллекции нет... Нет, и кончено!
Это поистине ужасно: теперь я представления не имел, в какой именно книге, в какой статье содержалось то сообщение. Я не запомнил точного имени той деревушки. А ведь она могла быть упомянута не обязательно в статье, озаглавленной «Помфрет» или «Брокбридж». Сведение это, может быть, содержится в любой другой статье — об Англии, о графстве Йорк, о римской оккупации Британии, о почте и телеграфе, о топоними-{218}ке — о чем угодно. Как же мне вновь найти столь важное для меня сообщение? Можно сказать так: я поймал золотую рыбку и вдруг упустил ее обратно в море... Много ли шансов, что та же рыбка вторично клюнет на мой крючок? Нет таких шансов...
Я отчаянно боролся. В течение пяти лет я на досуге внимательно прочел подряд все 85 томов Брокгауза и Ефрона, выбирая из них все упомянутые и расшифрованные топонимы (это было полезным делом, но не привело меня к цели моей). Я изучил графство Йорк, точно собираясь приобрести его в собственность, по Британской Энциклопедии... Напрасно! Никакого Брокбриджа или Брокенбриджа я не нашел. Я вовлек в это дело даже двух англичан, живущих в Лондоне: один из них, увлекшись, поехал в Йорк, но тоже не обнаружил там ничего подобного. Но в то же время я могу дать голову на отсечение, что я ничего не выдумал, не увидел всего этого во сне; такие сведения у меня в руках были: я это сам читал... Где?
Чего ради я рассказал вам такую историю? Чтобы показать вам, как важна в работе не только топонимиста, любого исследователя, скрупулезная точность, великая аккуратность... Как никогда нельзя доверяться собственной памяти. Как, раз найдя любое важное сообщение, самый мелкий факт, необходимо тотчас же закрепить его на бумаге, помня, что написанное пером не вырубишь топором.
А кроме того... Если вам когда-нибудь в какой-либо книге попадется сообщение о Брокенбридже — пусть даже не у Помфрета, даже не в Йорке, даже не в Англии, а в Австралии или Америке, — не забудьте меня... Как я был бы вам благодарен, если бы убежавшая от меня рыбка попалась на ваш крючок!
Я даже расстроился, вспоминая свою беду... Тем не менее перейдем через славный Понс Фрактус и посетим другие места мира.
Я уже говорил: в древности дорóги, пути сообщения были для человека чудом, драгоценностью, почти святыней. В безлюдии полудикого мира они змеились как тонкие нити человечности. Люди цепко держались за них, восхищались ими, поклонялись им.
Реки были и дорогами и препонами одновременно. На реках были переправы, и каждая из них тоже явля-{219}лась великим чудом, богатым сокровищем. О них рассказывали, их помнили и о них знали за сотни часов пути. Это были мосты и броды, и вокруг каждого возникало селение, и на всех языках мира эти поселки получали названия: такой-то брод или такой-то мост... Что удивляться: у многих народов в их пантеонах, в рядах их богов, были даже специальные божества, покровители переправ, перекрестков, горных перевалов...
Конечно, впоследствии переправ стало много больше, они перестали казаться чудом и исключением; но старые имена сохранились. И теперь нередко нужны некоторые усилия, чтобы установить: почему этот мостишко на жалкой речке так почитался, что даже город возле него был назван: такой-то мост... Иногда и моста давно нет (вспомните Кузнецкий Мост в Москве), а место все еще так называется. Сплошь и рядом никто не переправляется тут вброд, как в Оксфорде или на Босфоре, а имя «форд», «фурт» — «брод» все еще продолжает звучать...
Кроме тех «бродов», о которых я уже говорил на страницах 123—124, есть в мире другие, не менее интересные, порою как бы замаскированные в результате перехода слова из языка в язык. Вот испанский город Бильбáо; только языковеды ясно видят, что его имя возникло из древнеримского Бéллум Вáдум — «Прекрасный брод». Древние пиренейцы — баски превратили это название в свое Бельвао, а из него получилось современное Бильбáо... Поистине: «не спросясь броду», нечего и соваться в воду топонимических разысканий: без поводыря-языковеда утонешь, не успев сделать и шага в глубину...
Да не обязательна и смена языков!
На речке Савáле, притоке Хопрá, стояло некогда село Братк (не знаю, так ли оно именуется сейчас). Каждый из вас мог бы легко догадаться, откуда взялось это имя: видимо, основателями села были какие-то любвеобильные дружные братья — братки; в их честь и возникло такое название... [75]1
Верно? Ничего подобного! В старых документах мы {220} постоянно читаем о поселке в таком виде: «Село Пески, Бродки — тож...» Значит, никакие братья тут решительно ни при чем: Братк — это только особое произношение слова Бродк. Тут, на Савале, был когда-то важный для населения «брод»... Фонетические условия местного народного говора заставили людей произносить неударенное «о», как «а», приглушили согласный «д» перед «к» и превратили его в «т»... Все это произошло внутри одного языка, русского, а имя изменилось до неузнаваемости.
