Но главное было даже не в этом. А в том, что эта ловушка и была единственной дорогой отсюда. Фриман видел совсем рядом с башней лестницу, закрепленную на стене здания. И она вела прямо наверх, на крышу соседнего дома. Гордон поежился. Да, прыжок ему предстоял, мягко говоря, неприятный. Высота была приличной, да и было не очень приятно прыгать в мутную, вонючую воду, в которой бог знает сколько дней плавают трупы. Гордон от одной этой мысли поморщился. Но ведь другого выхода не было. Надо прыгать.
Фриман плотнее прикрыл отделения скафандра, чтобы до ружейных патронов не добралась вода. Попрочнее закрепил монтировку на поясе и гравипушку на спине. Приготовился. "А что если я не допрыгну? — мелькнуло у него в голове, — С такой высоты от меня только лепешка останется… Черт, ненавижу безысходность!". И с этой мыслью он, разбежавшись, прыгнул.
Прыжок получился почти удачным. Темная ночная улица мелькнула перед Гордоном. Он лишь успел испугаться, когда увидел совсем рядом край башни — и влетел в воду. Водная гладь больно ударила по ногам, и Гордон на полной скорости ушел вниз с головой. По лицу Гордона задело что-то мягкое и скользкое. Похоже, чья-то нога. От отвращения Гордона чуть не стошнило, и в его открывшийся рот хлынула горькая черная вода. Застонав, Гордон изо всех сил заработал руками и вынырнул на поверхность. Судорожно схватившись за край башни, Фриман подтянулся и тут же прыгнул на лестницу. Молниеносно забравшись по ней на крышу, он упал и ощутил, как его желудок выворачивается наизнанку. Фримана стошнило прямо на пол, и он упал на колени, отплевываясь и стоная от омерзения. Гордон еще чувствовал во рту этот мерзкий трупный вкус загустевшей воды, чувствовал это прикосновение на лице. Он громко и с чувством выматерился и со всей силы пнул стену. Ну почему?! За что?! Лучше бы сразу — вниз, мордой о мостовую! Фриман ощутил, что он теперь даже самому себе противен — по лицу и волосам струилась вода, если эту зловонную жижу еще можно назвать водой! Фриман вдруг потрогал переносицу… и снова выругался в полный голос. На нем не было очков. Не переставая ругаться и скрипеть зубами, Фриман подошел к краю крыши глянул в воду. Догадка была верна — очки плавали там, держась на плаву лишь благодаря легкой оправе. Со стоном злости и отвращения Гордон полез к краю водонапорной башни…
Еще десять минут ушло на то, чтобы монтировкой выловить очки из воды с трупами. Кое-как протерев их и отряхнув с них слизь, Фриман одел их, хотя и чувствовал такое отвращение, будто целовал в дёсны тридцатидневного покойника. Еще раз выругавшись, Гордон, наконец, поднял ружье и осмотрелся. Впереди, казалось, совсем близко чернел купол старинной церкви. Фриман с минуту разглядывал ее таинственные и изящные очертания. Эта церковь была православной, Гордон никогда раньше не видел таких. Ему показалось, что здесь остановилось время. Во всем Рэвенхольме. Каждый дом застыл, люди больше не жили здесь. Все осталось, как и было оставлено. Дома, хотя и изуродованные, но все же стоят. Дома тихого европейского стиля девятнадцатого века. И купол этой старой церкви величаво поднимался над городом, словно венец его мрачной торжественности и вечности.
О пути к церкви по крышам можно было и не мечтать — все крыши были очень далеко от той, на которой стоял Гордон. Нужно было подумать о спуске вниз. Фриману повезло — прямо за его спиной нашлась дверца на чердак. Гордон все же никогда не заинтересовался ею, если бы не заметил вдоль стены этого дома идущую вниз решетчатую шахту старого лифта. Гордон вяло вошел в дверь, даже не надеясь, что древний механизм все еще работает. Настроение у Гордона было самым поганым, и ночь казалась ему бесконечной. Тесные сумерки давили на него, и луна, освещая дорогу перерожденцам, помогала им избавить город от нежданного посетителя. Фриман почти с отвращением нажал кнопку и вслушался. Где-то сверху раздался скрип ржавых блоков — и тросы потянулись наверх, поднимая кабину. Фриман даже не обрадовался. А зачем? Все равно этот лифт не вывезет его отсюда, из города. Фриману до безумия надоело при каждом шорохе трястись, словно мышь, вздрагивать от каждой тени. Его и без того расшатанные нервы не выдерживали — сказывался и недавний срыв. Это место пожирало каждого, кто тут появлялся, и Гордон чувствовал это. Он уже начинал сходить с ума от нескончаемого, постоянного и хищного страха. "А ведь это Аликс сказала, чтобы шел сюда, — подумал он с неожиданной злобой, — Сказала это, хотя Илай ее предупреждал… Ну все… дай только выбраться отсюда, и я выскажу Аликс все, что я об этом думаю!".
Фриман вдруг снова вздрогнул — он услышал что-то похожее на рычание. Он думал, что ослышался, но звук снова повторился, и уже громче. Гордон бегло оглядел черную улицу через решетку шахты. Где-то внизу мелькнула черная тень. Еще одна, и еще… Тяжелое дыхание «быстрых» перерожденцев уже висело в воздухе. Фриман ощутил на лбу холодный пот. Только лифт поскорее прибыл… Черт, ну что же он так долго?! Они же идут, уже идут за ним! Фриман в отчаянии пнул решетку. "Ну где же ты?! Быстрее!". Гордон снова вгляделся в улицу — черные тени так и бегали по ней, словно духи Тьмы собрались на жуткое пиршество, в безумной радости кидая жертву из пасти в пасть.
И лифт открыл дверь. Фриман молниеносно влетел в кабину и нажал кнопку спуска. Лязгнув старыми деталями, механизм начал медленный спуск. Гордон, судорожно оглядываясь через решетку, слышал, как дыхание перерожденцев становится все громче. Фриман, прижавшись к решетке, разглядывал темные подворотни и кромки крыш, стараясь предугадать, откуда будет нападение. И вдруг, со страшным воем прямо на решетку прыгнул, хрустнув костями, «быстрый» зомби. Гордон закричал. Зловонное дыхание и уродливые ноги хедкраба были лишь в сантиметре от его лица. Сердце чуть не вылетело у Гордона из груди. С криком дикого ужаса он отпрянул от решетки и вжался в угол кабины. Зомби яростно заревел и сотряс решетку мощными лапами. Со страшным криком он тряс решетку, наносил все новые и новые удары по прутьям. Жертва была совсем рядом, можно было даже слышать стук ее обезумевшего сердца, но достать ее не получалось. В яростном безумии зомби начал бить по решетке и ногами, пытался просунуть сквозь нее длинные пальцы. Гордон, совершенно парализованный от нечеловеческого страха, сидел, вдавившись в угол кабины, считал сантиметры до смертоносных когтей жуткого трупа, яростно орущего, вцепившись в решетку. Раздалось новое звериное ворчание — и на решетку кабины прыгнул еще один зомби. Фриман, уже не в силах закричать, лишь вздрогнул и зажмурился — смотреть на эти ходячие трупы было выше его сил. Он слышал дикие кики и удары по решетке — зомби ни за что не оставили бы жертву, когда она так близко. А кабина медленно опускалась, преодолевая сантиметр за сантиметром до земли.
Грохот заставил Фримана открыть глаза — и дикий визг заполнил его уши. В миллиметре от его лица мелькнули просунувшиеся в решетку когти — третий зомби вцепился в прутья прямо по ту сторону от Гордона. Заорав, Фриман отпрыгнул в сторону и одновременно отошел от ступора. Вскинув ружье, он открыл огонь по шипящим перерожденцам. Часть дроби отлетала от прутьев решетки, но почти вся она все равно попадала в цель. Перерожденцы не сдавались, даже когда в них влетала очередная порция свинца — боли они не чувствовали. И лишь после целой минуты ожесточенно-безумной стрельбы последний зомби упал на землю. Упал почти с метровой высоты. Кабина наконец остановилась.
Скованно и трясясь крупной дрожью, Фриман вышел из лифта, машинально перезаряжая ружье. Никогда он не видел Страх так близко, как сейчас. Все вокруг казалось словно опущенным в кисель — улица виднелась мутно, звуки доходили до ушей гулкими раскатами грома. Гордону хотелось рухнуть на мостовую и забыться, навсегда. Он сейчас сам чувствовал себя ходячим трупом.
Но Рэвенхольм не дал даже секунды отдыха. Вздрогнув и чуть не выстрелив, Гордон услышал откуда-то со стороны тяжелый и мощный стон. Словно стонал кит, выброшенный волной на берег. Словно сами небеса сделали последний выдох и отправились в небытие. Фриман повернул ствол на звук и почувствовал, что ему нехорошо. Земля чуть не ушла у него из-под ног. Фриман стоял и смотрел, как к нему со стороны улицы приближается черная горбатая фигура.
Гордон еще никогда не видел, чтобы хедкрабы могли сотворить подобное с человеком. Зомби шел, тяжело вздыхая и сгорбившись, словно под тяжестью всех грехов Альянса. Тело его неимоверно распухло, он едва переставлял толстые, вздутые ноги. Он был так горбат, что, казалось, сам был сплошным горбом. Но самое ужасное было не в этом. В свете луны Фриман увидел то, что потрясло его до глубины сознания. От пояса все тело человека было сплошь покрыто хедкрабами. Черные, с белыми кольцами но лапах, хедкрабы сидели на нем везде, словно чешуя на рыбе. Один, самый большой, обхватил его череп, и еще шесть или семь вгрызались в его кожу со всех сторон. Некоторые сидели на своих же собратьях — на теле, распухшего от их яда, не осталось больше места. Вся эта масса копошилась, шевелилась, подрагивала, и то, что осталось от человека, тяжело вздыхало под этом кошмаром. Распухшие руки с длинными когтями, словно плети, свешивались из этого жуткого клубка, и пальцы сгорбленного трупа волочились по земле.
