— Почему же вы тогда не сообщили о его местонахождении? — сурово спросил Романцев.
— Товарищ старший лейтенант, я бы советовал вам более уважительно обращаться к старшему по званию… Между прочим, я подполковник… А что касается вашего замечания… При нем не было никаких документов. Была какая-то записная книжка, но что в ней написано, совершенно непонятно. Какие-то точки, черточки, знаки… Такое впечатление, что он просто ее зашифровал. А сам этот человек находился в бессознательном состоянии и ничего не мог о себе сообщить. Он, кстати, до сих пор толком не пришел в себя… Очнется на какое-то время и опять уходит в беспамятство. Впрочем, я вас могу к нему проводить, вы сами все увидите. Пойдемте со мной.
Доктор уверенно вышел из кабинета и зашагал по гулкому коридору. Остановившись у одной из дверей, подождал поотставших гостей и открыл дверь. На ощупь длинными хирургическими пальцами отыскал на стене выключатель и зажег свет. Ярко вспыхнула люстра, на какое-то время ослепив присутствующих. В палате лежали шесть человек. Двое проснувшихся настороженно посматривали на вошедших. Сон больного человека чуткий, тут любая скрипнувшая половица разбудить может, а уж ночная делегация из трех человек во главе с дежурным врачом — почти событие! В углу на металлической панцирной кровати лежал тяжелобольной. Голова его была перевязана, рука и нога — в гипсе, лицо в многочисленных ссадинах и кровоподтеках. Выглядел он незнакомым. Только повнимательнее всмотревшись, можно было понять, что на кровати лежит Геннадий Копылов.
Крепко ему досталось!
— Когда, по-вашему, он должен прийти в чувство?
— Мы делаем все возможное для этого. Но для быстрейшего восстановления потребуются лекарства, которых в настоящее время у нас просто нет в наличии.
— Напишите мне список нужных лекарств, мы доставим их в кратчайшие сроки, — пообещал Романцев.
— Хорошо, — согласился военврач, — я так и сделаю.
— И все-таки меня интересуют сроки его восстановления, хотя бы приблизительные.
— Мозг у него не поврежден, но сотрясение довольно сильное, на полную реабилитацию уйдет значительно больше времени. Но неделя — вполне реальный срок, когда он может хоть как-то ходить и адекватно оценивать ситуацию.
— Неделя — это слишком долго, мы даем вам три дня! За это время он должен быть если уж не здоров, то, по крайней мере, удовлетворительно себя чувствовать.
— Молодой человек, — строго посмотрел подполковник поверх очков на Тимофея. Столь необычное обращение выдавало в нем человека штатского, мобилизованного в действующую армию из какой-нибудь столичной клиники, — я, конечно, не господь бог, но постараюсь сделать все, что в моих силах. Но три дня… — покачав головой, добавил он, — это крайне сомнительно.
— И еще у меня просьба, личная… Создайте ему приемлемые условия, где он мог бы побыстрее восстановиться. Может быть, отдельную палату.
— У нас очень тяжело с помещениями… Хотя, что-нибудь придумаем. Есть одна палата, где у него будут всего лишь двое соседей.
— Спасибо, доктор. Откуда у вас можно позвонить?
— Сейчас? — удивленно спросил подполковник, невольно глянув на настенные часы, показывающие четверть третьего.
— Именно.
— В моем кабинете есть телефон. Пойдемте.
Доктор выключил свет и вышел из больничной палаты.
— Пожалуйста, — показал он на аппарат, когда они вернулись в кабинет. — Можете воспользоваться.
Тимофей быстро набрал номер и с волнением стал вслушиваться в гудки.
— Да, — наконец прозвучал начальственный голос полковника Утехина.
— Товарищ полковник, мы нашли Неволина. Он оказался в военном госпитале, его сбила машина.
— Хоть что-то… С ним что-то серьезное? Он нужен нам для дальнейшей работы.
Романцев многозначительно посмотрел на военврача, деликатно отошедшего в сторонку, и произнес:
— Военврач меня заверил, что дня через три… ну, может быть, через четыре он будет в полном порядке.
— Почему Копылов не дал знать о себе раньше?
— Находился в бессознательном состоянии.
— Если его сбила машина, почему в таком случае нас не проинформировала милиция?
— При нем не было документов.
— Ах вот оно что… Но почему тогда в этот день по городу не было зафиксировано аварийных происшествий?
— Мне сложно на это ответить.
— Вот что, старший лейтенант, с этим делом нужно разобраться немедленно. Виновных накажем! Как разберешься, доложишь мне о выполнении. А то, что нашел Копылова, — молодец! Будет о чем докладывать заместителю комиссара обороны.
Связь прервалась.
— Где произошла авария? — спросил Тимофей у военврача.
В своем кабинете военврач уже не чувствовал себя хозяином — сидел на шатком стуле в самом углу и, видимо, мысленно торопил гостей убраться восвояси.
— На пересечении Комсомольской и Кирова, — ответил он.
— Это, кажется, четвертый отдел милиции? — посмотрел Романцев на старшину.
— Не совсем так, товарищ старший лейтенант, — возразил старшина. — Это могут быть и четвертый, и шестой отделы. Улица Комсомольская как раз на границе находится.
— Точно так, — подтвердил военврач.
Вытащив из кармана записную книжку, Тимофей отыскал телефон начальника четвертого отдела майора Черкизова, присутствовавшего на совещании в его кабинете, и уверенно набрал его номер.
— Слушаю, — отозвался низкий мужской голос.
— Это старший лейтенант Романцев, военная контрразведка, — представился Тимофей. — С кем я разговариваю, с майором Черкизовым?
— Точно так, товарищ старший лейтенант, что-нибудь случилось?
— Случилось. Вы можете сказать, что произошло два дня назад около шести вечера на Комсомольской?
— Ничего такого, что могло бы вызвать ваш интерес, — осторожно заверил майор.
— А я вот так не считаю… В шесть часов вечера на пересечении улиц Комсомольской и Кирова был сбит Неволин, однако в вашем журнале происшествие зафиксировано не было. Это как надо понимать, товарищ майор?
— В шесть часов вечера?
— Точно так.
— Э-э… это случилось во время пересменки. Может быть, дежурные по отделению милиции позабыли записать?
— Что значит «позабыли»? — В голосе Романцева послышался металл. — Назовите мне фамилии дежурных.
— Я разберусь собственными силами, товарищ старший лейтенант, они у меня долго еще об этом помнить будут.
— Ничего, я вам помогу, — мягко произнес Романцев. — Итак, я жду.
— Это лейтенанты Лукьянов и Смуров.
— Эти двое немедленно должны прибыть в городской отдел НКГБ, лично ко мне! Мне интересно послушать, что они расскажут.
— Они будут у вас незамедлительно, товарищ старший лейтенант!
— Вам известно, что за все произошедшее вы несете персональную ответственность?
— Так точно, — твердо произнес майор. — Ответственность с меня никто не снимал.
— Вы верующий?
— Никак нет!
— Жаль… А то могли бы помолиться, чтобы вся эта история закончилось для вас благополучно.
Тимофей с некоторым облегчением положил трубку телефона.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы ко мне? — заинтересованно спросил военврач.
— Пока нет…
— Это список с медикаментами, — протянул подполковник листок бумаги, — которые могут понадобиться Копылову в самое ближайшее время.
Романцев взял листок бумаги и аккуратно положил его в нагрудный карман. Посмотрел на часы: стрелка показывала четыре часа утра. Странное дело, но спать совершенно не хотелось.
— В девять утра вам принесут все необходимые лекарства. Чего стоим, старшина?
— Так я…
— У нас еще много дел!
Попрощавшись с военврачом, они спустились по лестнице. Терпеливо дождались, когда колченогий сторож откроет дверь, и вышли в прохладу нарождающегося утра.
К городскому отделу НКГБ Романцев подъехал в тот самый момент, когда два лейтенанта милиции — Лукьянов и Смуров — стучались во входную дверь. На стук вышли два бойца:
— Чего колотим?
— Пропустите их, — сказал он охране. — Они ко мне. — И, не оглядываясь на поотставшего старшину, вошел в прохладный вестибюль. Быстро поднялся в свой кабинет. Еще через минуту в дверь негромко постучали.
— Входите, — сухо произнес Романцев.
Дверь приоткрылась, и в кабинет один за другим протиснулись два лейтенанта. Один — тощий, как трость, брюнет, другой — приземистый и широкий в плечах, русоволосый. В ожидании застыли у порога, поглядывая на строгое лицо старшего лейтенанта Романцева. Вид у обоих был повинный. Один из них, тот, что был покрепче, заискивающе улыбнулся.
Сесть Романцев не предложил — никаких воспитательных мер, благосклонность военной контрразведки нужно заслужить. Разговор предстоит непростой.
— Здравия желаем, товарищ старший лейтенант, — произнес крепыш, — нам сообщили, что вы нас вызывали.
