Зрелище было впечатляющим и без всякой оптики. Со рвущим сердце грохотом ракетоносцы обрушивали с неба смертоносный груз. Их сменяли боевые вертолеты, исполосовавшие небо над полигоном дымными следами НУРСов. Горизонт кипел от разрывов. Казалось, там одновременно зарождается песчаная буря, смерч, гроза и ураган.
Маленький жирный уродец срывал с головы леопардовую ермолку и отборным русским матом выражал свое восхищение. Возле него приплясывали генералы в фуражках с высоченными латиноамериканскими тульями. Однако вождь-президент не спешил заключать контракт. Морщил лобик и шевелил толстыми, как улитки, губами.
Уже продемонстрировали летно-тактические возможности МиГ-31 и Су-29, вертолеты Ми-28 и рекламно-знаменитая «Черная акула». А выпускнику Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы все было не в масть. Как объяснял он позднее в доверительной беседе, пара звеньев истребителей-бомбардировщиков за два вылета уничтожила бы все жившее за горой племя кумбара. А кто тогда, спрашивается, будет вкалывать в изумрудных копях?
И все же последняя сделка века состоялась. В перерыве между вылетами боевых самолетов над полигоном протарахтела на бреющем сугубо мирная «Аннушка». Биплан Ан-2 – самолет сельскохозяйственной авиации. Вождь-президент схватил за рукав ближайшего генерала:
– Пулеметы установить можно?
– Куда? – спросил генерал. – На «аннушку»?
Ошалело подтянул штаны с голубыми лампасами и… ответил утвердительно.
– А бомбы прицепить?
– В принципе возможно.
– А пехотный взвод в кабину?
– Только отделение, – уперся генерал, последний раз летавший на Ан-2 лет тридцать назад и не ведавший о его тактико-технических данных. Хотя о каких ТТД можно вести речь применительно к биплану со звенящими растяжками между верхним и нижним крылом?
– Два отделения с огнеметами для выполнения гуманитарной миссии после бомбового удара, – твердо стоял на своем негритос. – А пулеметы пусть будут системы Калашникова. Ведь это наше, бамбарийцев, национальное оружие.
Узнав, что речь идет о контракте на несколько эскадрилий, генерал мигом спрятал все возражения в карман лампасоносных брюк.
Повариха военторговской столовой, по странному совпадению, как и самолет, звавшаяся Аннушкой, появилась у шатра с бачком и замерла по стойке «смирно».
Вывернутые ноздри старого людоеда с вожделением втягивали аромат солдатского борща. Красные глазенки смотрели вслед серебристой «этажерке», распылявшей над куцыми фермерскими участками какую-то дрянь. Вождь-президент уже предвкушал то осеннее мартовское утро, когда десяток таких самолетиков перелетят через гору Тянимуму, чтобы привить племени кумбара понятие теперь уже не коммунистических, а демократических идеалов.
Вождь-людоед, простите, президент, подумывал в случае успеха поместить самолет Ан-2 в национальный герб рядом с автоматом Калашникова.
– И вот благодаря этой спрыгнувшей с дерева макаке, – завершал Иван Гайворонский свой увлекательный рассказ, – Саратовское авиационное НПО сейчас загружено работой, а финансирование контракта идет через Стена-банк.
За вождя, приложившего свою черную руку к экономическому подъему российского Поволжья, стоило выпить.
В промежутке между этим и очередным тостом – не оставлять же бутылку открытой – Токмаков подошел к окну и открыл форточку. Вместе с клубами свежего морозного воздуха в номер ворвался характерный звук вертолетных двигателей. Вадим отдернул штору.
Окна номера выходили на Волгу, запрятанную под лед и скучавшую там в одиночном заключении. Вдали, где черный лед сливался с черным небом и только по звездам можно было отличить одно от другого, чертил огненные круги вертолет. Точнее, его несущий винт с огнями в законцовках лопастей.
Токмакову как-то расхотелось пить. Грустную историю рассказал черноусый красавец Иван Гайворонский. Иван еще не знал, хотя без труда мог догадаться, что продолжение истории будет еще печальнее, во всяком случае, для банка. Для того и прибыла из Питера оперативно-следственная группа.
Вадим Токмаков смял в кулаке пустую сигаретную пачку. Над рекой стих грохот вертолетных движков и пропали его навигационные огни. Вертолет поглотила ночь.
Глава вторая
Полицейские и воры
1. Милость «отца народов»
– Это и есть бункер Сталина? – спросил Вадим Токмаков, когда за стеклами «Мицубиси» промелькнуло двухэтажное здание казарменного вида, но вместе с тем имевшее портик с колоннадой.
Шел десятый час пребывания питерской оперативно-следственной бригады в Саратове, и гости уже знали, что в 1941 году этот город, носивший тогда имя одного из рано умерших партийный деятелей, претендовал на титул временной столицы СССР. 7 ноября здесь, как в и Москве, проходил военный парад, который принимал маршал Ворошилов. Здесь же был построен бункер, готовый принять Сталина, если бы немецкое наступление под Москвой не захлебнулось.
– Бункер Сталина? – переспросил сидевший за рулем Иван Гайворонский. Свежий и подтянутый, будто не уехал накануне из гостиницы в четыре утра, он ленивым поворотом головы проводил здание, мелькнувшее за окном.
– Нет, бункер Сталина на площади Чапаева. А это Академический театр оперы и балета. Там сейчас варьете выступает. Вечером можно заглянуть.
– До вечера еще нужно дожить, – пробормотал Токмаков. Не то чтобы ему было совсем уж худо после вчерашнего, или, допустим, сильно опасался местной мафии. Нет, подобные мысли в стриженой едва не под ноль голове оперативника не возникали: он умел справляться и с головной болью, и с отморозками, не в меру прыткими. Но с такой угрозой мирной жизни как Жанна Феликсовна Милицина, помещавшаяся сейчас рядом с ним на заднем сиденье, Токмаков еще не сталкивался…
За несколько утренних часов она основательно всех достала. Уже в семь часов, полная сил и энергии, она яростно стучала в номер оперативников. Когда же Токмаков буркнул: «Входите, открыто!», на его голову был обрушен поток упреков в халатном отношении к сбережению личного оружия (в незапертую дверь могли проникнуть ночью торговцы анашой, которых полно в гостинице) и склонности к употреблению спиртных напитков (пустая бутылка предательски светилась на столе).
Непейвода, как разведенный и, следовательно, более опытный, переждал грозу, не высовывая носа из-под одеяла.
Однако молний у тайфуна по имени Жанна было хоть отбавляй. Следующий заряд достался подъехавшему с копченым жерехом Ивану Гайворонскому: зачем, он думает, прибыла сюда из Петербурга оперативно-следственная бригада? С утра закусывать копченой рыбкой?
Бешеная энергия очковой змеи сделала свое черное дело. Копченый жерех остался ждать своей участи в холодильние. В девять утра питерцы отметились в Управлении финансовой разведки по Саратовской области, взяли трех сотрудников службы физзащиты и теперь ехали в Стена-банк по Центральной улице города – Малой Садовой.
Слева по курсу католический костел пытался достать до неба парочкой своих звонниц и дюжиной башенок нецелевого назначения. И это ему, наверное, удалось. Как ни поджимало небо подбрюшье серых ватных облаков, острые, словно кинжалы, шпили проткнули его в нескольких местах.
И теперь в Саратове шел снег, снег… Вокруг все было белым-бело, будто в операционной – ни мусора, ни просевших тротуаров. Даже потрескавшиеся стены домов вроде как заштриховал снежок.
Токмаков давно не видел таких снежинок – легкие, воздушные, они медленно скользили с неба, как по ниточке. Даже подозрительная от рождения Жанна Феликсовна слегка расслабилась, неожиданно заявив, что на предновогодних утренниках в школе она всегда танцевала Снежинку.
Оперативно-следственная бригада встретила чистосердечное признание гробовым молчанием, стараясь к тому же, по возможности, не дышать. Но стекла машины все равно предательски запотевали под их могучим выхлопом.
Вадим Токмаков подумал, что оптимальной ролью для следователя Милициной оказалась бы роль Бабы-яги. И в следующие пять секунд она это блистательно подтвердила. Вперив в Гайворонского взгляд, который тот ощутил даже затылком, Жанна Феликсовна произнесла:
– Тут отдельные личности вспоминали о Сталине. И должна отметить, что вспоминали без должного уважения, хотя именно при Сталине нас начали уважать во всем мире. Впрочем, это очевидно, поэтому буду короче. Вот вы, Гайворонский, из лучших, полагаю, побуждений привезли нам в гостиницу одиннадцать новых и вполне приличных дубленок…
– Десять, – вжался в кресло Иван Гайворонский. – Десять разного размера тулупчиков. Я же не знал, кто какого роста, поэтому и…
– Одиннадцать, – тоном не следователя, но без пяти минут прокурора сказала Милицина. – Я считала, и спорить со мной бесполезно.
– Это я уже понял, – рискнул заметить Гайворонский. – Ну, виноват! Батыр просчитался, я не проверил. Зато…
