вынести даже мысли о том, что это была её галлюцинация, - Не врите мне! Она существовала, даже Вы знаете это!
Между Леттуа Гири, душевным здоровьем и дальнейшей жизнью вообще для неё стояли знаки "равно".
- Существовала, - легко согласился Квинт, - и не существовала. Ну, Вы же у нас сыщик, Мария Сергеевна. Как вы объясните всё это?
Маша уже в который раз бессильно откинулась на кушетку. Она была просто кроликом, подопытным кроликом. "Он просто играет со мной", - подумала она.
Квинт с усмешкой на лице подождал минуту, глядя на распростёртую перед ним девушку в подменном носителе, и ответил сам:
- Инверсия, Мария Сергеевна, инверсия. Сорок восемь тысяч лет были не со знаком минус. Они были со знаком плюс. Леттуа Гири - это не Ваше прошлое, а, судя по всему, Ваше будущее.
Маша слышала его слова, они дошли до ушей, но никак не могли дойти до рассудка.
- И как это случилось, и что тут за магия замешана, и что у Вас там в голове за встроенная машина времени, и что Вам теперь со всем этим делать - я не знаю. Но я хочу, чтобы Вы пошли, сели за меморизатор, нашли свою Леттуа Гири и разобрались с тем, как же вам отсоединиться от Вашего любимого Шостаковича. Может, в будущем это известно. Видите, какое сумасшедшее предположение? Наверное, я сошёл с ума.
Маша помолчала и сказала, чтобы выиграть время:
- Мне надо подумать.
- Думайте, Мария Сергеевна. Но недолго. Заставить Ваше сознание скакать по разным временам и странам я не могу. Однако я могу, если вы откажетесь сотрудничать, прибегнуть к нейрохирургии. Кто знает, может быть работа с расчленением головного мозга даст нужный эффект. Как вы понимаете, нетрудоспособность двух сотрудников БИМПа, тем более нечистых на руку, как выяснилось, не столь важна, сколь поимка сбежавших душевнобольных, которые могут причинить столько бед.
Единственное, что смогла сделать привязанная к кушетке Маша, это повернуть голову набок: её стошнило.
Квинт немного постоял около кушетки молчащей агентессы, с любопытством оглядывая её, а потом просто ушёл.
"Я боюсь, Дима, боюсь и одновременно жуть как хочу... Квинт прав, это мой шприц, к которому только пристрастись, и больше никогда не сможешь жить как раньше".
Шостакович не отвечал, но Маша чувствовала, что он всё слышал. Наконец он подумал:
"Это твоя жизнь, Маша, и твоё тело... По крайней мере там, на кушетке твоего офиса. Я ничего не хочу советовать тебе. Я здесь незваный гость, и не мне распоряжаться твоим будущим. Как скажешь - так и будет".
Маша покрутила головой, пытаясь прийти в себя, потом полежала две минуты, пытаясь выдавить какую-то альтернативу, но... Она знала - она на крючке. Она либо сделает это, либо... либо ничего более. Квинт поймал её.
- Охрана, - позвала она, - скажите Директору, что я согласна.
Охранник даже не стал звать Директора - видимо, ему уже были даны соответствующие указания. Он подошёл к кушетке, отстегнул все по очереди крепления и сказал, указывая рукой:
- Там, вторая дверь справа - душ. Вымойтесь и идите домой. Завтра в три часа дня Директор ждёт вас в своём кабинете.
Маша медленно встала с кушетки на ноги и не упала на пол только потому, что упала на кушетку. Её не держали ни ноги, ни руки. Наконец, растерев ноги и размяв спину, она кое-как потащилась к душу.
- Мне нужна новая одежда, - просипела она, ковыляя мимо охранника в коридоре.
- Одежды нет. Используйте эту. Этот носитель после Вас всё равно выбросят, в таком теперь ходить нельзя, - ответил тот и не смог удержаться от ухмылки.
Мылась Маша полчаса - никогда она столько не мылась. Измылив целый кусок на тело и волосы, она измылила второй на стандартные юбку и футболку, затем, морщась от отвращения, напялила мокрую, стремительно охлаждающуюся одежду и тенью, ни на кого не глядя, проскользнула через медблок и холл в трансферную, села на кресло и через мгновение чуть не застонала от удовольствия - она была в своём собственном, родном носителе и своей собственной родной одежде.
Квинт не обманул - за её носителем ухаживали, поэтому двигаться было легко и приятно. Её никто не преследовал, никто за ней не следил. И действительно, зачем? Ноги завтра сами принесут её в офис Директора планетарного БИМПа. И что самое позорное, заставляющее её холодеть - она не могла понять, знает ли Директор об Онассисе внутри себя? Делает он всё это, чтобы не гнать волну и не устраивать на базе вселенские разборки, или же он старается спасти самого себя от присутствия Ари.
Дома она выговорилась мужу, как могла, но Гектор никак не мог помочь Маше.
- Ну не убьёт же он тебя, в конце концов, - наконец, высказался он, - Максимум, что произойдёт - ты не найдёшь ответа и продолжишь расследование.
- Потеря носителя - не самое плохое, что может со мной случиться, Гек... Вспомни хоть бы электронную тюрьму, которую он может восстановить и начать сажать туда неугодных режиму заново. Я буду первая, поверь мне. Мы с Шостаковичем будем первыми.
- Давай так. Если что-то пойдёт не так - я постараюсь помочь и задействую Лиса. Уверен, Лис сможет что-то сделать. Твоя же работа - просто пойти к меморизатору и узнать всё, что там можно узнать. Этого же ждёт от тебя и Квинт.
Но тревога Маши никак не исчезала. И она знала, почему беспокоится - её беспокоил не Квинт, а её терра инкогнита, Леттуа Гири. Господи, она даже не знала, что означает "Леттуа Гири". Цивилизация, город, планета?
Ночь не дала Маше ни отдыха, ни ответов, и уже к десяти утра ноги понесли её в офис, в трансферную комнату, в новый неудобный носитель, к кабинету Директора.
Несмотря на то, что было ещё только одиннадцать часов, Директор её принял. Он даже не спросил, что она решила.
- Пойдём, - махнул он рукой, и в сопровождении двух уже известных ей охранников они прошли по уже известному Маше маршруту к покрытому чехлами меморизатору. Директор указал пальцем, и охранник скинул чехол, взметнув в воздух кучу пыли. Перед Машей предстали знакомые пластинки и маска-окуляр.
Послышался шум шагов, Маша обернулась и увидела, как в сопровождении двух охранников в комнату вошёл Карлос Альпеджио. Ну что ж, понятно. Терпеть провал - так уж всем сразу.
Техник, что пришёл
