— Вота! — гордо, но с опаской сказал Сенечка, раздергивая молнию спортивной сумки до середины и позволяя потенциальным покупателям заглянуть внутрь. Челюсти, кстати, вели себя довольно прилично. Только Целовальная слегка скривилась и тихонько сказала Боевой:
— Хам!
— Вша мелкая, — согласилась Боевая. — Меж зубов проскакивает, не уцепишь.
А Парадная и вовсе промолчала, дескать, много чести…
Иван заглянул в сумку и слегка оторопел. Ему показалось, что слегка тронутая ржавчиной стальная штуковина, сильно смахивающая на медвежий капкан, заговорщицки улыбнулась и даже подмигнула. Хотя подмигивать ей было совершенно нечем.
— Это что такое? — спросил Иван. — Капкан на тираннозавра?
Сенечка почувствовал, что клиент заинтересовался, и закивал.
— И на тираннозавра, и на дракончика можно сходить. Самохватный и самокусающий капкан. Редкость, между прочим. Такую штуковину так просто не купить, никто не продаст. Западло, то есть, табу! Посмотрите, какая работа, настоящее оркское железо, ему, этому капкану, уже столько тысяч лет, а он все кусается! Бери, начальник, не пожалеешь, недорого отдам.
Иван сунул руку в сумку, извлек оттуда Древнюю Боевую Челюсть, гордость оркских воителей, тускло и грозно сверкнувшую черно-красным железом.
Челюсть плотоядно оскалилась и командирским голосом рявкнула:
— Равняйсь! Глаза на меня, гнумский помет! Я вас научу весело помирать!
— Ишь ты, ругается! — восхитился Иван. — Точь в точь, как старшина в учебке, как бишь его звали? А, вспомнил, Несоленый!
При этом его тренированной солдатское тело само собой встало по стойке «смирно», чуть было не уронив челюсть, однако, не уронило, а держало на сгибе левой руки, на манер гусарского кивера.
— Тайваньская штучка? — полюбопытствовал между тем Василий, с некоторой опаской поглядывая на грозные зубы. — А я вот еще прикольную вещицу видел, такая сумочка, а из нее…
— Заткнись, штафирка, — презрительно лязгнули железные зубы. — Смазка для сариссы!
Василий замолчал и на всякий случай отступил в сторону.
— Сколько за командира хочешь? — спросил Иван. Ему почему-то показалось совершенно необходимым не столько заполучить странный говорящий капкан, сколько отобрать его у этого мелкого урки. Словно бы боевого товарища из запоя вытащить или из плена, что, собственно, близко по сути.
— Сто! — храбро сказал Сенечка и замер в вожделении.
— На! — брезгливо бросил Иван-солдат и сунул в мокрую перепончатую лапку комок смятых купюр. — И вали отсюда, пока цел!
Железная Боевая Челюсть на некоторое время успокоилась в солдатском ранце, утешившись тем, что на ее месте находились многие маршальские жезлы.
Докучливый торговец сувенирами, однако, валить никуда не собирался. Правда, от Ивана старался держаться подальше, так, на всякий случай, но надежды распродать прочий товар не оставил и теперь переключился на Василия, как на самого молодого, а следовательно, легко поддающегося психологической обработке. В рекламных целях он извлек из сумки Серебряно-алую Целовальную Челюсть и принялся вертеть ее перед гусляром на манер куклы, надеваемой на ладонь. При этом Целовальная Челюсть невнятно шипела и норовила плюнуть горлуму в физиономию, в чем несколько раз преуспела.
— У-у, зараза! — не выдержал Сенечка, когда особо удачный плевок повис на его остроконечном ухе, — Вот продам сутенерам, они тебе живо зубы пообломают!
— Эй ты, кукольник фигов, — возмутился Васька. — Кончай дурью маяться. Что там у тебя, давай, кажи!
Целовальная Челюсть вывернулась и окинула Василия серебристым томным взглядом. Хотя, по правде говоря, неизвестно, как у нее это получилось, но факт — окинула. Пухлые губы сложились сердечком и чмокнули воздух. Васька попятился.
— Душка! — сказала челюсть хрипловатым контральто. — Оттянемся?
— Это что еще за секс по телефону? — возмутился Василий.
— Именно! — радостно нашелся Сенечка. — Это новейшая гонконгская разработка для секса по телефону. Представляете, сколько бабок она может принести предприимчивому человеку.
— Фу, — сказала Челюсть. — Урод.
— Любопытно, — заинтересовался Василий. — А что-нибудь еще она умеет?
— Рисую, пою и пляшу, — скромно отозвалась Челюсть. — Насчет первого и последнего, я, конечно, погорячилась, а вот второе — истинная правда.
— А ну спой! — потребовал Василий. — Как это ты споешь, у тебя же ни легких, ни прочего, чем поют. Даже ног нет!
— Да уж, как умею, — скромно сказала Челюсть. — Только мне бы аккомпанемент желательно, а то я не всегда в тональность попадаю, если без аккомпанемента.
— Это запросто! — обрадовался Васька и перекинул электрогусли на грудь.
«Unchain my heartBaby let me be…»
Голосом Джо Кокера заблажила Целовальная Челюсть. И, надо сказать, так здорово у них с Васькой вдвоем получилось, что братьев дрожь пробрала. Даже Сенечка забыл на время про Коку и темные свои делишки и захотел чего-то напрочь забытого. Может быть любви?
— Сколько? — трясущимися губами спросил Васька-гусляр. — Сколько ты хочешь, за это чудо, зараза ты этакая?
— Нельзя же так, — плаксиво сказал горлум. — Мы же так не договаривались. Мне теперь полдня подлость восстанавливать, и цинизм понизился прямо до «не могу», меня же такого голыми руками возьмут! Мне же растрагиваться не полагается, я же хоть и мелкий, но злодей, все-таки… Забирай даром! Пользуйся, гад!
Васька молча вытащил деньги и сунул их горлуму, который машинально зажал их в кулаке и двинулся, было прочь, позабыв и про бизнес, и про то, что с ним сделают гоблины, когда поймают. А в том, что поймают, он почему-то ни секунды не сомневался.
— А ты собственно, какого пола? — между тем, спросил Васька у Целовальной Челюсти. — С одной стороны, вроде бы, женского, а с другой…
— Я мужская часть женского пола! — гордо сказала Целовальная Челюсть. — Вообще, мужчина без частей женского пола вообще, не мужчина. Без рук, без ног и прочего. И без головы, кстати. Так, червяк ничтожный, член ползучий. Понятно?
— Понятно! — ошалело ответил Василий. — Мне как-то до сих пор не приходил в голову такой взгляд на вещи, но, надо сказать…
Что было надо сказать, так и осталось неизвестным, потому что из потрепанной спортивной сумки донесся бархатистый голос:
— Господа, а что же вы про меня-то забыли?
— Это еще что такое? — подал голос Даниил, который все это время молчал, наблюдая за братцами, так не вовремя возжаждавшими сувениров, но, не вмешиваясь из природной деликатности и любопытства. Тем более что ничего плохого не происходило, а только волшебное, а это, согласитесь, стоит того, чтобы позволить ему произойти. Хоть иногда.
— Это я, — донесся из сумки немного смущенный, но донельзя приятный голос. — И не соблаговолите ли вы избавить меня от общества этого омерзительного типа, этого позора славного гоблинского рода? Поверьте, моя благодарность будет воистину безгранична!
— Интересно, на кой она нам, эта благодарность, да еще безграничная, — пробормотал Даниил, — На одних таможенных пошлинах разоришься. А вслух сказал:
— Да жалко, что ли! Эй, ты, как тебя там?
— Сеня, — отозвался слегка восстановивший прыть горлум. — Я Сеня, и у меня кое-что осталось именно для вас.
— Ну, так давай сюда, — невежливо бросил Даниил, которому страшно не хотелось покупать кота в мешке, точнее, нечто в спортивной сумке. — Сумку можешь оставить себе.
Извлеченная из пропахшего Кокой нутра старой спортивной сумки Парадная Челюсть воссияла в старой подворотне подобно утренней звезде. Да что там звезде! Подобно целому созвездию!
— Твои глазки, как алмазки! — только и смог сказать впечатлительный Василий, а практичный Даниил довольно хмыкнул и спрятал сокровище за пазуху, предварительно завернув в чистый носовой платок — хорошо, что таковой нашелся, а то неловко бы получилось.
Ну, бывай, дружок, — ласково попрощался Даниил с горлумом, сунул ему дежурную сотню и слегка подтолкнул, чтобы нацелить в нужном направлении. — Остерегайся дурной компании, и все будет в порядке!
Горлум почесал ушибленное место и потрусил по улочке в сторону бара «Голубой Павиан», где намеревался провести остаток дня в грусти и печали. На том месте, где у порядочных существ расположена душа, у него было погано. Словно некий нахальный гнум в кошелек помочился.
— В общем, так, — сказал Даниил, когда братья уселись в портовом кабачке и собрались перевести дух и выпить по кружечке пивка. — По-моему, нам пора домой. Что-то этот рай мне начинает понемногу надоедать. Сувенирчиками мы запаслись, так что делать нам здесь решительно нечего. Да и жены мои нас, небось, уже обыскались. Слышите, к обеду звонят!
