И ведь ласковое сказать хотела, но Мирина так зыркнула синими глазами из-под растрепанной волны волос, что Загорка сразу притихла. О том, чтобы собирать госпожу к выходу, даже не заикнулась. Пусть отлежится. С утра ей всегда плохо, но ближе к полудню наверняка оправится да велит себя принарядить.
А вот кухарка Голица оказалась более сообразительной и сноровистой, чем Загорка. Явилась в одрину госпожи с целой крынкой ароматного мятного отвара.
– Вот, голубушка наша, я настой принесла, какой вам поможет. С вечера мяту настаивала густо, да и с утреца свеженького отвара добавила. Чтобы запах был крепче, чтобы помогло тебе. Испей-ка, милая моя. Когда бабу в тягости так мутит, мята стоялая самое то, что нужно.
Загорка не вмешивалась, замерла в стороне с обиженным видом. Надо же, в других теремах-усадьбах именно горничная самый близкий человек для хозяйки, а тут какая-то повариха все внимание госпожи на себя отвлекает. Ну чисто матушка родимая. А Загорку при этом могут и выставить. И ладно бы о делах хозяйских говорили, тут понять можно. Но Мирина в домашние дела не сильно-то вникает, все в доме на белобрысой вековухе Яре держится. И тем не менее именно с Голицей Мирина нет-нет да и закроется в одрине, шепчутся о чем-то. Загорке от этого обидно, хотя ей и рассказывали, что с первых дней, как Мирина вошла в дом женой купца Дольмы, так повелось.
Да и сейчас, выпив мятный настой и передохнув, Мирина, будто маленькая, прильнула головой к плечу кухарки, а та все голубила ее, утешала.
– Что ж поделаешь, милая, у баб, когда они в тягости, такое часто случается. Зато когда родишь да прижмешь к груди своего малыша, вот уж возрадуешься!
Мирина молчала. Никогда раньше она на хвори не жаловалась, здоровой была, красивой, спелой, как яблочко наливное. И хотя одно время пошли слухи, что и вторая супружница соляного купца бесплодна, постепенно они затихли, ибо, глядя на румяную, статную Мирину, люди сошлись на том, что всему свой час. Ну а теперь вообще никто слова злого о Мирине сказать не посмеет.
– Эй, Загорка, а ну-ка поди помои вынеси, – кивком указала Голица служанке на бадью. – Стоишь как колода. Делом займись.
Ну, дело горничной как раз утешать госпожу. Да и с чего это кухарка ей приказывает? Ух и властная же Голица! Всего-то прислуга от печи, но взяла волю повышать голос на челядинцев. А ведь по положению в доме Загорка ее повыше будет, она теремная девка, а не пришлая с хозяйского двора.
Но не успела Загорка все это высказать, как Мирина подняла руку.
– Выполняй, что тебе велено, девушка!
Ну не обидно ли? А приходится подчиниться.
Когда горничная удалилась, Мирина откинулась на пышные подушки и спросила:
– Что за дело у тебя, верная моя Голица?
Кухарка выждала немного, поправляя на голове повойник. И сказала:
– Я вот подумываю оженить сына своего Бивоя.
– И то ладно, – вздохнула Мирина. У самой под глазами круги, личико бледное, волосы сбились на одну сторону, а все равно красавица. – И кого присмотрела для сыночка? Кого-то на стороне или из своих? Девок при нашем дворе хватает. Загорку мою за него не желаешь? Давай. Я ей приданое хорошее справлю. А может, Бивой на разбитную Будьку обратил внимание? Она пригожая, даже купец Хован на нее поглядывает.
Голица молча смотрела на госпожу. Лицо у кухарки круглое, щеки такие пухлые, что глаза кажутся узкими. И смотрит с хитрым прищуром.
– Зачем моему Бивою эта Загорка? – спросила Голица, чуть выждав. – Он что, не видит, что на роже ее противной будто горох молотили? Да мать ее словно от барана понесла – ну чисто овца овцой обликом.
– Ты мою девушку не обижай. Она хоть и не красавица, но с хорошим приданым…
– Говорю же, не нужна Бивою Загорка! – резко перебила Мирину Голица. И уже мягче продолжила: – Вы сами подумайте, Бивой мой славный парень. Да и по натуре своей добрый, покладистый.
– Как же, покладистый. Вспомни, как он уперся, когда Дольма к Почайне его в тот день кликал на обряд крещения.
– Я же вам сказывала, почему Бивой тогда отказался. Осраму не хотел на себя взять. Он хоть и простого положения, но гордый. Есть в кого. Зато в обычной жизни Бивой всегда послушен и незлобив, ну чисто сам Род-прародитель добрый. Да и собой парень хорош – сажень косая в плечах, усищи ну чисто варяжские.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– К чему ты клонишь, Голица?
Повариха еще пуще прищурилась. Склонилась к Мирине.
– А к тому, что какая-то холопка дворовая ему не подойдет. Зато при хорошей жене Бивой будет как иной боярин выглядеть. Чем не жених для вас?
Мирина настолько оторопела, что слова вымолвить не могла. А потом вдруг засмеялась, мелко и беззвучно.
– Это мне за холопа дворового идти? Да еще после Дольмы прославленного? – И схватила Голицу за пухлые руки. – Ты что, погубить меня надумала, кикимора?
– Отчего же погубить? – с силой отстранилась Голица. – Да и не тороплю я вас. Вам еще дитя родить надо, укрепиться в своем положении. А Бивоя можно тем временем услать в торговое плавание. После того как корабелы вернутся да с делами управятся, они начнут к следующему походу готовиться. А вы Бивоя снова с ними отправите, уже как смотрящего за караваном судов. А вернется он… ну чем не купец будет! Кровь-то в нем хорошая, благородная. К тому же послушный он, с ним у вас бед не будет. Я сама за тем присмотрю. Вы же будете, как и теперь, сама себе хозяйка. С таким-то мужем покладистым.
Мирина смотрела на нее, широко распахнув ясные барвинковые очи. А заговорила… Голос был охрипшим, как после удушья:
– Ты что же, не соображаешь? Да меня люди засмеют! Позор мой на весь Киев известен станет. Чтобы богатая вдовица да за холопа пошла!
– Я же сказала… – начала Голица, но Мирина резко вскочила. И ее тут же повело. Голова пошла кругом, и ей пришлось ухватиться за резной столбик изголовья, чтобы не упасть. А Голица тут как тут, поддержала, мягко усадила обратно.
– А какой муж вам еще нужен? Решили кого-то из людей князя присмотреть? Ха, я ваш гонор знаю. Да только не всякий муж с подворья Владимира будет столь учтив и покладист, как вы привыкли. Или думаете, что Радко непутевый вам лучшим мужем станет? Он-то пригожий парень, но что у этого оглашенного на уме… Вам ли его не знать? Такой, как он, немало бед вам принести может. Сами должны понимать.
Мирина мелко дрожала, дышала бурно. А Голица уже услужливо налила ей в чашу мятного отвара, но прежде чем протянуть, сама сначала пригубила.
– Ох и хорош! Словно холодком от единого глотка повеяло. Я пробовала прежде, чем вам нести. Что попало не подам.
Мирина послушно отпила из поднесенной чаши. Смотрела перед собой расширившимися глазами.
– Не ожидала я от тебя такого, Голица.
– Говорю же, не тороплю вас. Тут с умом подойти надо. А что я не дура, вы сами знаете, – похлопала она по руке хозяйку. И хохотнула, колыхнувшись всем телом. – Ну не за Вышебора же вам идти! Сами это понимаете. Хотя он и не против. И сила у него мужская есть. И учтите, без присмотра Дольмы, да еще при Моисее верном, он на всякое решиться может.
Мирина посмотрела на кухарку, и ее бездонные густо-синие глаза наполнились слезами.
– Погубишь ты меня, баба глупая. А того не ведаешь, что Творим меня уже сватает. А он много зла мне сделать может. Дольма-то ему сознался, что бесплодный.
– Как же бесплодный, если вы в тягости? – пожала плечами повариха. – И пусть Творим голову вам не морочит. Мы всем двором против него пойдем, если нужно будет. Уж тут я настрою людей. Я смогу, – подбоченилась она.
Мирина поникла. Голова ее склонилась, как цветок на стебле, пышные, словно мех соболя, волосы упали, скрывая лицо.
– Я обдумаю все, Голица, – молвила покорно.
– Ну вот и ладно. Повторюсь, что не тороплю. Вы разродитесь сперва. А до той поры я донимать вас не стану.
И, с важным видом перекрестив хозяйку, Голица вышла, не забыв при этом поклониться у дверей. Как и положено. Только в ее заплывших глазах горели недобрые искорки. Пусть хозяйка поймет, с кем дело имеет.
