бархатом кресла полукругом окружали камин, а на подставке в углу стоял деревянный ящик, который Ханна назвала зоопраксископом.
Когда служанка провернула его, Рен чуть не подпрыгнула от испуга. Электрический свет внутри него вспыхнул, отбрасывая движущееся изображение на стену. Она наблюдала, как олень скачет галопом по заснеженному лесу, каждый его шаг был тщательно проиллюстрирован. «Первая реакция людей никогда не разочаровывает», – сказала Ханна с плохо скрытой ухмылкой.
Хэл дотащился до кресла у окна и откинул голову на подушку. Из-за болезненно сведенных бровей и длинной обнаженной шеи он выглядел таким уязвимым. Рен сглотнула одновременно с движением его кадыка.
Очевидно, он все еще злился на нее. Рен знала, что заслужила подобное обращение. Он разговаривал с ней как с равной, терпеливо опроверг ее предубеждения и начал разбираться с собственными. Рен не могла до конца понять свое сердце. Она решила держаться от него на расстоянии, ненавидеть его. Но все же…
Богиня, будь он проклят за то, что все так усложнил.
Она подошла к кофейному столику, где оставила поднос еще до того, как разбудила Хэла. Нелли, кухарка, отдала поднос Рен после того, как она пообещала сообщить, насколько Генри понравился ее новый рецепт глазури. Рен не была до конца уверена, что он сделал, чтобы заслужить любовь, но тем не менее она дала честное слово.
Нелли в самом деле превзошла себя. Рядом с цветочным чайником стояли керамические чаши, наполненные сливками и сахаром, а также двухъярусная подставка. Бутерброды с копченой рыбой и огурцами почти полностью заполнили первый уровень. На втором лежали крошечные пирожные, украшенные засахаренными травами. На ее вкус, это было слишком потворствующе, но кто она такая, чтобы отказывать умирающему в утешении десертом?
Она аккуратно налила чашку чая и протянула ему.
– Итак, Кавендиш. Я выяснила, чем ты болен.
Хэл сделал большой глоток чая.
– Правда?
– Это кровь Богини. – Она перевернула еще одну чашку на блюдце и налила себе чай. Пар с ароматом бергамота и лаванды согрел лицо. – Тебя отравили.
Сначала он сидел ужасно неподвижно, только нахмурив брови. Затем, словно она ничего не рассказала, подался вперед и взял кусочек торта. Рен недоверчиво наблюдала за ним, когда он отправил его в рот и торжественно прожевал. После нескольких секунд бесконечного ожидания он сглотнул.
– Понятно.
Несколько дней назад она бы, возможно, удивилась отсутствию реакции, даже учитывая, что он демонстрировал эмоциональный диапазон как у валуна. Но сегодня она ненавидела себя за это. Он должен был хоть что-то почувствовать. Где была вспышка боли, которая мелькала раньше? Она тосковала по связи между ними – по проблеску уязвимости. Она хотела бы видеть что угодно, только не равнодушие.
А пока ей приходилось довольствоваться наблюдением за тем, как он, мрачный, как всегда, выбирает маленькие четвертинки торта, будто продумывает шахматные ходы. У нее возникло желание выбить кусочек из его руки.
– Я говорила, что не буду ничего обещать, пока не поставлю диагноз. – Он смотрел не на нее, а на последний кусок торта. Когда Хэл потянулся за ним, она схватила его и положила на язык, он растворился во рту, оставив послевкусие апельсина и меда. На этот раз, по крайней мере, он признал ее существование злобным взглядом. – Кровь Богини – самый смертоносный яд в мире, а я не специалист в этой области. У меня нет гарантий, что я спасу тебя. Поэтому мне нужна информация заранее, если я собираюсь потратить на это свое время.
– Я не могу.
В ней вспыхнуло раздражение.
– Почему нет?
– У меня нет прав на твою доброту и нет рычагов воздействия. Я не могу умереть здесь.
– О-о-о, поверь мне. Очень даже можешь.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Я никогда не понимаю, что ты имеешь в виду, – кисло произнесла Рен. – Ты самый малопонятный человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни.
Его челюсть напряглась.
– Потому что я не могу доверять тебе.
– При этом я должна верить, что ты не лжешь мне?
– Ты всегда можешь уехать отсюда, – сдержанно ответил он. – Не важно, полезна моя информация или нет, ты ничего не теряешь.
– Конечно теряю! – Рен схватила его за воротник, притянув к себе так близко, что смогла разглядеть суровый блеск в темных глазах. «Хорошо. Он все еще борется». – Один их тех, кто исчез, был моим другом. Он был в моем подразделении и однажды не вернулся с патрулирования. После него ничего не осталось. Никаких улик. Вообще ничего. Словно он перестал существовать.
Хэл казался невозмутимым.
– Если Весрия в самом деле не стоит за этим, значит, обе наши страны находятся под ударом. Если я не смогу убедить Изабель, что твои люди не ответственны за это, она начнет войну. Уже исчезло шесть человек. Для тебя это ничего не значит? Если ты умрешь до того, как расскажешь мне все, что знаешь, скольких еще мы потеряем?
– Предварительная информация не поможет тебе. – Хэл убрал ее пальцы от своего воротника. – Я дезертировал, потому что никто не хотел отправлять меня. Я один изучал эту зацепку. Если ты веришь, что твоя королева одобрит расследование здесь – или что Кернос пустит подразделение солдат в свою страну, – тогда ты более наивная, чем кажешься.
Они были невероятно близки друг к другу, его пальцы все еще сжимали ее запястье. Ее пульс бешено бился под его большим пальцем.
– О чем ты говоришь?
– Если ты передашь информацию королеве, тебя высмеют все в Северной Башне. Никто не поверит тебе.
– Тогда что в этом хорошего? Ты обманул меня!
– Я обещал информацию, и ты получишь ее. Не важно, будет она для тебя полезна или нет.
– Понятно. Только ты сможешь раскрыть это дело. Все остальные в Дану и Весрии слишком недалекие и продажные, чтобы все выяснить, и если я дам тебе умереть, то раскрытие дела умрет вместе с тобой. Как удобно. Какую же ловушку ты для меня приготовил.
– Да, – ответил он коротко, как будто немного раздраженно. – Совершенно верно.
Насколько он упрям? Он был готов рискнуть всем, и это так… так разозлило ее. Если для него не будет выгоды, он заберет Байерса с собой в могилу. Это лишило ее надежды и погрузило в отчаяние.
– Я не та глупая девчонка, за которую ты меня принимаешь. Ты не сможешь мной манипулировать. – Она понизила голос. – Ты всего лишь трус. Если ты ставишь собственную жалкую жизнь выше жизни своих солдат, то ты не годишься на роль лидера.
– Ты закончила?
– Нет. Не закончила. Ты сказал, что дезертировал, поскольку никто не хотел отправлять
