девочки, — а сомнений в этом у меня никаких нет, значит козырь удвоился. Тут не надо быть дипломатом, математика решает — два-то, по-любому больше чем один.
— У меня телефон есть. — удивленно взирая на разыгравшуюся перед нами сцену, сообщила медсестра. — Только у него камера не очень, и он в раздевалке. Но если нужно, я принесу.
Подтвердив что телефон нужен, и качество камеры не так уж важно, лишь бы снимала, я посторонился, и выпустил девушку.
Отсутствовала она недолго, и когда вернувшись, передала мне телефон, я тоже засомневался в качестве снимков. Кнопочный, со съеденными кем-то кнопками и затёртым объективом, доверия он не внушал.
— Узнаваемо? — выбрав нужный ракурс, я сделал несколько снимков, и передал телефон мужикам.
— Я не вижу вблизи... — отмахнулся Василич, и передал телефон Сане.
— Ну-у... — скептически протянул тот, — если не придираться...
— Да нормально вроде. — заглянул Антон. — Лица видать, родственники-то, по-любому узнают.
Оставив медсестру с девочкой, мы встретили в коридоре «тётю Танью», и вкратце разъяснив ситуацию, попросили её помочь с ребёнком, а сами двинулись на выход.
— Не знаю... — тяжело вздохнул Василич, когда мы вышли из больницы, и устроились в теньке, на стволе поваленного дерева.
— Чего ты не знаешь? — усталость брала своё, и я тоже вздохнул. Сейчас бы лечь где-нибудь, хоть вон, под кустиком, и поспать, пока не надоест. А не вот это вот всё.
— Да ничего я уже не знаю... — махнул рукой он. — Бежим, бежим всё куда-то... А выхода-то, один хрен нету!..
— Если есть вход, значит должен быть и выход. — глубокомысленно, во всяком случае попытавшись чтобы это так выглядело, изрёк Антон.
Мне же говорить не хотелось. Всё это время, что пришлось провести вне станицы, я много чего передумал. — Прошлое, будущее, настоящее. Наш мир, не наш мир. Всё смешалось, замылилось... И чтобы разобраться во всей этой чехарде, надо было хорошенько перезагрузить мозг. Вот прямо так, как компьютеры перезагружают, только с поправкой на разность механизмов.
Не знаю, может оно и не поможет, но думать о будущем, находясь в настоящем, в том виде в каком оно сейчас есть, было крайне мучительно. Ведь по сути, — итог один, как бы мы не ёрзали. Боеприпасы заканчиваются, люди выбывают, а всякой гадости вокруг нас, конца и края нет. А ведь я ещё совсем недавно боялся как меня встретят безлошадного, переживал.
— Вызывают! — подскочил Саня, и что-то сказал в рацию. Там зашипело, пощелкало, и заговорило в ответ.
— Через полчаса ждут там же!
— Погодь. Скажи что через час только сможем, пусть помучаются. — Вмешался Василич.
Саня посмотрел на меня, я кивнул, и только после этого он взялся за дело.
— Они согласны. Но просят ребенка с собой привести.
— Не отвечай. — вновь встрял Василич. — Хотя постой, ответь, скажи им что у нас для них сюрприз имеется, пусть репу почешут, подумают-погадают.
Саня вновь посмотрел на меня, и получив подтверждение, послушно перевёл.
— Они согласны, будут ждать. — когда рация разразилась длинным повествованием, но качество связи почему-то ухудшилось, и наш переводчик смог уловить только суть, уместившуюся в четыре слова.
Будь моя воля, я бы перенес встречу на час назад. Уж больно не хотелось сидеть просто так. Но сделанного не воротишь, и оставшееся до переговоров пришлось высиживать на том же пеньке.
— Как Леньку-то убили? — подсел поближе Василич.
— Да... Шальная пуля. — не стал я вдаваться в подробности.
— Эти? — Кивнул он в сторону чужого лагеря.
— Нет. Наши, с города. Он узнал даже кого-то.
— Наши? — переспросил Василич.
— Ну... Русские...
— Похоронили?
— Конечно. — кивнул я.
— Съездить бы... Место запомнил?
Степь, она ведь вся одинаковая. Можно уверенно отметить место, и через два часа не найти его. Любому ориентиру типа камня, холма, или ещё чего то природного, найдется родной брат, и ты так же с уверенностью будешь утверждать что вот он, этот камень и есть. Я много раз сталкивался с подобным, поэтому и сейчас утверждать не стал, пожав неопределенно плечами.
— Жаль... — правильно расценив мой жест, вздохнул Василич, и надолго замолчал.
Я же, чтобы не свалиться в накатывающую безысходность, пытался привести в порядок мысли.
«Тут кусочек, там кусочек, не садись ты на пенёчек». Примерно так обстояли дела у меня в голове. Куски полученной информации никак не вязались друг с другом, являя собой, наверняка достоверные, но порой исключающие друг друга вещи. Не помню как называется это явление когда в голове всё настолько переклинивает, но определенно знаю что в таких случаях без разговоров увозят в дурку.
Вот как сейчас, сижу напротив Василича, а за его спиной, в тени кустарника, вижу Леонида. И не просто вижу, он ещё и разговаривает со мной.
— Что в танке главное? — заявляет он, подбоченясь.
Присказку эту я знаю, но отвечать не хочу. Дурки у нас нет, но рубашка смирительная всегда найдется. Поэтому отмалчиваюсь, пытаясь развидеть некстати появившееся приведение.
— Ага. Ты еще пальцы крестиком сложи, вернее будет. — снисходительно на меня глядя, усмехается Леонид, усаживаясь рядом с Василичем.
Я молчу, отворачиваюсь, и буквально силой заставляю себя не смотреть в его сторону.
— Ладно. — говорит он, — можешь не отвечать, но послушай что тебе умный человек скажет.
Инстинктивно отрываясь от созерцания щебёнки, я встречаюсь с его насмешливым взглядом..
— Да не ссы ты! Не съем! — призрак, уже не стесняясь, встает, и по товарищески хлопает меня по плечу.
И я, на удивление, чувствую этот удар, хоть и не должен.
— Чего? — «оживает» почти уснувший Василич. — Ты что-то сказал?
— Нет, тебе показалось. — успокаиваю его под насмешливым взглядом призрака.
— Да уж... — вздыхает Василич, смотрит на часы, бормочет что-то непонятное, и снова переходит в «режим ожидания».
Я же, надеясь что удастся избавиться от назойливого видения, «отпрашиваюсь» в туалет. Пройдусь, умоюсь, глядишь и отпустит. Всё таки переутомление, штука неприятная.
Поднявшись, иду к торцу здания. Туалеты сейчас все на улице, ни канализации, ни центрального водопровода у нас нет, поэтому дойдя до места где расположились характерные «домики», скрываюсь
