При обсуждении другого вопроса меня перебил напыщенно-гневный Дэнис Хили, когда я процитировала «Сандэй Телеграф», согласно которой он заявил: «Я никогда не экономлю. Если у меня есть деньги, я иду и покупаю что-нибудь для дома». Дэнис Хили был очень возмущен, так что мне было приятно уступить ему по этому вопросу, сказав (имея в виду, что, как и другие политики-социалисты, он владел собственным загородным домом): «Я рада, что теперь очевидно, насколько бережлив канцлер. Знаю, что он верит в покупку домов в хороших районах, где живут тори». Никто не утверждал, что остроумие в Палате должно быть изысканным, чтобы производить эффект. Это выступление подняло моральный дух нашей парламентской фракции, а с ним и мою репутацию.
Тем временем Алек Дуглас-Хьюм, перешедший в Палату лордов в качестве лорда Хьюма, согласился председательствовать в комиссии, следя за процедурой выборов лидера. В среду 20 ноября я получила записку от Джеффри Финсберга, соседа по избирательному округу, которая гласила: «Если ты примешь участие в выборах, то почти наверняка победишь. Со своей стороны я надеюсь, ты выставишь свою кандидатуру, и я сделаю все, что смогу, чтобы помочь». Мне тогда казалось, что даже после шумихи, поднятой Эдгбастонской речью Кита, он должен стать нашим кандидатом.
На следующий день, когда я работала в своем парламентском кабинете, позвонил телефон. Это был Кит, сказавший, что он хотел зайти и поговорить. Как только он вошел, я поняла, что это нечто серьезное. Он сказал мне: «Мне жаль, я просто не могу участвовать в выборах. С тех пор как я произнес ту речь, пресса караулит меня возле дома. Они безжалостны. Хелен [его жена] больше не может терпеть, и я принял решение, что не участвую в выборах». Его решение было твердым. Я была на грани отчаяния. Мы просто не могли оставить партию и страну во власти Теда и его политики. И я услышала, что говорю: «Слушай, Кит, если ты не выставишь свою кандидатуру, то я выставлю свою, потому что кто-нибудь, представляющий нашу точку зрения, должен это сделать». Больше было нечего сказать.
Я ничего не знала о том, как вести кампанию за лидерство. Я постаралась пока отодвинуть это на задний план и сконцентрироваться на финансовом законопроекте, над которым работала. Так или иначе, новость распространилась, и мне стали звонить и слать записки в знак поддержки друзья. Поздно вечером я вернулась домой на Флуд-стрит и сказала Дэнису о своем намерении. «Ты, должно быть, сошла с ума, – сказал он. – У тебя нет и шанса». Он говорил дело. Но я не сомневалась, что он все равно меня поддержит. На следующий день Фергюс Монтгомери, мой личный парламентский секретарь, позвонил мне, и я сказала ему, что Кит не будет выставлять свою кандидатуру, но я выставляю свою. Я думала, как лучше всего донести эту новость до Теда. Фергюс полагал, что лучше всего это сделать лично.
Я пошла на встречу с Тедом в понедельник 25 ноября. Он сидел за своим столом в парламентском кабинете. Стараясь не думать о том, как не ранить его чувства, я вошла и сказала: «Я должна сказать тебе, что я приняла решение бороться за лидерство». Он холодно посмотрел на меня, повернулся спиной, пожал плечами и сказал: «Если должна…» Я выскользнула из комнаты.
При таких обстоятельствах в понедельник я впервые должна была встретиться с прессой, чтобы объявить об участии в борьбе за лидерство в партии тори. Я была рада, что могла положиться на помощь и совет Гордона Риса, который стал мне другом и присутствовал на некоторых из моих интервью с журналистами. Конечно, главное внимание сосредоточено было на том, что я женщина.
Кружок Теда и, я полагаю, одна персона из Центрального офиса отыскали нечто, что, как они надеялись, поможет им разрушить мои позиции, как то, что случилось с Китом. В интервью, которое я дала «Предпенсионному выбору» больше двух месяцев назад, я дала совет пожилым людям, пытающимся свести концы с концами в обстоятельствах, когда цены на продукты питания быстро росли. Я сказала, что надо запасаться консервами. Такой совет я слышала, когда сама была ребенком. Любая хорошая домохозяйка ходит по магазинам и закупает продукты, когда они продаются дешевле.
К моему ужасу, в среду 28 ноября пресса была полна историй о моем предложении «складировать» еду. Некоторые явно использовали это интервью, чтобы представить меня злой, а главное, «буржуазной». Это было преподнесено неглупо. Обыгрывался снобизм консерваторов, потому что между строк читалось: «Только этого и можно ждать от дочери лавочника». Это напомнило публике, что писалось о «воровке молока» из Министерства образования.
Это был настоящий цирк. Группы давления начали выражать свое недовольство. Говорят, делегация домохозяек приехала из Бирмингема, требуя, чтобы я выдала им консервы. Химики-пищевики объясняли последствия слишком длительного хранения в кладовой консервированных продуктов. Мартин Редмэйн, бывший «главный кнут», надежная фигура в партийном истеблишменте, а теперь заместитель председателя «Хэрродз», появился на телевидении и сказал, что «любое побуждение к панической скупке… противоречит общественному интересу». Думаю, кладовая лорда Редмэйна хранила нечто более соблазнительное, нежели несколько банок лосося и отварной солонины. Пришлось пригласить телевизионщиков ко мне домой на Флуд-стрит и предъявить им содержимое моей кладовой и серванта. Это, возможно, убедило кое-кого из иерархии тори в том, что вкусы и стандарты моей семьи не соответствуют тому, чего следует ожидать от человека, стремящегося к лидерской позиции в партии.
В своем стремлении не дать заглохнуть этой истории мои оппоненты зашли слишком далеко. В пятницу 29 ноября я была в Саут Глусестершире, избирательном округе Джона Коупа, когда моя секретарь Алисон Уорд позвонила, чтобы сказать, что по радио передают, что меня видели в магазине на Финчли Роуд, покупающей огромное количество сахара. (Сахар тогда был в дефиците.) Алисон уже проверила и узнала, что на самом деле такого магазина нет. Это была откровенная ложь. Твердое опровержение покончило с ней и всей этой сюрреалистичной кампанией. В то время, однако, я была сильно ею огорчена. Иногда мне хотелось расплакаться. Иногда меня трясло от гнева. Но, как я сказала Биллу Шелтону, члену парламента от Стритхема и другу: «Я видела, как они сломали Кита. Но меня им не сломать».
Все, что случилось, лишь добавило мне решимости заявить о выдвижении своей кандидатуры. Кроме того, были разговоры о том, что Эдвард дю Канн тоже хочет выдвинуться в качестве кандидата. Как председатель «Комитета 1922 года» и мужчина, он обладал шансами завоевать больше поддержки, чем я.
Одного из главных сторонников Эдварда дю Канна, Эри Нива, члена парламента от Абингдона и коллегу Эдварда по «Комитету 1922 года», я довольно хорошо знала. В годы моей адвокатской практики мы встречались в кабинетах судий, и он был моим соседом по Вестминстер Гарденс. Э. Нива был человеком тихим, но очень уверенным в себе. Будучи писателем и героем войны, сбежавший из Колдица, он был окружен аурой романтики. Он многое пережил и знал о жизни много больше, чем большинство членов парламента. Среди его достоинств особое место занимала Диана, его изумительная жена. В конце 1950-х он занимал пост младшего министра, но ушел в отставку по болезни, и, насколько я понимаю, Тед безжалостно предрек ему конец карьеры. Было трудно определить политические взгляды Эри. С идеологической точки зрения я не воспринимала его как человека правого крыла. Мы хорошо ладили, и я знала, что наше уважение обоюдно, но мы не догадывались, какими близкими друзьями нам предстояло стать.
Вскоре после того как стало известно о моем решении выставить свою кандидатуру, Эри пришел ко мне. Он надеялся убедить Эдварда дю Канна выставить свою кандидатуру, но тот колебался: сосредоточившись на карьере в Сити, он не хотел ее бросать.
Ослабление позиции Теда стало следствием объявления Комитета внутренних дел во вторник 7 декабря, согласно которому выборы лидера тори должны проводиться ежегодно; а, чтобы принять в них участие, нужно лишь лицо, предложившее кандидатуру, и лицо, ее поддерживающее. Необходимое большинство для победы в первом туре голосования было увеличено до 50 % плюс 15 %. Это означало, что лидер, находящийся в затруднительном положении, должен был получить большое преимущество при голосовании.
В среду 15 января Эд. дю Канн официально заявил, что не будет участвовать в борьбе за лидерство в партии. Дорога для меня была открыта. Теперь было жизненно важно собрать надежную предвыборную команду. В тот же день я провела заседание комитета оппозиции по вопросам о финансовом законопроекте. Фергюс только что узнал, что по делам парламента ему предстоит поездка в Южную Африку, хотя он тогда еще думал (ошибочно, как выяснилось), что вернется к проведению первого тура голосования. Он попросил Билла Шелтона вести мою кампанию в его отсутствие, и Билл согласился. Я обрадовалась, когда Билл мне об этом сказал, потому что знала, что он преданный и талантливый сподвижник.
