— Ты что же, против социалистического соревнования выступаешь? — оборвал Макара секретарь комитета комсомола.
У Макара внутри все кипело. Пробудившаяся в нем ответственность за дело, которое он теперь делал, внутреннее чутье подсказывали ему, что в цехе нарушены главные принципы социалистического соревнования. Ведь он слышал и читал, что социалистическое соревнование — это не состязание вперегонки. Соревнование тогда только достигает цели, когда каждый болеет за всех, когда идущие впереди помогают отстающим, а не ставят им подножки.
— Это же не соревнование, когда плавки уходят в под! — выкрикнул он в сердцах.
— А ты бы картуз свой подставил, — раздался чей-то насмешливый голос из-за колонны.
Макар посмотрел в ту сторону, откуда донеслась реплика.
— Кто там за столбом прячется? Пусть выйдет да расскажет, отчего у нас такие безобразия, — вызвал он.
Было ясно, что в схватке с секретарем комитета комсомола верх взял Макар. И сам Макар чувствовал это и с усмешкой сказал:
— Видите, глаза показать боится.
Тогда секретарь стал выговаривать Мазаю:
— Кто тебе право дал такое говорить? На любой печи уход плавки случиться может.
Сильно рассердившись и потеряв над собой контроль, Мазай ударил кулаком по спинке стоявшего перед ним стула и выкрикнул;
— Нет, не может уйти!
Удар был таким сильным, что стул рассыпался. Дугин еще пуще стал кричать:
— Держать себя не умеешь! Смотри, комсомольский билет отберем…
Макар не стал дослушивать. Схватив шапку и выкрикнув какие-то грубые слова, он выбежал из помещения, где шло заседание.
А очутившись на улице, Макар понял, что совершил непростительную ошибку, и решил: теперь у него один выход — уехать с завода.
«Все кончено», — сказал он себе и поплелся по улицам куда глаза глядят. Так он дошел до «Павильона минеральных вод». Там всегда толкались любители выпить. Макар несколько минут постоял у входа и… вошел внутрь. Сколько он там пробыл, Макар потом и сам не мог вспомнить. Где еще бывал — тоже сказать не мог. Домой он пришел под утро, растерзанный, в рваной рубахе, без пиджака, с большим синяком под глазом.
Пелагея Сидоровна только руками всплеснула:
— Тебе же в ночь на смену надо было.
Но Тихон Сергеевич буркнул:
— Дай ему выспаться, разговор будет потом.
Макар, однако, не стал ложиться, он начал собирать свои вещицы.
Тихон Сергеевич строго спросил его:
— Куда это ты собираешься-то?
— Не вышла моя жизнь, — глухим голосом ответил Макар. — Уеду куда глаза глядят.
Он рассказал Тихону Сергеевичу о собрании и о том, как на него взъелся секретарь комитета комсомола и как он, Макар, в конечном счете не выдержав, выругался и удрал с собрания. А теперь ему больше мартена не видать.
Тихон Сергеевич долго молчал, потом сказал:
— Выходит, не тебе с завода уходить надо, а Гармашу. Дожил человек до седых волос, а плавку упустил. А тебе зачем уходить? Молодой ты, чересчур горячий! Я сам в цех пойду. К Боровлеву пойду. Поговорю с ним. Заодно узнаю, как они до такой жизни дошли.
Камольников и в самом деле собирался в цех. Положение в мартеновском цехе давно беспокоило заводской партийный комитет. Об инциденте, происшедшем на заводском комитете комсомола, стало известно секретарю парткома. Решили создать комиссию, чтобы разобраться в причинах участившихся в цехе аварий. В состав комиссии включили ушедшего на пенсию старого сталевара коммуниста Камольникова. Тихон Сергеевич от души порадовался, когда к нему зашел секретарь заводского партийного комитета и предложил принять участие в комиссии — конечно, если здоровье это ему позволяет.
И на второй день Камольников вместе со своим подопечным отправились в цех. Пришли к началу предсменного собрания.
В помещение красного уголка они вошли в момент, когда председатель только что объявил открытым сменно-встречное собрание. Народу набилось много. Не всем хватило места на скамьях, многие устроились на подоконниках или сидели на корточках прямо на полу. Окна были открыты, но было сильно накурено, и дым плыл над головами. Тихона Сергеевича пригласили занять место за столом.
Заступившие на смену сталевары поочередно докладывали о положении на печах. Оказалось, что к трем часам поспеют плавки сразу на трех печах. Принять сразу три плавки нет возможности — не хватит ковшей. Начальник смены обещал принять меры, чтобы выйти из трудного положения, но всем было ясно, что придется задержать готовые плавки.
— А потом будете спрашивать, с чего под разъедает?! — с места сказал Гармаш.
— На спрос, Никита Иванович, обижаться нельзя, — ответил мастер.
До начала смены еще оставалось минуты три, народ стал расходиться по рабочим местам. В цех направился и мастер; он остановился возле печи, на которой вторым подручным в эту смену стоял Мазай. Из нее вот-вот должны были выпустить плавку.
Макар взял пробу, сталь оказалась мягкой — такой, какая требовалась по заказу. Решили металл выпускать. Камольников тоже подошел к этой печи, посмотрел пробу. Но его интересовала не проба. Хозяйским глазом он окинул площадку возле печи и не обнаружил заправочных материалов.
— После выпуска металла вы разве печь не заправляете? — спросил Тихон Сергеевич.
Если бы такой вопрос задал кто-нибудь другой, то можно было бы подумать, что человек азов сталеварения не знает. Но этот вопрос задал опытнейший сталевар.
— Как же без заправки-то?!
— Я и подумаю. Однако не вижу нигде заправочных материалов.
А тем временем у задней стенки печи собрались мастер, технолог. Первый подручный раз-другой ударил по выпускному отверстию — оно не поддавалось. Пришлось применить кислород, но и с его помощью не скоро удалось прожечь отверстие. И только когда сталь пошла, вспомнили, что печь надо готовить к следующей плавке, а на площадке все еще не было заправочных материалов.
Теперь уже и сталевар взволновался и стал кричать на подручных. Те куда-то побежали, на носилках стали подносить к печи что требовалось.
Печь опорожнилась. Сталевар и его подручные взялись за лопаты, чтобы забросать в печь доломит. Делали они это кое-как, как бы выполняя скучную обязанность. Камольников это почувствовал, он быстро подошел к печи и сказал:
— Это же не заправка! Давайте-ка цепочкой! Расставив людей по цепи, он сам взял в руки лопату.
Он забросил лопату, за ним то же самое сделал сталевар, затем первый, второй подручные. Камольников следил за тем, чтобы материал ложился в печь ровно, без бугров, чтобы он быстро и хорошо приваривался. Те самые люди, которые еще несколько минут назад вяло, едва передвигая ноги, тащились к печи, теперь ритмически, словно они делали гимнастические упражнения, забрасывали материалы в печь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
