Астрономы ссылаются на относительную многочисленность метеоров как на доказательство движения этой Земли по орбите. Профессор Дункан в «Астрономии» говорит, что после полуночи можно видеть вдвое больше метеоров, чем до полуночи. «Это потому, что во второй половине ночи мы находимся на части Земли, обращенной вперед в ее движении по орбите, и принимаем метеоры со всех направлений, в то время как в первой половине ночи мы не видели тех, которые летели Земле «в лицо»».
Бесполезно сравнивать искорки метеоров, видимые в разное время ночи, потому что разумеется, вскоре после полуночи их видно в темноте больше, чем в вечерних сумерках. Так что профессор Дункан учит, что когда метеоры видны лучше, можно увидеть больше метеоров. Эту премудрость мы не решимся оспаривать.
Сообщения о больших метеорах, наблюдавшихся в Англии в 1926 году — см. «Nature», «Observatory», «English Mechanic», — восемнадцать были замечены до полуночи и ни одного — после. Все другие известные мне сообщения противоречат представлению, что эта Земля движется по орбите. Например, см. каталог метеоров и метеоритов Британской научной ассоциации (1860): 51 — после полуночи (от полуночи до полудня); 46 — до полуночи. У меня имеются отчеты о наблюдениях за 125 лет, в которых преобладание вечерних метеоров настолько велико, что если придавать им какое-то значение, придется сделать вывод, что Земля пятится задом наперед или крутится не в ту сторону Конечно, я отмечаю, что о крупных метеорах чаще сообщают до полуночи, потому что, хотя после полуночи не спят многие, они редко сообщают о метеорах. Но профессор Дункан сделал заявление, основанное на документах, и я проверяю его, сверяясь с документами. Скажем, 1925 год — метеоры во Франции и в Англии — 14 до полуночи, 3 после полуночи. Сведения за этот год у меня не полны, но меня интересует пропорция. Большая часть крупных метеоров в 1930 году замечена до полуночи.
Независимо от судьбы заявления профессора Дункана я сделаю собственное заявление, а именно: что пока никто не интересуется и не проверяет того, что нам говорят астрономы, они вольны говорить нам все, что им вздумается. Их система основана на хитроумном сочетании расплывчатых утверждений, проверить которые невозможно, с теми, которых никто обычно не трудится проверять. Но по меньшей мере один раз их всерьез проверили.
24 января 1925 года — волнение в Нью-Йорке.
Иностранцы убеждены, что такое волнение поднимается в Америке только тогда, когда кто-то открывает новый способ делать деньги.
Это было утро солнечного затмения, над частью Нью-Йорка — полного.
Все открытые площадки Центрального парка были забиты толпой, до линии, сколь возможно точно, 83-й улицы. В воз-Духе кружили самолеты с наблюдателями. В Куганс-блафф болтали о науке. Больницы позаботились о том, чтобы пациенты могли полюбоваться затмением. Дело не сулило никому ни доллара, так что в Англии и во Франции этому поверят не больше, чем большей части других сообщений. На Пятой авеню полицейский суд вкупе с городским и с полным составом адвокатов, копов и судебных исполнителей вышел на крышу здания. В Бруклине Коммерческая палата забросила дела импорта-экспорта и высыпала на крышу. Я не говорю, что глазели все до одного. Я не верю в полное единообразие. Возможно, нашлись строптивцы, которые назло всем спрятались в погреб. Но вот нью-йоркская телефонная компания докладывала, что во время затмения в их контору десять минут не поступало не единого звонка. Если уж в Нью-Йорке поднимается шумиха, то шумнее ее нигде не услышишь: но самым поразительным фактом представляется мне эта десятиминутная тишина на телефонной станции Нью-Йорка.
Вдоль линии 83-й улицы, которая ограничивала точно предсказанный астрономами участок полного затмения, и южнее и севернее ее, разместились 149 наблюдателей, высланных городскими осветительными компаниями, чтобы доложить о световых эффектах. С ними были фотографы.
В Петропавловске-Камчатском и в Качапойас в Перу затмение проходят, как положено, и все астрономические труды повествуют о точности астрономов, рассчитавших все до минуты. Но дело было в Нью-Йорке. В дело вмешался Куганс-блафф. На крышах стояли судьи, копы и стрелки, и телефоны умолкли. И нашлось 149 опытных наблюдателей, не принадлежавших к астрономическому сословию. И с ними были фотографы.
Было время, астрономы преуспевали. Но с тех пор, как они заговорили о великой точности своих измерений, различающих монетку за сотни миль, мне приходит на ум не пятидесятицентовик, а «чертово колесо». Они ошиблись в своих предсказаниях на четыре секунды.
И 149 опытных наблюдателей от осветительных компаний доложили, что астрономы ошиблись в расстоянии на три четверти мили.
То был день великой проверки.
Если Солнце и планеты составляют систему, которая невероятно удалена от всего прочего в мире, что управляет их движением и почему в механизме не кончается завод? Астрономы уверяют, что планеты продолжают двигаться и вся система не останавливается, потому что космос пуст и там нет «абсолютно» ничего, что препятствовало бы движению тел. См. «Земля и звезды» Эббота. Так писали астрономы в своих книгах. Потом они позабыли, что писали. Потом, когда объяснить потребовалось что-то другое, они рассказали другую историю.
Они объяснили зодиакальное свечение в терминах огромных скоплений материи в космосе. В главах, посвященных метеорам, они толкуют о миллионах тонн метеоритной пыли, ежегодно просыпающихся на эту Землю. Эббот говорит, что космос «абсолютно» пуст. Болл, например, объясняет сокращение орбиты кометы Энке трением с огромным количеством космической материи. Не знаю, удовлетворят ли кого-нибудь, кроме нас самих, наши представления, но сравните их с историями о совершенной пустоте, наполненной материей.
Существует тенденция к упорядоченности. Кристаллы, цветы и крылья бабочек. Люди, пропорционально их цивилизованности, выстраиваются упорядоченно или движутся по орбитам. Всюду, где нет тенденции к беспорядку, есть тенденция к упорядоченности. Вот прекрасный образчик моей персональной мудрости. Нечто всегда таково, кроме случаев, когда оно не таково.
Если не в терминах гравитации, то в терминах этой тенденции к упорядоченности, периодичность небесной механики поддается объяснению. Почему механизм, каким астрономы считают Солнечную систему, не останавливается?
Астрономы говорят: потому, что он не встречает сопротивления сопротивляющейся среды.
Почему не останавливается сердце? По крайней мере, долго не останавливается?
Оно лишь часть и, будучи частью, поддерживается тем, что можно расценивать как целое. Если мы представим так называемую Солнечную систему не как практически изолированное, независимое образование, отделенное от звезд триллионами миль, но как часть того, что можно рассматривать как целостный организм в звездной скорлупе, нам представится, что она продолжает работать как часть живого целого, как продолжает работать сердце меньшего организма.
Почему не кончается завод у системы астрономов, или их систематической доктрины, или почему его хватило так надолго? Потому что это — лишь часть большей организации, которая поддерживает его, питая дотациями, вкладами и разнообразными фондами.
Нам противостоит система антикварных мыслей, озабоченных большей частью немыслимым. Она поддерживается приборами, которым верят, когда они показывают то, что должны показывать. Ядро системы — падение поднимающейся Луны. Ее простейшая задача — сказочная теорема, пригодная для великовозрастных детей, но слишком причудливая для взрослых реалистов. Ее престиж покоится на ее предсказаниях. Мы заметили, что одно из них промахнулось на три четверти мили.
Ньютонизм уже не достаточен. Он слишком многого не может объяснить.
И пришел Эйнштейн.
Если и эйнштейнизм тоже окажется неудовлетворительным, остается место для наших представлений.
Сообщения о затмениях, при которых звезды не смещались согласно теории Эйнштейна, см. указатель «Nature» (вып. 104 и 105). Смещение линий спектра — см. отчеты астрономов, которые с ним не согласны. Сдвиг перигелия орбиты Меркурия Эйнштейн вычислял, не зная, к чему относятся его вычисления. Никому не известно, каков ее эксцентриситет. См. отчеты о прохождении Меркурия. Ни ньютонианцы, ни эйнштейнианцы не дали верных предсказаний. См. лондонскую «Times» (17 и 25 апреля 1923 года). Здесь сэр Дж. Лармор показывает, что если эйнштейновские предсказания световых явлений при затмениях были достоверны, они опровергают его теорию — что, хотя профессор Эйнштейн был бы великим математиком, будь в нашем существовании возможно, чтобы нечто было чем-то, но относительность настолько против него, что он лишь относительно великий математик и делает в своих расчетах грубые ошибки, ошибочно удваивая некоторые эффекты.
