Я подобрал дом, наладил нашу собственную радиосвязь, а потом мотался между артиллерийской позицией, НП и своим помещением для постоя.
Тем временем сторожевая застава вошла в контакт с противником. Наблюдатель отбил пару мелких атак с помощью артиллерийской батареи, одновременно сбивая с толку противника относительно расположения новой линии обороны. Он также подсчитывал его численность по длинным, идущим маршем колоннам, которые приближались по разным дорогам, и наступающие подразделения осторожно и с оглядкой входили в деревни.
Сторожевая застава вышла из боя. Второй акт начался с нашего артобстрела. Загорелась первая деревня, вслед за ней заполыхали и остальные. Но мы не играли в эту игру до одурения. Достаточно было того, чтобы противник на какое-то время отложил развертывание своих войск. Приказ сменить позицию пришел в начале второй половины дня. Мы свернулись и отправились.
Мы еще смогли благополучно пересечь открытый склон холма. Однако теперь шли в одиночестве и на малом расстоянии друг от друга. Вскоре выбрались на другую дорогу, ведущую в обратном направлении; воспользоваться бродом через Днепр уже было нельзя. Небо было ясно-голубым, сильно припекало солнце. Началось обильное таяние снегов. Снег стал мокрым, и потоки талой воды переливались через дороги. Нам пришлось преодолеть несколько грязных оврагов. Дважды лошадь и повозка соскальзывали под уклон. Федор дышал как паровоз. Приходилось несколько раз давать ему передохнуть. С полком в последний раз поддерживалась радиосвязь. Когда, пройдя многими окольными путями, мы наконец достигли "автострады", несколько часов было темно и наша часть уже давно прошла.
Я поехал вперед на грузовике, надеясь нагнать их, но было слишком поздно. В полночь я решил остановиться в Ч., потому что ночной марш в неизвестность - сомнительное предприятие в этой стране. К тому же мы очень устали. Несмотря на ветер и холод, Йон почти валился с места возницы. Его лицо напоминало маску, оно было искажено от усилий, прилагаемых к тому, чтобы не заснуть. Мы добрались до ближайшей приготовленной позиции. Там нашли стойло для коня и помещение для нас самих у печки, вместе с несколькими ребятами из пехоты.
Я достал гитару. Освещенные светом огня лица образовывали светлый круг вместе с фигурами людей, усевшихся тесным кружком.
На следующий день мы продолжили марш. Добрались до великой "автострады". Наши ноги были непривычны к булыжникам, и им было больно. Но повозки катились легко. Несмотря на холод и скорость, с которой мы двигались, усталость вновь овладела нами, подобно наркозу. Иногда впереди мы видели прожектора, или парашютные ракеты, или взрывы бомб. В паузах между этими картинами был только ветер темной равнины, цокот копыт и грохот колес.
Когда небо на востоке стало зеленеть, мы свернули с дороги и вошли в деревню, которой предстояло стать нашей новой диспозицией. Прошлым утром прошли двадцать километров, пытаясь догнать отделение, теперь мы преодолели семьдесят. Между нами говоря, этого было вполне достаточно. Мы не возражали, если деревня состоит из жалких лачуг с клопами. Нам было все равно, будет ли она переполнена или нет, лишь бы там нашлось место приткнуться где-нибудь. Я взял свой ранец и одеяла и медленно направился в сторону красного солнца, к дому, где находилась наша штаб-квартира.
14 марта мы прошлись вдоль нашего нового рубежа, рубежа, который следовало удерживать. Его хорошо подготовили. Почти завершено строительство блиндажей, и изучена местность. Это жалкий участок земли, не выделяющийся ничем примечательным. Но за этой линией деревни сожжены и врагу будет не очень-то уютно на оставленной нами территории. Наша собственная позиция хороша по сравнению с той, что досталась ему.
День за днем мы были на открытом воздухе под ослепительными лучами солнца, проходя через замерзшие поля, над которыми поднимаются № первые жаворонки. Мы не рассчитываем на боевой контакт с противником до восемнадцати.
В девять я надел свой шерстяной шлем, обмотал шарфом лицо, а на руки надел перчатки. Клопы падают с потолка прямо на шею. Они попадают на стол, коричневые и голодные, а в следующую минуту уже гуляют по кистям ваших рук. Лейтенант О. пронзает их иглой и держит над пламенем свечи, с отвращением кривя верхнюю губу. Потолок оклеен подборкой прошлогодних иллюстрированных газет вместе с отдельными номерами русских газет и оторванными полосами от обоев. Тут и едущий на нас автомобиль фюрера, и угрожающий нам Сталин с квадратной головой, улыбающиеся женщины и атакующие солдаты на полях сражений земли. Это как в тусклом зеркале, в котором запечатлелись все апокалиптические годы, схваченные как жуткое трупное окоченение.
Там на востоке противник атакует яростнее. Иногда шум битвы доносится сюда, и кажется, что знакомый глухой выстрел танковой пушки пробивает себе дорогу сквозь фронт. Мы нюхаем воздух и вдыхаем этот запах. Но противник пробирается через наш сектор очень медленно.
Сегодня он вошел в огневой контакт с нашими передовыми опорными пунктами, которые сдерживают его продвижение за собственно сторожевые заставы. Они там находятся, чтобы отвлечь внимание от нашего нового рубежа. Он пока еще не совсем в радиусе действия наших гаубиц, но пушки наши могут его достать, и ночью воздушный корректировщик поднимается и направляет их огонь, ориентируясь на огни лагеря русских, которые выделяются на фоне пустынной местности.
Противник не может обойтись без этих огней. В таком суровом климате без крыши над головой, все время шагая в неизвестность, постоянно без сухой обуви и сухой одежды, без поставок хлеба и с орудиями, которые не продвигаются вперед, потому что мосты взорваны и дороги разбиты немецкими колоннами. Так что приходится зажигать ночью огни, а из-за чрезмерной усталости не приходит в голову, что кто-то, как зловредное насекомое, летает в небе, направляя снаряды так, чтобы они ложились на огни.
Звезды меркнут во взметнувшемся вверх огне, заполнившем млечно-синее небо. И снова несравненный калейдоскоп цветов от огней последних из оставшихся деревень перед главным огневым рубежом. Воздух настолько неподвижен, что почти ощущаешь ужасный жар. Затем, через несколько часов, огни меркнут и исчезают в синеве ночи, придавая ей темно-красный и фиолетовый оттенки.
22 марта 1943 года мне было присвоено звание лейтенанта, которое считалось действующим с 1 марта. Еще не было уточнено мое старшинство в ранге, но в настоящий момент мне дали в подчинение отделение артиллерийской инструментальной разведки в старом полку.
В последние несколько дней противник медленно просачивается в районы, которые мы для него подготовили. Вечером 21-го роты на передовых опорных пунктах были оттянуты назад к общей линии обороны, и теперь мы начали артобстрел. Сегодня ночью впервые небольшая группа противника обошла аванпост и ринулась на наши проволочные заграждения. Они потеряли восемнадцать человек убитыми, и еще двое были взяты в плен. Постепенно фронт оживает. Вступают в бой пулеметы, минометы и противотанковые орудия противника. Наши собственные орудия заглушают все. Их грохот мощнее, чем что бы то ни было, а траектории полета снарядов направлены на цель, подобно лучам солнца, сфокусированным в линзе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
