Когда папироса выкурена до конца, я с сожалением поднимаюсь, и, ругая коров на чем свет стоит, гоню их обратно. Впрочем, мои слабости они отлично знают, и заметив, что я кончил курить и поднимаюсь, иногда и сами идут назад.
Незадолго до обеда меня одолевает могучий сон. Там же под деревом я и засыпаю. Что в это время делает стадо, мне неизвестно, но, проснувшись, я вижу всегда одну и ту же картину. Коровы, сгрудившись вокруг меня и почти касаясь мордами, грустно и тяжело вздыхают. Однако по деликатности никогда не толкают и не будят. Они отлично знают то время, когда пора идти домой. Могли бы уйти и сами, так как прорех в ограде достаточно, но, должно быть, считают, что оставлять пастуха одного неудобно.
Поспел поздний картофель. Ботва местами пожухла, но кое-где еще сочно-зеленая. Однако клубни уже крупные, с плотной кожицей и способны хорошо перезимовать. Теперь пора приступать к уборке. Первым делом скашиваю и убираю с поля зеленую ботву, а затем пускаю скот, который сделал открытие, что ботва хороша, но клубни лучше. Мордой коровы сдвигают землю и, запуская язык, вытаскивают клубни. Другие коровы этого не понимают и довольствуются ботвой. Совсем как в сказке, где мужик и медведь делят вершки и корешки.
Теперь, когда поле очищено от ботвы, пропахиваю рядки деревянной сохой с железным наконечником. Соха выворачивает крупные светлые клубни. Проехав три-четыре рядка, иду по борозде, собираю клубни в корзину и ношу их в кучи к дороге. Работаю я, разумеется, не по-хозяйски, а по-батрацки, то есть, подбираю только видные из земли клубни, а прочие оставляю в земле. Иначе говоря, работаю так, как убирают картофель в Советском Союзе повсеместно. За исключением собственных участков.
Неожиданно приезжает хозяин и в небольшом подпитии выходит из дома. Подмигнув мне, зовет с собой на скотный двор. Там, наклонясь ко мне по-заговорщицки, тихо спрашивает:
- Свинья хорошая есть?
Сам он в хлев заходить избегает, чтобы не измазать хорошо начищенные сапоги.
Быстро сообразив, в чем дело, весело отвечаю:
- Как не быть, есть, конечно.
- Тогда выводи.
Из свиного закутка вытаскиваю большого упитанного борова, весом пудов на семь. Боров идти не хочет, упирается и с визгом рвется назад. Приходится тащить за привязанную к ноге веревочку. У самых дверей хлева Иван быстро, каким-то кошачьим движением обходит свинью сзади и приставив к уху пистолет, стреляет. Боров мгновенно валится и, несколько раз дернувшись, замирает. Иван чувствует себя победителем и очень доволен:
- Вот как надо свиней бить, и не так, как их мужики режут.
На звук выстрела из дома идет огорченная старушка, но недовольство старается не показывать.
Пока идет общая возня с опаливанием и разделкой борова, хозяин меня все время отрывает от дела, на что я, разумеется, не обижаюсь. Ему очень хочется с кем-нибудь поговорить о войне, а с домашними и с соседями ему не интересно. Рассказывает он о боевых действиях и о своем участии в них, однако без хвастовства. Слушать его интересно, так как человек он наблюдательный и неплохой рассказчик. Кроме того, для меня это хороший предлог для того, чтобы отдохнуть и покурить его папирросы.
Только-только закончил уборку яровых, гороха и картофеля, как подошла уборка льна. Культура эта очень трудоемкая. Сначала лен нужно вытеребить, то есть вытаскать из земли руками, что тяжелее, чем просто скосить. Затем нужно связать маленькие снопики, а головки с семенами очесать на большом деревянном гребне. Очесанные снопы закладываю для мочки в две глубокие ямы с водой, где они дней десять мокнут, пока хозяйка, пробуя на зуб, не сочтет лен готовым. Вымоченный лен расстилаю по скошенному полю, где он с неделю сохнет и белеет. Теперь лен готов - при изломе легко отделяется костра и остается чистое волокно. Окончательно мнем лен на деревянных зубчатых вальцах на дворе у богатого или, как здесь говорят, большого соседа.
Хотя в своем хозяйстве у нас дел немало, но старушка нет-нет да и сдает меня в аренду, кое-что, вероятно, за это получая. Так, два дня подряд я работаю у большого хозяина Лудита, километрах в семи от нас. Лудит, как здесь говорят, "серый барон" - полумужик-полупомещик, один из тех, кто вытеснили из Латвии исконных немецких баронов. Вид его очень внушителен. Это высокий, белый, сдобный мужчина, преисполненный чувства собственного достоинства. Его стодвадцатигектарное хозяйство поставлено образцово. Поля отлично ухожены, все коровы большого стада чистых пород; его хозяйство специализировано на производстве элитных семян.
На земле Лудит работает и сам, и держит двух постоянных батраков и батрачку - мать моего хозяина. Когда-то и Иван у него работал, но приятных воспоминаний об этом не сохранил. Батраки у Лудита, как я успел заметить, вышколены и никакой халтуры в работе не допускают. Вероятно, поэтому он и не берет пленных и всяких случайных работников. Только на время молотьбы приглашает небогатых соседей и их батраков. Сейчас таких приглашенных у него пятеро.
Работа у Лудита тяжелая. Собственная его молотилка работает быстро и без перебоев. Сначала мы молотим клевер, а затем тяжеленные снопы семенных стрелок сахарной свеклы, выращенной на семена. Таких тяжелых снопов из семенных стрелок сахарной свеклы не бывает ни у ржи, ни у пшеницы. На подачу снопов он поэтому своих батраков не ставит. Больше достается мне. Никаких отлучек или перекуров до обеда, от обеда до полдника и до вечера не допускается. Лишних людей нет, за правильным и безостановочным ходом работы неотступно наблюдает сам.
Обед здесь короткий, и отдыха после него не полагается. Правда, дело идет к осени, когда и дни тоже короче. Кончаем работу уже в полной темноте и идем на ужин. Ужин, как и обед, плотный. Кроме того, на ужин ставится два кувшина с самогоном. Всем наливают по стопке, через некоторое время - по второй. Сосед латыш наливает вторую и мне, но как только я за нее берусь, Лудит, сидящий во главе стола, срывается с места, выхватывает у меня стопку и выливает ее обратно в кувшин. Ну что ж, может быть, по нашим понятиям недостаточно деликатно, но зато экономно. Тем более, что я работник временный, ему не сосед. Любопытно, что я совершенно не испытываю чувства обиды. По-видимому, это чувство, как, вероятно, и другие общечеловеческие, может возникать не при всех обстоятельствах и по отношению не к каждому человеку.
Глава 9.
Иван - продолжение
Зарядили осенние дожди, а работать приходится много. Все нужно убрать до зимы. Хожу весь день мокрый и с мокрыми ногами. А ночью в сене сплю, как в согревающем компрессе. Все это, конечно, не поднимает настроения, и я злой, как черт. Достается от меня и животным, за которых меня потом мучает совесть, и хозяйке. Ругаю ее всякими словами, заимствованными из лагерного лексикона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
