Концепт «Бог» является многослойной, многогранной когнитивной структурой: он включает образы (ментальные картинки) разных субъектов повествования. Таким образом, в подвижной, динамической системе художественного концепта взаимодействуют представления землян (Антона-Руматы, дона Кондора) и арканарцев (Киры, Будаха, Араты, Уно, Рэбы), и создается «калейдоскопический» концепт (в нем совмещаются образы бога, которые в чем-то несовместимы, оппозитивны, столкновение указанных смыслов поддерживает внутренний конфликт и способствует движению, развитию сюжета).
Высказывания, принадлежащие жителям Арканара, можно разделить на две группы: принадлежащие положительным героям, на которых в той или иной мере распространяется категория «божественного» (маленький слуга Руматы, Арата, Кира, Будах, книгочеи, те, кто вынужден бежать и спасаться), и отрицательным героям (дон Рэба, серые штурмовики, обыватели).
Интересно, что для всех героев-арканарцев характерна одна общая черта: они проецируют себя, свои стремления и понимание этого мира на образ Бога, его представление. Например, в речи маленького слуги Руматы, Уно, встречается выражение рай ДЛЯ БЛАГОРОДНЫХ, т. е. рай для благородных и рай для простых смертных разный, таким образом, социальное разделение переносится с земной реальности на небесную, божественную.
Для Араты Красивого Бог — это прежде всего сила, Бог Всемогущий, поскольку по своей природе Арата — профессиональный бунтовщик, мятежник. Каждый разговор с Руматой он сводил к одному: бог, раз уж ты существуешь, дай мне свою силу, ибо это лучшее, что ты можешь дать. Когда-то он думал, что одной свободы достаточно, чтобы уподобить РАБА БОГУ. Теперь он в Арканаре, чтобы они (арканарский люд) били тех кого надо, а не друг друга и всех подряд. Арата просит молнии, чтобы выжечь РАЗЗОЛОЧЕННЫХ ИДОЛОВ, сидящих за крепостными стенами: здесь видно противопоставление Бога как идеала и РАЗЗОЛОЧЕННЫХ ИДОЛОВ как знака фальшивости принятых в обществе стереотипов. По представлению Араты, боги живут за небесной твердью и раз уж они пришли в его мир, они не должны быть безучастными. Уходите отсюда, дон Румата, вернитесь к себе на небо и никогда больше не приходите. Либо дайте нам ваши молнии, или хотя бы вашу железную птицу, или хотя бы просто обнажите ваши мечи и встаньте во главе нас.
Для Будаха определяющим признаком Бога является признак «творец»: Взгляните, например, как устроено наше ОБЩЕСТВО. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Чему еще меняться в этом отточенном КРИСТАЛЛЕ, вышедшем из рук НЕБЕСНОГО ЮВЕЛИРА, актуализируется признак «бог — создатель человека и человеческого общества», «совершенство созданного богом». В разговоре с Руматой Будах, перебирая различные сценарии участия бога в земных делах — дать вволю хлеба и одежды, кров каждому, сняв тем самым различия между людьми, далее наказать жестоких, обижающих беззащитных, сделать так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга, наконец, дать людям все постепенно — и с помощью Руматы понимая ущербность каждого пути и не найдя выхода, говорит: Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или, еще лучше (выделено нами — В. Р.), оставь нас и дай нам идти своей дорогой. Идея невмешательства для Будаха — вынужденная, поскольку он не может предложить конкретного пути исправления человечества.
В лице Араты и Будаха можно видеть две противоположные позиции относительно вмешательства и невмешательства в «мирскую» жизнь. В тексте идет полемика между разными позициями. Главный герой также не удовлетворяется ролью наблюдателя и в приведенном ниже контексте ясно слышен сарказм, ведь у Руматы вечности нет: Останемся ГУМАННЫМИ, всех ПРОСТИМ и будем СПОКОЙНЫ, как БОГИ. Пусть они режут и ОСКВЕРНЯЮТ, мы будем СПОКОЙНЫ, как БОГИ. БОГАМ спешить некуда, у них впереди ВЕЧНОСТЬ. Осмысление образа бога (роли бога) и для арканарцев, и для землян связано с решением ключевой проблемы: какова должна быть степень вмешательства-невмешательства землян-богов в жизнь Арканара. Это главная проблема, над которой бьется герой и которая предлагается читателю.
Кира, как и другие персонажи, проецирует образ Бога на Румату. Ты словно архангел, — говорит она ему. Она думает: «Я не знаю, может быть ты дьявол, или сын бога, или человек из сказочных заморских стран, но если ты не вернешься, я умру», актуализируются смыслы «высшее существо», «непохожий на других». После прочтения романа о любви принца и варварки Кира говорит: Она была совсем дикая и думала, что он БОГ, имея в виду и себя с Руматой и тем самым как бы распределяя роли между ними. В глазах Киры Румата выделяется своей явной непохожестью на других, он не такой, как все: сильный, добрый, гуманный.
Что касается дона Рэбы, то сложно сказать, есть ли у него вообще какие-либо представления о Боге. Вокруг этого персонажа собирается все серое, грязное, животное, то, что по своим признакам противостоит Богу. В его представлении Румата — это не Бог, а совсем даже наоборот: я даже не пытаюсь заглянуть в ПРОПАСТЬ, которая вас ИЗВЕРГЛА, представление о пропасти устойчиво связано с преисподней и ее хозяином. В представлении дона Рэбы Румата наделен сверхчеловеческими способностями, даже золото у него слишком чистое, чтобы быть изготовленным руками человека. Стоит заметить, что в Арканаре все перевернуто с ног на голову, монахи Святого ордена устраивают резню, а Рэба оказывается в финале епископом. А Румата, исповедующий другие, непонятные для Рэбы, принципы, становится для него врагом рода человеческого.
Таким образом, для арканарцев земляне — это боги. Они наделены способностями, превосходящими человеческие, в том числе обладают силой, они исповедуют другие принципы, другую мораль, которую не принимает в своей массе мир Арканара. Разные взгляды у арканарцев на вмешательство богов в земную жизнь.
Рассмотрим теперь дискурс землян, в котором актуализируются, с одной стороны, представления о боге, с другой — рефлексия героев, точнее главного героя, на избранную роль, а бог осознается именно как роль, что мы покажем в дальнейшем.
Герой, «примеряя» роль бога, постоянно рефлексирует, оценивает себя с позиций этой роли. Авторы используют представления о боге в наивной картине мира для того, чтобы создать образ Бога и транспонировать какие-то его характеристики на человека, то есть категория бога в тексте игровая.
Во-первых, здесь выделяются контексты, выражающие неестественность роли и происходящего вообще, с помощью такой метафоры, как театр, которая разворачиваясь и детализируясь, организует художественный образ «игры в бога». Ему вдруг приходило в голову, что разыгрывается ПРИЧУДЛИВОЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ с ним, Руматой, В ГЛАВНОЙ РОЛИ. Что вот-вот после особенно удачной его РЕПЛИКИ грянут АПЛОДИСМЕНТЫ, и ценители из Института экспериментальной истории восхищенно закричат из ЛОЖ: «Адекватно, Антон! Адекватно! Молодец, Тошка». Он даже огляделся, но не было ПЕРЕПОЛНЕННОГО ЗАЛА, были только почерневшие, замшелые стены из голых бревен, заляпанные наслоениями копоти… Хорошенькие СЦЕНЫ наблюдали сегодня на Земле. Метафора театр осложняется следующими смыслами, которые соотносятся с метафорой музей: Я уже давно не сотрудник Института (экспериментальной истории), а ЭКСПОНАТ МУЗЕЯ этого Института, и есть в музее зал, куда меня следует поместить. Вот что самое страшное — ВОЙТИ В РОЛЬ; актуальный смысл «опасность стать „серым“». Метафора музей также в следующем: Любопытнейший ЭКСПОНАТ в его КОЛЛЕКЦИИ СРЕДНЕВЕКОВЫХ МОНСТРОВ. В следующем контексте реализуется метафора игра: КАРТЫ раскрывались. Решалось, кому быть хозяином в этой ИГРЕ. В следующем контексте содержится общая оценка выбранной роли: Трудно быть БОГОМ, подумал Румата. Еще один контекст, в котором оценивается выбранная роль: Он не БОГ, сберегающий ладонями СВЕТЛЯЧКОВ РАЗУМА, а брат, помогающий брату, сын, спасающий отца. Здесь можно выявить еще одну метафорическую оппозицию. Дело в том, что, как можно видеть, интеллигенция, книгочеи связываются со светом и огнем, в связи с этим другой контекст: постоянно, то тут, то там ВСПЫХИВАЛИ и РАЗГОРАЛИСЬ в их толще (среди жителей Арканара) ОГОНЬКИ НЕИМОВЕРНО ДАЛЕКОГО И НЕИЗБЕЖНОГО БУДУЩЕГО. ВСПЫХИВАЛИ несмотря ни на что. Вспомним контексты типа глаза без ТЕНИ МЫСЛИ И ТЕПЛОТЫ, ХОЛОДНОЕ личико и проч. Таким образом, серые люди, серые мысли, серый террор связаны с представлениями о темноте и холоде, книгочеи же соотносятся со светом и теплом, ср. устойчивое выражение ученье — свет, а неученье — тьма.
